Этот бессмертный (сборник) - Желязны Роджер Джозеф - Страница 109

Рендер закрыл Яйцо и выключил его. Втолкнул агрегат в стенной шкаф, ладонью захлопнул дверцу. Лента зарегистрировала нужную последовательность.

— Садитесь, — сказал он Эриксону.

Тот сел, шея его подергивалась.

— У вас полный отзыв, — сказал Рендер, — так что мне не требуется суммировать происходящее. От меня ничего не укрылось. Я был там.

Эриксон кивнул.

— Смысл эпизода вам должен быть ясен.

Эриксон вновь кивнул и, наконец, обрел голос.

— Но это действительно было? — спросил он. — Я имею в виду, что вы конструировали сон и все время контролировали его. Я ведь не просто видел это во сне — ну, если бы нормально спал. Вы сумели собрать воедино все происшедшее для чего-то, на что хотели мне указать, верно ведь.

Рендер медленно покачал головой, стряхнул пепел в нижнее полушарие своей шарообразной пепельницы и встретился взглядом с Эриксоном.

— Это правда, что я изменил формат и модифицировал формы. Но вы наполнили их эмоциональным содержанием, продвинули их до значения символов, соответствующих вашей проблеме. Если бы сон не был действительной аналогией, он не вызвал бы такой реакции. Он был бы лишен тревожного рисунка, который зарегистрировала лента.

Вы анализировались уже много месяцев, — продолжал Рендер, — и все, что я узнал, не смогло меня убедить, что ваша боязнь быть убитым не имеет никаких физических оснований.

Эриксон уставился на него.

— Тогда какого же дьявола я так боюсь?

— Потому что, — ответил Рендер, — вам очень хотелось бы стать объектом убийства.

Эриксон улыбнулся. К нему начало возвращаться хладнокровие.

— Уверяю вас, доктор, я никогда не помышлял о самоубийстве и не имею никакого желания перестать жить. — Он закурил. Его руки дрожали.

— Когда вы пришли ко мне прошлым летом, вы уверяли, что боитесь покушения на свою жизнь. Но вы затруднялись сказать, почему кто-то хотел бы убить вас…

— А мое положение! Нельзя быть членом палаты представителей и не иметь врагов!

— Однако, — возразил Рендер, — вы, похоже, ухитрились их не заиметь. Когда вы позволили мне поговорить с вашими детективами, я узнал, что у них нет никаких данных, будто ваши опасения имеют реальные основания. Никаких.

— Они слишком близоруки — или смотрят не туда, куда надо. Видимо, они что-то пропустили.

— Боюсь, что нет.

— Почему?

— Повторяю: потому что ваши ощущения не имеют никакого реального основания. Будьте честны со мной: была ли у вас какая-нибудь информация о том, что кто-то ненавидит вас до такой степени, что хочет убить?

— Я получаю множество угрожающих писем…

— Как и все члены палаты представителей… И все письма, направленные вам в течение прошлого года, расследовались. Было установлено, что это дело рук сумасшедших. Можете ли вы предложить мне хоть одно доказательство, подтверждающее ваши заявления?

Эриксон рассматривал кончик своей сигары.

— Я пришел к вам по совету одного коллеги. Пришел к вам, чтобы вы порылись в моем мозгу и нашли там что-то, с чем дальше могли бы работать мои детективы. Может, я кого-то сильно оскорбил или неудачно применил закон, имея дело с…

— … и я ничего не нашел, — повторил Рендер, — ничего, кроме причины вашего недовольства. Сейчас, конечно, вы боитесь услышать ее и пытаетесь отвлечь меня от объяснения диагноза…

— Нет!

— Тогда слушайте. Потом можете комментировать, если хотите, но вы тратили здесь время, не желая принять то, что я предлагал вам в десятке вариантов. Теперь я хочу сказать вам прямо, в чем дело, а дальше поступайте, как знаете.

— Прекрасно…

— Во-первых, вы очень хотели бы иметь множество врагов обоего пола…

— Это смешно!

— … потому что это единственная альтернатива возможности иметь друзей…

— У меня куча друзей!

— … потому что никто не хочет, чтобы его полностью игнорировали, чтобы все были к нему равнодушны. Любовь и ненависть — высшие формы проявления человеческих отношений. Не имея любви и не в силах добиться ее, вы желаете для себя ненависти. Вы так сильно мечтали о ней, что убедили себя в ее существовании. Но это — фальшивая игра. Подлинная эмоциональная потребность, подчиняясь надуманному желанию, не приносит реального удовлетворения, а дает лишь тревогу и неудовлетворенность, потому что психика не может обмануть сама себя. Вы же ищете человеческих отношений вне себя самого. Вы закрыты. То, в чем вы нуждаетесь, вы творите из материала собственного «я». Вы — человек, крайне нуждающийся в крепких связях с другими людьми.

— Что за бред!

— Примите это заключение или откажитесь от него, — сказал Рендер. — Я бы советовал вам принять.

— Я платил вам полгода, чтобы вы обнаружили, кто хочет меня убить. А вы теперь говорите, что я все выдумал, чтобы удовлетворить свое желание иметь кого-то, кто бы меня ненавидел.

— Ненавидел бы или любил.

— Это ерунда! Я встречаю так много людей, что приходится носить в кармане записывающий аппарат и камеру на лацкане, чтобы я мог всех их запомнить…

— Я говорю не о том, что вы встречаетесь со множеством людей. Скажите, этот сон важен для вас?

Эриксон немного помолчал.

— Да, — наконец сознался он. — Очень важен. Но все равно ваша интерпретация его — абсурд. Но допустим, просто ради спора, что ваши слова справедливы. Что же я должен делать, чтобы избавиться от этих снов?

Рендер откинулся в кресле.

— Пустите вашу энергию по другому пути. Встречайтесь с некоторыми людьми не как член правительства, а просто как Джо Эриксон. Общайтесь с ними, делайте вместе то, что можете: что-нибудь не относящееся к политике — скажем, в чем-то соревнуйтесь, — и вы создадите себе несколько настоящих друзей или врагов, желательно друзей. Я все время советовал вам сделать это.

— Тогда подскажите мне еще кое-что.

— Охотно.

— Допустим, вы правы; так почему я никогда никого не любил и не испытывал ни к кому ненависти и меня никто не ненавидел? Я занимаю ответственный пост в правительстве, я все время встречаюсь с людьми. Почему же я такой… нейтральный?

К этому моменту Рендер уже наизусть знал всю карьеру Эриксона. Он мог бы процитировать Эриксону замечание Данте о тех душах, которые, не имея добродетелей, отрицают небо, а по недостатку существенных пороков отрицают также и ад. Они поднимают паруса и движутся туда, куда несет их ветер времени, без цели, не зная, к какому порту они прибьются. Такова была долгая и бесцветная карьера Эриксона, человека, который так и не обрел ни целей, ни привязанностей. Но Рендер отогнал свои истинные мысли на этот счет, потому что они не имели оперативной ценности. Он только сказал:

— В наше время все больше и больше людей оказываются в таких же обстоятельствах. Это происходит из-за растущей сложности общества и обезличивания индивидуума в социометрической ячейке. В результате даже влечение к другим особям становится вынужденным. Сейчас таких много.

Эриксон кивнул, и Рендер внутренне улыбнулся.

Иногда нужно вести дело в открытую, чтобы потом дать свое наставление, подумал он.

— У меня впечатление, что вы, может быть, и правы, — сказал Эриксон. — Иногда я и в самом деле чувствую себя, как вы только что описали, — безликой единицей…

Рендер взглянул на часы.

— Как вы будете жить дальше, выйдя отсюда, — решать, конечно, вам. Я думаю, что вы еще потратите время и останетесь на анализ подольше. Теперь мы оба знаем причину ваших жалоб. Я не могу водить вас за руку и указывать, как себя вести. Я могу подсказать, могу посочувствовать, но без глубокого зондирования психики. Свяжитесь со мной, когда почувствуете необходимость поговорить о вашей деятельности и соотнести ее с моим диагнозом.

— Я приду, — кивнул Эриксон. — Черт побери этот сон! Он захватил меня. Вы делаете их такими же живыми, как сама жизнь…

Даже еще более живыми… Наверное, я не скоро его забуду.

— Надеюсь на это.

— О’кей, доктор. — Эриксон встал и протянул руку. — Я, вероятно, вернусь через пару недель. Я сделаю честную попытку к общению. — Он ухмыльнулся при этих словах, от которых обычно хмурился. — В сущности, начну немедленно. Могу я угостить вас выпивкой внизу, за углом?