Огромное окно - Сникет Лемони - Страница 8

Ваша Тетя Жозефина».

— Ох нет, — выдохнул Клаус, кончив читать записку. Он вертел ее и так и этак, как будто думал, что прочитал неправильно, как будто в ней говорилось что-то совсем другое. — Ох нет, — повторил он уже совсем еле слышно, словно не отдавая себе отчета в том, что говорит вслух.

Не сказав ни слова, Вайолет открыла дверь в библиотеку. Бодлеры сделали шаг внутрь — и их пронизала дрожь. В комнате стоял ледяной холод, и они с одного взгляда поняли почему. Огромное окно было разбито вдребезги. Если не считать нескольких осколков, застрявших в оконной раме, громадное стекло исчезло, и вместо него зияла пустая дыра, за которой притаилась тихая чернота.

Холодный ночной воздух врывался в дыру, но, невзирая на холод, они осторожно приблизились к пустоте, зияющей на месте окна, и заглянули вниз. Там было так черно, что казалось, будто за окном нет абсолютно ничего. Вайолет, Клаус и Солнышко постояли немного и вспомнили страх, который испытали несколько дней назад на этом самом месте. Теперь они знали, что тот страх был рациональным. И пока они стояли так, прижавшись друг к другу, и всматривались в темноту, к ним пришла догадка, что они опоздали со своим планом быть начеку: они заперли конюшню, когда бедной Тети Жозефины там уже не было.

Глава пятая

«Вайолет, Клаус и Солнышко, когда вы будете читать эту записку, моя жизнь уже придет к ее концу. Моя душа оледенела, как оледенел Айг, жизнь стала нивыносимой, и я безроботно плинимаю сваю учясть. Вам, детям, не понять, чтоп отчаенная судьба сделала вдовицу такой нещасной, что превела ее к такой крайности. Но только знайте: мне так лучше. Вырражая мою последнюю волю и решение, оставляю вас троих на папечение Капитана Шэма, доброго и благородного человека. Пожалуйста, думайте обо мне хорошо несмотря на мой ужасный поступок.

Ваша Тетя Жозефина».

— Прекрати! — закричала Вайолет. — Перестань перечитывать записку вслух, Клаус! Мы уже знаем, что в ней написано.

— Я просто не могу поверить. — Клаус повертел бумагу и так и этак уже в который раз. Бодлеровские сироты с унылым видом сидели за обеденным столом, на котором все еще стояла холодная лимонная похлебка, а в душе у них нарастал ужас. Вайолет уже позвонила мистеру По и рассказала, что случилось, и, изнывавшие от тревоги, не в силах заснуть, Бодлеры всю ночь напролет ждали, когда мистер По появится с первым же паромом. Свечи почти догорели, и Клаус читал записку Тети Жозефины, пригнувшись к самому пламени.

— Что-то тут есть занятное, только никак не пойму, в чем дело.

— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась Вайолет. — Тетя Жозефина выбросилась из окна. В этом нет ничего занятного.

— «Занятное» не в смысле «забавное», а в смысле «странное». Послушай, в первой фразе она говорит: «моя жизнь уже придет к ее концу».

— И пришла. — Вайолет поежилась.

— Я не о том, — нетерпеливо сказал Клаус. — Она пишет «к ее концу». Но так не говорят. Правильно будет сказать «к своему концу». — Он схватил визитную карточку Капитана Шэма со стола. — Помните, что она сказала, когда увидела карточку? «Каждой лодке ее парус». Она сказала, что это серьезная грамматическая ошибка.

— Кто думает о грамматических ошибках, — прервала его Вайолет, — когда выпрыгивает из окна?

— А вот Тетя Жозефина думала бы, — возразил Клаус. — Грамматика — для нее было главное. Помните, она говорила, что грамматика — величайшая радость жизни?

— Но этого оказалось недостаточно, — с грустью проговорила Вайолет.

Как бы она ни любила грамматику, все равно в записке говорится, что жизнь для нее стала невыносимой.

— Но тут как раз опять ошибка, — настаивал Клаус. — Тут написано не «невыносима», а «нивыносима» — «и» вместо «е».

— Ты сам невыносимый через «е», — вспылила Вайолет.

— А ты глупая через «г»! — огрызнулся Клаус.

— Агет! — прикрикнула на них Солнышко, что означало нечто вроде: «Сейчас же перестаньте ссориться!»

Вайолет с Клаусом взглянули на младшую сестру, а потом друг на друга. Зачастую случается, что если чувствуешь себя несчастным, хочется и другого сделать несчастным. Правда, обычно это не помогает.

— Прости, Клаус, — кротко сказала Вайолет, — не ты, а наша ситуация невыносима.

— Знаю, — сокрушенно сказал Клаус, — ты тоже меня прости. Ты не глупая, Вайолет. Ты очень умная. Такая умная, что, надеюсь, сумеешь вызволить нас из этой ситуации. Тетя Жозефина выбросилась из окна и поручила нас Капитану Шэму, и я не знаю, что нам теперь делать.

— Ну, все-таки мистер По уже едет сюда, — проговорила Вайолет. — Он сказал по телефону, что будет здесь рано утром, так что ждать осталось недолго. А вдруг он нам поможет.

— Будем надеяться, — пробормотал Клаус, но при этом они с сестрой переглянулись и вздохнули. Они уже знали, что надежда на помощь мистера По весьма слаба. Когда Бодлеры жили у Графа Олафа и рассказали мистеру По о его жестоком обращении, мистер По не помог им. Когда Бодлеры жили у Дяди Монти и рассказали мистеру По о вероломстве Графа Олафа, он им тоже не помог. Поэтому было ясно, что в данном случае помощи от мистера По тоже ждать не приходится.

Одна из свечей догорела, пустив дымок, и дети вжались в стулья. Возможно, вам известно растение под названием «мухоловка», которое растет в тропиках. Верхушка у него похожа на раскрытый рот, усаженный иголочками по краям наподобие зубов. Когда муха, привлеченная ароматом цветка, садится на растение, рот постепенно закрывается и муха оказывается в ловушке. Испуганная муха жужжит и мечется там, внутри, но вырваться не может, и растение медленно-медленно растворяет ее, так что от нее ничего не остается. Когда темнота в доме сомкнулась вокруг детей, они почувствовали себя мухами. Гибельный пожар, который унес жизни их родителей, казалось, был началом ловушки, а они тогда об этом еще не знали. Они метались с места на место — дом Графа Олафа в городе, дом Дяди Монти за городом, а теперь дом Тети Жозефины, нависший над озером. Но несчастья преследовали их, все теснее и теснее стягиваясь вокруг, и сейчас им казалось, что скоро от них ничего не останется.

— Можно разорвать записку, — предложил наконец Клаус. — Тогда мистер

По не узнает о последней воле Тети Жозефины и мы не попадем в лапы к Капитану Шэму.

— Но ведь я уже рассказала мистеру По про записку, — возразила Вайолет.

— Ну, можно сделать подлог. — Клаус употребил слово, которое здесь означает «написать что-то самому и сделать вид, что написал кто-то другой». — Мы напишем все то же самое, только опустим кусок про Капитана Шэма.

— Ага! — крикнула Солнышко. Это было ее любимым словом и, в отличие от других, не требовало истолкования. Сейчас «ага» выражало, что в голову ей пришла мысль.

— Правильно! — воскликнула Вайолет. — Это Капитан Шэм! Он написал письмо, а не Тетя Жозефина!

Глаза Клауса под очками загорелись.

— Это объясняет слово «ее»!

— Это объясняет «нивыносимый» через «и»! — подхватила Вайолет.

— Лиип! — Солнышко, возможно, хотела сказать: «Капитан Шэм вытолкнул

Тетю Жозефину за окно, а потом написал записку, чтобы скрыть преступление».

— Какой ужасный поступок. — Клаус содрогнулся, представив, как Тетя Жозефина падает в озеро, которого так боялась.

— Вообразите себе, какой ужас он может сотворить с нами, — сказала Вайолет, — если не разоблачить его преступление. Прямо не могу дождаться, когда приедет мистер По и мы расскажем, что произошло.

В точности когда ожидалось, раздался звонок в дверь, и Бодлеры кинулись открывать. Вайолет, шедшая по коридору впереди, бросила задумчивый взгляд на радиатор, вспомнив, как его боялась Тетя Жозефина. Клаус шел за ней по пятам и тихонько трогал все круглые дверные ручки в память о Тете Жозефине, предупреждавшей, что они могут разлететься вдребезги. А когда они дошли до двери, Солнышко с грустью посмотрела на коврик, из-за которого, как считала Тетя Жозефина, кто-нибудь мог сломать шею.