Петр 2. Петербург (СИ) - Канаев Илья Владимирович - Страница 35

   (03/03/15)

  Вчера ночью меня лихорадило. Жутко хотелось расчесать нарыв от вакцины на руке. За окном шуршал печальный осенний дождь. Настроение было грустное. Лезли непрошенные мысли, что все мои расчёты глупые и эта дурацкая прививка меня всё-таки убьёт.

  Утром пришёл лейб-медик Лаврентий Блюментрост. Поменял повязку и успокоил, сказав, что болезнь развивается без сюрпризов. Пообещал, что к Рождеству кроме маленького шрама никакого следа от вариоляции не останется. Но потребовал ограничить беготню по городу и физические нагрузки.

  - Ваше величество, вы слишком изнуряете свой молодой организм! Где это видано, чтобы двенадцатилетний мальчик столько работал? Я настаиваю, чтобы вы прекратили свои тренировки по утрам, беготню по саду и поднятие тяжестей!

  - Но я не чувствую слабости, Лаврентий Лаврентьевич, а лихорадка уже прошла!

  - Мы все боимся и молимся за вас, Государь. Поберегите себя хотя бы ближайшую пару недель.

  В поддержку врачевателю объединились все мои воспитатели, Ваня Долгоруков и сестра Наталья. Стояли, уговаривали и укоризненно на меня глядели. Даже на лице флегматичного Левенвольде застыла какая-то неопределённая эмоция. Пришлось уступить, но с условием, что 'отдыхать' я буду в одной из комнат Коллегии иностранных дел. Здесь поблизости находится самый крупный российский архив. После того как я поручил Уложённой комиссии сосредоточиться на публикации государственных актов без особой системы, процесс работы комиссии пошёл ударными темпами. Поначалу немцы и шведы, состоявшие в комиссии, пытались что-то разобрать в текстах прошлого века, но знания русского языка им явно не хватало. В итоге основную работу вели обычные канцеляристы во главе с молодым Иваном Дивовым. Левенвольде сманил молодого писаря у ревельского губернатора Бона. Парень быстро разобрался, что я хочу получить. Вытащил из архива гору бумаг, выделил из них те, что относились к указам царя, боярской думы, сената, коллегий, приказов и канцелярий. Правительственные указы рассортировали по датам и начали печатать сборники.

  Как только выходил очередной сборник 'Законов и указов Российской империи', вся моя немногочисленная команда юристов, сосредоточенная в Уложённой комиссии, получала по экземпляру для дальнейшей работы по обобщению и упорядочиванию запутанного законодательства. Уж больно неудобно на практике будет работать с хронологической разбивкой тысяч постановлений. Юридические противоречия отслеживали юристы, а писари отслеживали разночтения рукописных актов и опубликованных. Ошибок было много, и в каждом новом выпуске сборника приходилось делать специальные дополнения по исправлениям и неточностям. Такая система серьёзно ускоряла работу, так как ждать пока глубокомысленные законоведы обсудят между собой каждую из многих тысяч бумажек, у меня не было никакого желания.

  В итоге, моё участие в этой архивной возне свелось к посиделкам в кресле у окна в окружении столов заваленных кипами бумаг под скрип перьев деловитых канцеляристов. Впрочем, всегда находился кто-то, с кем можно было поболтать: Головкин, Остерман, или сын Миниха, недавно вернувшийся с учёбы за границей и устроившийся на работу в Коллегию Иностранных дел. Двадцатилетний Сергей Миних жаждал поучаствовать в составлении сборника, но по-русски понимал плохо, особенно старые тексты. Зато оказался интересным собеседником, и я поделился с ним своим планом реформирования Сената.

  - Было бы неплохо, чтобы у каждого сенатора в помощниках появился дипломированный юрист из Уложённой комиссии. Как только мы закончим публикацию 'Законов российской империи' любой новый указ потребуется согласовывать с тем, что было принято ранее. А в этом без знающих законы людей не обойтись.

  - Да, это разумно, Пётр Алексеевич, но почему бы сенаторов самих не обучить законам?

  - Как же их учить? Они люди занятые все, не молодые и важные! Попробуй-ка таких заставить в университет ходить!

  - Тогда может быть старых сенаторов заменить на молодых и учёных?

  Миних провокационно улыбнулся. Я хмыкнул:

  - Нельзя! Они соль земли русской, представители древних могущественных родов. Совокупная их власть больше чем у царя. А вот помочь им в работе нужно.

  Я конечно лукавил насчёт незаменимости вельмож. Но мне приходится скрывать свои настоящие мысли и контролировать что и кому я могу говорить.

  - Я полагаю, нужно подготовить указ о создании должности помощника сенатора из числа тех юристов, что входят в Уложенную комиссию. Заодно не придётся тратить казну на расширение штатов Сената.

  Присутствующий рядом Яковлев с готовностью что-то записал у себя в блокноте. Полагаю, уже сегодня моя идея пойдёт по цепочке обсуждения в пределах моей канцелярии. Сначала Левенвольде и Остерман обсудят тему между собой, потом Кириллов набросает текст, Макаров сделает экспертные поправки и документ передадут в Сенат. Здесь его зачитают перед высоким собранием Степанов или Маслов. Присутствующие вставят своё веское слово и начнут прикидывать, кого из юристов могут привлечь к себе в помощники.

  Далее у меня есть план поручить сенаторам и их помощникам представлять интересы какой-нибудь губернии. Это ещё не представительная демократия, а чисто бюрократический инструмент, но он может оказаться полезным для регионов, ищущих покровителей в столице. Да и поездки на места станут регулярными, если не самих сенаторов, то хотя бы их менее родовитых помощников. А там уже и выборность этих помощников на местах не будет казаться чем-то необычным. Со временем Уложённая комиссия постепенно превратится в нижнюю палату будущего российского парламента. Почему так сложно? Дело в том, что история показала много раз, что появление полноценного независимого представительного органа всегда ведёт к дестабилизации общества. Начнётся перетягивание властного каната между мной, депутатами и правительством. Привлекут общество с помощью памфлетов и прочей пропаганды. А после этого совсем недалеко до революции. Если же я смогу полностью контролировать и доверять депутатам и сенаторам, то со временем парламентаризм даже в таком формальном виде станет для России устоявшейся традицией. В грядущие кризисные времена это может спасти страну.

   (11/03/15)

  В одном из трактиров большого села Сойкинский погост сегодня присутствовало довольно много непростого народу. На улице уже который день дождь и слякоть и все приезжие, которых каким-то случаем занесло в это село, стремились под крышу. Была здесь группа военных, судя по серым камзолам из гарнизонных войск. В сторонке расположился приезжий иностранец, куривший трубку и скучая разглядывающий посетителей. Даже двое священников сидели за одним из столов. Причём один из них был местный батюшка из Никольского храма Афанасий Артемьев. Его собеседник, важный гость из столицы, иеромонах Арсений, несмотря на воскресный день и осенний мясоед к еде почти не притрагивался. Он размышлял, почему священник, у которого он гостил уже пару дней, уговорил его сегодня пойти в кружало. Тем более что матушка, супруга Артемьева, готовит не хуже местного трактирщика.

  Вообще, вся эта поездка и события ей предшествующие были с самого начала весьма странными. Арсений после окончания Киевской духовной академии всего год проработал инквизитором Московской епархии, но уже приобрёл привычку замечать несуразности поведения окружающих. Всё началось месяц назад, когда при его участии было обнаружено логово разбойников, покушавшихся на царя. Воры были кем-то истреблены ещё до появления инквизитора со спутниками, тайная изба их сожжена. Однако Арсений вместе с местным земским комиссаром догадались, что останки этих людей принадлежат тем, кого разыскивают по всем столичным окрестностям. О важной находке Арсению пришлось потом долго и подробно рассказывать в Тайной канцелярии. В каземате Петропавловской крепости он не испытывал притеснений, но был готов к длительному заключению. По таким серьёзным делам, как нападение на царя, свидетелей не щадили почти также, как и подозреваемых.