Гадкий городишко - Сникет Лемони - Страница 12

— Простите, Гектор сейчас занят. Могу я что-нибудь ему передать?

Старейшины обменялись взглядом и кивнули, отчего шляпы их словно клюнули друг дружку.

— Пожалуй, да, — ответила одна. — Если только мы можем доверить наше сообщение такой маленькой девочке.

— Сообщение очень важное, — прибавила вторая.

И тут я опять вынужден употребить выражение «гром среди ясного неба». Казалось бы после таинственного появления двух стихотворений Айседоры Квегмайр у подножия Дерева Невермор ни громов ни молний в городе Г.П.В. больше не будет. В конце концов молния редко ударяет в одно и то же место больше одного раза. Но бодлеровским сиротам жизнь представлялась чередой сплошных громов среди ясного неба с тех самых пор, как мистер По оглушил их в первый раз, объявив о гибели родителей. И сколько бы ударов грома они впоследствии ни испытывали, у них все равно так же кружилась голова, и так же слабели ноги, и так же гудело во всем теле при каждом новом громе среди ясного неба. Потому-то, услышав сообщение Старейшин, Бодлеры чуть не сели в Птичий Фонтан — так оно их удивило. Они уже и не ждали, что услышат когда-либо подобное сообщение, моих же ушей оно достигает лишь в самых приятных снах, а они случаются крайне редко.

— Сообщение состоит в следующем, — сказала третья представительница Совета Старейшин и так низко нагнула голову, что дети могли разглядеть каждое фетровое перышко на ее вороноподобной шляпе. — Пойман Граф Олаф.

И Бодлерам показалось, что в них опять ударила молния.

Глава шестая

Хотя слова «сделать скоропалительный вывод» просто такое выражение, а не реальное действие, это не менее опасно, чем сделать скоропалительный прыжок со скалы, или скоропалительно выпрыгнуть на рельсы впереди идущего поезда, или просто запрыгать от радости. Если прыгнуть в пропасть, вас скорее всего ждет болезненное приземление, если только внизу нет чего-нибудь смягчающего падение — например, большого количества воды или вороха папиросной бумаги. Если сделать скоропалительный прыжок перед идущим поездом, вас скорее всего ждет болезненная поездка, если только на вас нет противопоездного костюма. А прыгая от радости, можно набить себе болезненную шишку на голове, если сперва не удостовериться, что потолки над вами высокие. Но, к сожалению, жизнерадостным людям не слишком свойственна предусмотрительность. Словом, очевидно, что единственный выход во всех случаях, связанных со скоропалительностью, — либо сперва удостовериться, что прыгаешь куда надо, либо не прыгать вовсе.

Однако невозможно обойтись без болезненных ощущений, когда делаешь скоропалительный вывод, да и удостовериться, что прыгаешь куда надо, тоже невозможно, поскольку «сделать скоропалительный вывод» означает «счесть что-то правдой, хотя неизвестно, правда ли это на самом деле». Когда бодлеровские сироты услышали от трех представительниц Совета, что Граф Олаф пойман, они пришли в невероятное волнение и тут же сделали вывод, что это правда.

— Это правда, — сказала одна из Старейшин, что отнюдь не вывело детей из заблуждения, а наоборот. — Утром в городе появился мужчина с одной бровью и татуировкой в виде глаза на щиколотке.

— Значит, это Олаф, — сказала Вайолет, делая скоропалительный вывод.

— Ну разумеется, — подтвердила вторая Старейшина. — Он подходит под описание, которое дал мистер По, поэтому мы его сразу арестовали.

— Значит, это правда? — присоединился Клаус к сестре, не уступая ей в скоропалительности. — Вы и в самом деле поймали Графа Олафа?

— Ну разумеется, это правда, — с раздражением подтвердила третья Старейшина. — Мы уже связались с «Дейли пунктилио», и они напишут об этом статью. Скоро весь мир узнает, что Граф Олаф наконец пойман.

— Ур-ра! — закричала Солнышко, в свою очередь делая скоропалительный вывод.

— Совет Старейшин созывает экстренное собрание, — объявила старшая на вид женщина. Ее вороноподобная шляпа подпрыгивала от возбуждения.

— Все жители обязаны немедленно явиться в ратушу для обсуждения вопроса — что с ним делать. Все-таки существует правило номер девятнадцать тысяч восемьсот тридцать три, которое ни при каких условиях не допускает проникновения в город злодеев. За нарушение правила полагается сжигание на костре.

— Сжигание на костре?! — ужаснулась Вайолет.

— Ну да, — ответила Старейшина. — Того, кто нарушает здешние правила, мы привязываем к деревянному столбу и разводим у него под ногами костер. Я потому и предупреждала вас о количестве орехов в горячем мороженом. Было бы все-таки жаль сжигать вас на костре.

— Вы хотите сказать, что за нарушение любого правила наказание будет одно и то же? — спросил Клаус.

— Естественно, — отозвалась Старейшина. — Правило номер два четко определяет, что любого нарушившего какое-нибудь правило ждет костер. Ведь если мы не сожжем нарушителя, мы сами станем нарушителями и тогда кто-то должен будет сжечь нас. Понятно?

— Приблизительно, — ответила Вайолет, хотя, по правде говоря, ничего не поняла. И никто из Бодлеров не понял. Хотя они и относились к Графу Олафу с отвращением, им совсем не понравилась идея сжечь его на костре. Сжигание злодея на костре больше подходило бы злодею, но не птицепоклонникам.

— Но Граф Олаф не просто нарушил правило, — осторожно подбирая слова, проговорил Клаус. — Он совершил всевозможные преступления. Уместнее передать его в руки полиции, а не просто сжигать на костре.

— Как раз это можно обсудить на собрании, — согласилась старшая Старейшина, — а сейчас поспешим, не то опоздаем. Гектор, спускайся вниз.

Гектор ничего не ответил, но спустился и последовал за тремя представительницами Совета Старейшин, по-прежнему не отрывая глаз от земли. Бодлеры последовали за Гектором, и внутри у них все дрожало, пока они шли от дальнего квартала к центру, где повсюду сидели вороны, как и накануне, когда дети только прибыли в Г.П.В., у них все внутри дрожало от облегчения и радостного волнения, так как они считали, что Граф Олаф пойман, но вместе с тем дрожало от страха и нервного напряжения, так как их ужасала мысль, что его сожгут на костре. Наказание, установленное в Г.П.В. для нарушителей правил, напоминало Бодлерам о страшной гибели родителей, им не хотелось, чтобы сжигали кого бы то ни было, пусть даже самую подлую личность. Испытывать одновременно облегчение, радостное волнение, нервное напряжение и страх очень неприятно, и к тому моменту, как они дошли до ратуши, внутри у бодлеровских сирот все трепыхалось так, будто там махали крыльями вороны, те самые, которые копошились и бормотали повсюду, куда глаз хватал.

Когда в животе у человека до такой степени трепыхается, хорошо бывает устроить короткую передышку, прилечь и попить какого-нибудь шипучего напитка. Но на это не было времени. Три представительницы Совета ввели детей в зал ратуши, увешанный портретами ворон. Там царило столпотворение, что в данном случае означало «толпились Старейшины и горожане и что-то горячо обсуждали». Бодлеры обежали взглядом зал, ища Олафа, но все поле зрения заслоняли качающиеся вороноподобные шляпы.

— Пора начинать собрание! — провозгласил один из членов Совета.

— Старейшины! Займите свои места на скамье! Горожане, займите свои места на раскладных стульях!

Горожане разом замолчали и поспешили сесть, возможно опасаясь быть сожженными на костре, если они не поторопятся. Вайолет с Клаусом уселись рядом с Гектором, который по-прежнему молчал и не поднимал глаз, и посадили Солнышко к себе на колени, чтобы ей было видно.

— Гектор, проведи Капитана Люсиану и Графа на помост и начнем обсуждение, — приказал один из Старейшин, когда все расселись по местам.

— В этом нет никакой необходимости! — раздался начальственный голос откуда-то сзади. Дети обернулись и увидели Капитана Люсиану и ее широко улыбающийся из-под забрала ярко-красный рот. — Я сама могу дойти до помоста. Как-никак я — Начальник Полиции.