Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером - Страница 13

Нам вдруг приходят в голову странные, непонятные мысли. Какие-то голоса зовут нас к великим свершениям, к усердной работе, но мы пока не в силах осознать, что нам говорят, и нечто сокровенное внутри нас безуспешно пытается ответить на зов, не умея выразить себя словами.

Мы, точно дети, тянем руки к свету, в надежде постигнуть нечто неведомое. Наши мысли, подобно мыслям мальчишек из датской песенки, очень длинные и очень смутные — им конца-краю не видно.

Так и должно быть. Все мысли, выглядывающие за границы этого узкого мирка, обязаны быть невнятными и бесформенными. То, что мы можем ясно охватить взором, — это очень маленькие мысли: два плюс два — четыре, еда приятна на голодный желудок, лучше всего быть честным; а все великие мысли слишком велики для наших детских умов. Мы плохо видим сквозь туманы, клубящиеся вокруг нашего опоясанного временем островка жизни, и едва слышим слабый рокот волн далекого моря.

© Перевод О. Василенко

О кошках и собаках

Невозможно описать, как я натерпелся от них сегодня утром. Началось все с Густавуса Адольфуса. Густавус Адольфус (или коротко Густи) — отличный пес, когда бегает по полю или по городской площади, но в доме я бы держать его не советовал. Намерения у него самые благие, просто дом не по размеру: стоит Густи потянуться, и на пол падают два стула и прочая мелочь; махнет хвостом — и комната превращается в поле битвы после нашествия вражеских полчищ; зевнет — и огонь в камине гаснет.

За ужином Густи заползает под стол, тихонько там лежит, а потом вдруг встает, о чем нас оповещает внезапно оживившийся стол, который так и норовит кувыркнуться. Все отчаянно вцепляются в стол, пытаясь удержать его на месте. Густи, уверенный, что стал жертвой злобного заговора, приходит в ужас и доблестно оказывает сопротивление; в результате дело обычно кончается перевернутым столом, размазанным по полу ужином и барахтающимся клубком разъяренных мужчин и женщин.

Сегодня утром Густи вошел ко мне в своей обычной манере, то есть как торнадо в прерию, и первым делом смел хвостом со стола чашку с кофе, выплеснув содержимое прямо на меня.

Я вскочил с места со словами «…!» и стремительно направился в сторону Густи. Он опередил меня, ретировавшись к дверям, где повстречался с Элизой, несущей яйца. «Ай!» — сказала Элиза и села на пол; яйца рассредоточились по ковру, выпустив на него содержимое, а Густавус Адольфус покинул комнату. Я закричал ему вслед, строго наказав спуститься вниз и не показываться мне на глаза по крайней мере час. Густи, кажется, принял это к сведению, увернулся от кочерги и пропал из виду. Вернувшись к себе, я вытер разлитый кофе и вновь принялся за прерванный завтрак в полной уверенности, что пес ушел на улицу. Однако, заглянув в коридор чуть позже, я обнаружил Густи, сидевшего возле лестницы. Я снова приказал ему убираться, но он только лаял и прыгал вокруг меня, так что пришлось выяснять, в чем дело.

Наша крошка Титтамс, юная кошечка размером с рогалик, сидела на второй ступеньке лестницы, не давая прохода Густи. Изогнув спину, крошка рассерженно шипела и бранилась не хуже студента-медика. Надо признать, она умеет браниться. Я и сам иногда не сдержусь, но куда мне до Титтамс.

Честно говоря, только это исключительно между нами, мне бы не хотелось, чтобы ваша жена слышала мои слова, ведь женщины не понимают таких вещей, но если говорить начистоту, то я думаю, что мужчине полезно ругаться. Брань — это предохранительный клапан для дурного настроения, которое может нанести огромный вред внутренним механизмам, если не выпустить вовремя пар. Мужчина чувствует себя гораздо лучше, когда произносит что-то вроде: «Господь с вами, мой дорогой сэр! Какие небесные светила сбили вас с пути (если мне будет дозволено это сказать) и как ваша легкая ножка с такой невероятной силой опустилась прямо на мою мозоль? Неужели ваш рассудок настолько замутнен, что вы не видите, в каком направлении продвигаетесь? Ах, вы очень милый и одаренный юноша!» Ругань так же успокаивающе действует на наши раздраженные нервы, как разбивание мебели и хлопанье дверями, обычно используемые в подобных случаях, но обходится дешевле. Сквернословие для человека подобно щепотке пороха в дымоходе: время от времени полезно прочистить внутренности небольшим взрывом. Я склонен с подозрением относиться к тем, кто никогда не ругается, зато в ярости пинает табурет или с чрезмерной силой ворошит уголья в камине. Раздражение, постоянно вызываемое жизненными невзгодами, требует какого-то выхода, иначе оно начинает гноиться и отравлять организм изнутри. Мелкая досада не изгоняется наружу, а остается в нас, превращаясь в горе; маленькая обида растравляется и в парнике горьких дум вырастает в тяжкое оскорбление, в чьей ядовитой тени всходят ростки ненависти и мщения.

Бранные слова облегчают душу и потому полезны. Однажды я объяснил это своей тетушке, но она со мной не согласилась и заявила, что мне не следует питать подобные чувства.

Так я и сказал Титтамс: ей должно быть стыдно за свое поведение, ведь она же воспитана в христианской семье. Я бы, пожалуй, пропустил ругань мимо ушей, будь это старый кот, но мне невыносимо видеть крохотного котенка, подверженного сквернословию. В столь юном создании подобный порок огорчителен.

Я положил Титтамс себе в карман и вернулся к столу. Стоило мне забыть про нее на мгновение, как в следующий момент я обнаружил, что она вылезла из кармана, забралась на стол и пытается проглотить перо; затем она сунула лапку в чернильницу и разлила чернила; принялась вылизывать лапу и снова зашипела, теперь уже на меня.

Я опустил Титтамс на пол, и тут с ней затеял ссору Тим. Лучше бы он не лез не в свое дело! Воспитание котенка не его забота. Кроме того, Тим и сам хорош — этот фокстерьер двух лет от роду вмешивается во все происходящее и ведет себя словно колли преклонного возраста.

Пришла мама Титтамс, и Тим получил по носу, что доставило мне несказанное удовольствие. Я выставил всех троих за дверь, где они до сих пор выясняют отношения. А у меня повсюду разлиты чернила, и я ужасно зол: если сегодня утром еще какому-нибудь представителю кошачье-собачьего племени вздумается поиграть, то пусть лучше сразу приведет с собой представителя похоронного бюро.

Тем не менее я очень люблю кошек и собак. Они такие славные! А в качестве спутников куда лучше любого человеческого существа. Они не спорят и не ссорятся с вами; никогда не говорят о себе, но всегда выслушают, если вам хочется выговориться, и не зевают при этом от скуки. Они никогда не говорят глупостей; никогда не скажут мисс Браун, сидящей на другом конце обеденного стола, что давно заметили ее нежные чувства по отношению к мистеру Джонсу (который только что женился на мисс Робинсон). Они не принимают кузена вашей жены за ее мужа, а вас — за ее отца. Они никогда не поинтересуются у начинающего писателя (в столе которого пылятся четырнадцать трагедий, шестнадцать комедий, семь фарсов и парочка пародий), почему бы ему не написать пьесу.

Они никогда не отпускают обидных замечаний, никогда не указывают нам на наши недостатки «для нашего же блага»; не напоминают нам о прошлых глупостях и ошибках в самый неподходящий для этого момент. Они не говорят с сарказмом в голосе: «О да, вы принесете огромную пользу, если кому-нибудь все-таки понадобитесь!» Они никогда не скажут нам (как это иногда делают наши возлюбленные), что мы вовсе не так милы, как когда-то, — они не замечают в нас перемен.

Они всегда рады нас видеть и готовы быть с нами, независимо от нашего настроения: если мы счастливы, они рады; если мы задумчивы, они серьезны; а если мы печальны, то и они грустят.

«Привет! Ты весел и не прочь пошалить? Отлично, я с тобой! Видишь, я прыгаю вокруг тебя, лаю, кувыркаюсь и готов к любым забавам и проказам. Посмотри мне в глаза, если сомневаешься. Ну, чем займемся? Устроим возню в гостиной, и пропади пропадом мебель, или побегаем на свежем воздухе по лугу, вниз по холму, и погоняем соседских гусей до упаду? Э-ге-гей! Не отставай!»