Экспедиция в иномир - Снегов Сергей Александрович - Страница 40

Но повторяю, до такого понимания оставалось совершить много рейсов, а в те дни все душевные переживания, выходившие за рамки вписанных в рейсовый паспорт, казались мне психологическим излишеством, чуть ли не нарушением служебной дисциплины. Я бы соврал, если бы сказал, что размышления Ивана сколько-нибудь поколебали эту мою позицию. Но я совершил бы и просчет, отрицая, что разговор с Иваном одновременно вызвал во мне какие-то смутные сомнения, усилившиеся вскоре настолько, что я попытался рассеять их строгими предписаниями новых рейсовых назначений.

Дело в том, что Иван нашел слушателей гораздо благодарней меня. Анна Мейснер сочувствовала Ивану, даже когда остальные от него отмахивались. И она, по мере того как убийственный груз первого корабля становился все доказательней, все чаще с восторгом говорила о благородстве преследователей. В салоне горячо толковали о высоком навигационном задании, воодушевлявшем миллионы лет назад погибших астронавтов. У меня создалось впечатление, что разговоры такие как бы специально предназначались для меня, — достаточно мне было появиться в салоне, чтобы они разгорелись. Однажды я потерял терпение и поинтересовался, чего, собственно, Иван и Анна от меня добиваются. Иван промолчал. Анна воскликнула:

— Арн, неужели тебя не тянет познакомиться с благородными восьмирукими?

— Я познакомился с их трупами, Анна, и не вижу возможности продолжить дальше наше знакомство.

Хаяси высоко поднял брови над слегка раскосыми глазами. Он, естественно, не мог упустить случая поиронизировать.

— Не ожидал, чтобы капитан сверхмогущественного галактического крейсера «Икар» видел так мало возможностей в предписанном нам свободном поиске.

Я повернулся к молчаливому Михайловскому — в дискуссиях он почти всегда предпочитает отделываться сочувствием и улыбками, обращенными поочередно ко всем спорящим.

— Фома! Не сомневаюсь, ты уже проделал нужные вычисления. Сообщи, откуда и с какого отдаления стартовали оба корабля.

Михайловский объявил, что, принимая продолжительность полета в два миллиона лет, а скорость и направление считая неизменными, он рассчитал, что корабли стартовали с отдаления в три тысячи световых лет по оси от созвездия Стрельца на нас.

— Сейчас я покажу вам, какие вижу огромные возможности в свободном поиске и как эти блестящие возможности безжалостно пресекаются нашим начальством, — сказал я сердито. — Иван, ты сам передашь мою ротонограмму Мареку.

В ротонограмме я извещал Латону, что нас очень заинтересовала цивилизация восьмируких астронавтов и мы просим «добро» на поиски звездных гнездовий этой цивилизации. Как я и предполагал, Марек откликнулся категорическим отказом. Он не ограничился простым запретом, а потребовал, чтобы мы срочно демонтировали что можно с оставшегося корабля, если нельзя его целиком переместить в наш трюм, собрали остатки уничтоженного и возвращались на Латону. Это было больше того, что я ожидал. Видимо, что-то на базе случилось. Марек любил наваливать трудные задания, бесцеремонно — с улыбкой и шуточками — подстегивать нас, но, когда поиск шел, не запрещал уже начатого дела: обследование сохранившегося корабля он не прервал бы без важных причин.

Глава третья

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОПАСНИК ПЛАНЕТЫ ХАРЕНА-2

Остатки взорванного корабля легко уместились в трюме, а с целым пришлось повозиться. Марек советовал демонтировать самое важное, а остов корабля бросить в космосе. Но нам представлялось важным все, все члены экипажа понимали уникальность нашей космической находки. Гюнтер с Алексеем предложили разрезать мертвый корабль на три части. И если вы теперь, юноша, можете любоваться в Музее Космоса на Земле целехоньким внушительным сооружением со всеми его аппаратами и некрополем почти сорока генераций восьмируких звездоплавателей, то надо благодарить наших астроинженеров, сумевших расчленить огромное сооружение, практически ничего в нем не повредив.

Мы запустили рейсовые аннигиляторы пространства, когда ни одной несобранной чужой пылинки вокруг «Икара» уже не было. И Фома Михайловский перекрыл опоздание с отходом на Латону рекордом сверхсветового бега.

На Латоне Марек встретил меня так, словно мое появление снимало с его плеч невидимый тяжкий груз.

— Признавайся, Кнут Марек, ты ведь готовишь нам что-то внеплановое и довольно пакостное? — сказал я. — Сужу по твоей улыбке. Сегодня она прямо-таки обворожительна. Это меня тревожит.

— Ты угадал, Арн, — сказал Марек, и ослепительная его улыбка, столь известная по миллиардам изображений, погасла.

— У нас происшествие. Но прежде, пожалуйста, разъясни, ты не устал? Четыре года странствий… В отпуск не хочется? Зеленая земная травка, пляжи, приемы…

— Танцы, увлечения, интрижки… Перестань кривляться, Кнут Марек! Еще одно слово в этом роде, и я от восторга начну плясать на твоем столе. И не ручаюсь, что расставленные на нем роскошные безделушки уцелеют.

Он вздохнул — кажется, непритворно — и на всякий случай положил обе руки на стол: я приучил его к тому, что далеко не все мои угрозы высказываются в шутку. На огромном его столе и вправду лежало много редкостей с разведанных планет, в том числе и наши, из прежних рейсов «Икара», дары.

Поначалу рассказ Марека меня не заинтриговал. На Харене-2, населенной муравьеподобными полуразумными существами, разорвали в клочья двух землян, не только не дававших повода для зверской расправы, но, скорей, заслуживавших благодарности, инженеры Комиссии Межзвездной Помощи, они вели строительство ирригационных объектов, крайне нужных харенам. Причины трагического события непонятны. Не согласился бы я пробежать на Харену и оказать помощь бригаде растерявшихся землян? Я посоветовал Мареку послать опытного детектива: расследование убийств не входит в служебные обязанности косморазведчиков. Если «Икар» на Латону вызвали ради этого, то можно было бы не расходовать активное вещество, которое он, Марек, выдает крайне скупо.

— Ты прав, — уныло подтвердил Марек. — Нет, не об активном веществе, у нас его запасы пополнились. Но, пожалуйста, не сердись, пока я не кончу. Расследование убийства произведено. И очень опытными людьми. Но ничего не дало! Харены твердят, что убитые — «государственные опасники» — придумали же такой дикий термин! — но в чем опасность, объяснить не смогли. Боюсь, мы столкнулись с каким-то новым явлением, а кому же изучать новые явления, как не разведчикам космоса?

Я заколебался:

— Посовещаемся с экипажем, Марек.

Он удивился, и кажется, искренне, а не для вида.

— До сих пор я думал, что твои сотрудники покорно соглашаются со всем, что ты пожелаешь.

— Просто я никогда не желаю того, что им не по душе. Они покорно подчиняются лишь тому, чего сами хотят, — не без язвительности разъяснил я.

Вообще-то я понимал, что у Марека есть резон просить нас. Странная это планета — Харена-2: открыта задолго до того, как построили «Икар», но доныне космические лоции рекомендуют без особой нужды на ней не высаживаться. Я назвал харенов полуразумными, но лишь в том смысле, что их разум только частично совпадает с нашим, а во многом — нечто для нас несусветное. С таким же успехом и они могли бы назвать нас полуразумными — не следует этот точный термин путать с оскорбительным «полоумный».

Так или иначе, но я не был уверен, закономерен ли наш рейс на Харену-2. Все, что мы до сего совершали в поиске, находилось очень далеко от нового задания Марека. Я не скрыл своих сомнений от экипажа. Но все дружно согласились, что помочь нашим друзьям на Харене-2 нужно. Петр Кренстон доказывал, что задача косморазведчиков — находить и изучать все новое в космосе. И если мы пока исследовали одни физические объекты и явления, то это свидетельствует о том, что мы делаем лишь первые шаги в космическом поиске. Для чего в состав экипажа введен астросоциолог Мишель Хаяси? Чтобы распутывать загадки вроде трагедии на Харене, разве не так? Сам Хаяси довольно хладнокровно воспринял патетическое обращение Петра к нему. Он деловито посоветовал: