Тяжелая капля тщеславия - Снегов Сергей Александрович - Страница 3

Анализ предсмертного бреда Плачека не показался Рою интересным: хаотичные видения — сплетения кривых, фрагменты формул, геометрические фигуры и тела, вернее — обломки фигур и тел, валящихся одно на другое в диком беспорядке. Эксперты, расшифровавшие сумбурные картины, указывали, что больной пытался разобраться в некоторых вопросах геометрии, но знания его были скудны и решения школярски примитивны. Типичный болезненный бред, указывали эксперты.

Рой согласился с ними, когда посмотрел записи видений. Он лишь отметил для себя, что в картинах бреда удивительно одно: именно то, что все они без исключения имели математический характер.

— Бред Плачека напоминает мне говорящую лошадь, — сказал Рой Арману.

— Самым поразительным у говорящей лошади является не содержание ее слов, а тот факт, что она разговаривает. Сколько я знаю, Ричард ведь никогда не интересовался математикой?

— Не терпел математики, — подтвердил Арман. — Он говорил, что математика внушает ему отвращение. Он, конечно, знал ее в объеме, какой необходим нейрофизиологу, но этим и ограничивался.

Значительно больше заинтересовали Роя отчеты Плачека о работах его лаборатории. Они все касались микроизлучений мозговых клеток. Экранирующее действие черепа открыл не Плачек, это сделали до него, но он подробно изучил, какие именно лучи отражаются от внутренней поверхности черепной коробки и как создаются те суммарные волны, генератором которых является мозг и которые свободно уносятся в пространство. Мозг в отчетах Плачека представал хаосом излучений, клубком переплетенных волн, а череп был вроде фильтра, выпускающего наружу нечто упорядоченное.

Рою особенно понравилась теория глаз, подробно развитая Плачеком. Ричард считал их не столько органами зрения, сколько каналами, по которым мозговое излучение исторгается наружу, почти не испытывая упорядочивающего влияния черепного фильтра. Глаза — и уши тоже, но в меньшей степени — описывались как отдушины для давящих мозг излучений, как окна, сквозь которые открывается внутреннее кипение мысли. Плачек доказывал, что при помощи глаз можно обмениваться любой информацией, особенно если разговаривающих взглядами снабдить специальными усилителями.

В одном из отчетов была описана схема прибора, по глазам определяющего не только о чем думает человек, но и в какой области он специализируется, и каков объем и характер его знаний, и велики ли его возможности в избранной отрасли работы. В приложении к отчету Плачек указал, что экспертная комиссия отвергла его прибор как ненадежный. Рой покачал головой. Эксперты сразу требовали полного совершенства. Живая мысль в предложении Плачека имелась, и она характеризовала самого Плачека, его научные интересы и методы работы, а сейчас это было для Роя главным.

— Будем разговаривать с ассистентом Плачека, — сказал Рой, изучив доставленные ему материалы. — Как его зовут?

— Карл Клаусен, — ответил Арман и предупредил: — Карл человек тяжелый, несловоохотливый. Объяснения из него надо вытягивать клещами. Ричард, впрочем, говорил, что ни с кем другим ему так легко не работалось. Я не пойду с тобой. Мне тяжело в лаборатории Ричарда.

Уже после десятиминутной беседы с Клаусеном Рой понял, почему Плачеку легко работалось с ассистентом. Полный, рыхлый, неторопливый, он был из тех, кого при рождении забыли одарить железой любопытства. Он был, по-видимому, идеальным исполнителем — и не более того. Он равнодушно заверил Роя, что заботился лишь о том, чтобы точней выполнить задания Плачека, а смысла их не доискивался.

— Ричард сердился, когда его спрашивали: зачем, почему? Он мог и накричать. Очень не люблю, когда кричат.

Со стены лаборатории, над столом, глядел с портрета Плачек — весело ухмыляющаяся молодая рожица, хитрые маленькие глаза, нос такой крохотный, что даже и не замечался на лице, округлый подбородок, массивные оттопыренные уши, до того несоразмерные голове, что казались приделанными, а не своими. Плачек был уродлив, но особым, жизнерадостным, дружелюбным уродством. Одного взгляда на портрет было достаточно, чтобы понять: этот человек не скорбит о своем физическом несовершенстве. У потенциальных самоубийц, подумал Рой, лица иные.

Под портретом висел небольшой прибор — указывающая шкала с делениями от одного до ста, валик регистрирующей ленты, стрелка, бегающая по шкале, перо, небольшой экран, клавиатура настройки.

— Что это за аппарат? — спросил Рой.

— Высокочастотный измеритель таланта, — равнодушно сказал Клаусен.

Рой с удивлением обернулся к нему.

— Я не ослышался? Вы сказали — таланта?

Клаусен пожал плечами:

— Что вас удивляет? Схема элементарная. Подходите и смотрите на экран. А в это время аппарат записывает вашу энцефалохарактеристику: область интересов, глубину, широту, интенсивность…

— …мыслительных способностей?

— Чего же еще? После анализа, записанного на ленте, стрелка укажет, кто вы. Ричард применял десятибалльную систему классификации, десять оценок по десять ступенек в каждой.

На шкале Рой прочитал названия над каждым из десяти интервалов:

Дурак элементарный Дурак самодовольный Бездарь ординарная Бездарь агрессивная Середняк рядовой смирный Способность векториальная Способность общая Дарование Талант Гений

Рой засмеялся и покачал головой.

— Интересная классификация! И многие соглашались подвергнуть себя исследованию? Уже одни названия внушают страх. Слишком обширную область на шкале занимают дураки и бездари.

Клаусен невозмутимо возразил:

— Дураки к нам не ходили. Любой считал себя талантом, а то и гением. И ведь обычно не знают, что анализ уже идет, пока рассматривают прибор.

— А когда узнают результат анализа?

— Анализ сразу не раскрывается. Вас, например, уже проанализировали, а стрелка не шелохнется, пока я не включу резюмирующее устройство. В первой модели резюматора, правда, не было, от этого возникали неприятности. К Ричарду как-то пришел приятель из Института косможурналистики и пожелал проанализироваться. Мы два дня потом собирали осколки прибора. Во второй модели Ричард конструктивно учел недостатки человеческого характера.