Посол без верительных грамот - - Страница 37

— Фамилия вашего друга, если не секрет?

— Почему же секрет? Прохоров. Александр Платон Прохоров. Одолжив мне прибор, разрешением он меня не снабдил.

— И не снабдит, — важно подтвердил Дженнисон. — Сомневаюсь, чтоб у него самого было разрешение. Я говорю лишь о пунктах 14 и 15, остальные меня не касаются. Эти два пункта подписывает один президент Всемирной академии наук Боячек.

— Я в хороших отношениях с Боячеком, — заявил Генрих.

Дженнисон величественным жестом остановил его:

— Попробуйте. Но сомневаюсь. Президент, сколько знаю, не раб своих дружеских чувств. Он сказал директору нашего института Павлу Эдгару Домье, что станет мощной преградой на пути всех любопытных и даже сам не будет нас излишне беспокоить. Только в том случае, если вы понадобитесь нам для работы…

Сторож, несомненно, отлично ориентировался во всех проблемах Института специальных проблем. Разговор надо было прекращать. Генрих сделал последнюю попытку чего-то добиться.

— Не буду скрывать, друг Дженнисон, пока никто в вашем институте мной не интересовался. Но зато я очень интересуюсь одним из ваших сотрудников. Вы не могли бы передать ему маленькое сообщение от меня?

Генрих вытащил из кармана блокнот, чтобы шепнуть на листок несколько слов. Дженнисон протянул руку:

— Только для вас, друг Генрих. Такому знаменитому ученому совестно отказывать. Можете быть покойны. Через десять минут ваша словечня — он со вкусом употребил жаргонное название для записанной на пленке речи — ляжет на стол Домье, а через час ее услышит ваш Друг.

— Я бы хотел, чтобы адресат получил мою запись без посредничества директора института.

— Отпадает, — с сожалением сказал Дженнисон. — Разве вы не знаете, что наши сотрудники находятся на казарменном положении? Я не имею с ними прямого контакта. Я вижу только директора и его заместителей.

— На казарменном положении? — переспросил Генрих. — Что означает это странное выражение?

В первый раз Дженнисон был в затруднении.

— Нам объясняли… Столь диковинных старинных словечек всех не запомнить! Если разрешите, я посмотрю в своем служебном словарчике. — Он вытащил пластинку с клавиатурой и набрал какое-то слово. — Казарма, казарма, — повторил он, приставив к уху пластинку, нашептывающую объяснение. — Итак, казарма — это казенное здание, общежитие для сотрудников — служащих и рабочих, живущих в условиях особого режима, обязательного для каждого жильца. Какое удивительное название — казенное название! Вам что-либо понятно, друг Генрих?

— Всё и вполне, — объявил Генрих и удалился.

2

— Вы уверены, что он в том особняке в саду? — с сомнением спросил Генрих. — Отсутствие его мозгового излучения еще ничего не доказывает. Джок Вагнер может в эту минуту спокойно лететь на Нептун, где энцефалопаспорта принципиально не фиксируются и каждый работник планеты может назвать любую фамилию вместо родной и объявить любую легенду вместо реальной биографии. Я уж не говорю о том, что он просто умер.

Александр Прохоров, молодой, энергичный следователь Управления космоса, последовательно опроверг все предположения Генриха. Бегство на Нептун, конечно, самая простая версия, и она была проверена первой. Звездолет на Нептун отправился восемь дней назад, на нем было сто семнадцать мужчин и шестьдесят девять женщин, пожелавших остаться неизвестными. Но Джока Вагнера среди них не было. Дело в том, что его мозговые излучения прекратились за сутки до отлета корабля на Нептун.

Он мог оказаться на звездолете в качестве мертвого груза, то есть трупа. Подозрительных грузов корабль не принимал.

— Вы не допускаете мысли, что Джок мог быть доставлен на звездолет без сознания? Усыплен или оглушен… Или в анабиозе…

— Невероятно. Пока человек жив, мозг хоть и слабо, но работает. Мощные анализаторы астропорта уловили бы жизнедеятельность мозга в любом грузе, опускаемом в трюмы. Без такого контроля грузы не принимаются. И не для предотвращения преступлений, а по гораздо более элементарной причине: чтобы на другие планеты тайно не вывезли животных, на экспорт которых нет лицензии.

— Вы ничего не сказали о гипотезе, что Джок мертв?

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть ее. Тела Джока Вагнера нет, никто не сообщал о несчастье с ним.

— Кроме него самого.

— Да, кроме него самого. И это его показание — важнейшее свидетельство в пользу моей версии, что он экранирован и находится в настоящую минуту в лабораториях Института специальных проблем. Во-первых, он упоминает Домье, а Домье — директор института. И во-вторых, институт Домье — единственное на Земле учреждение, где разрешено экранирование. Дженнисон сказал вам, что сотрудники института на казарменном положении. Его сообщение совпадает с моими данными. Работники института, входя в него, обрывают все личные связи с Землей. Они пропадают для нас. Нет, друг Генрих, нет, Джок Вагнер у Домье! Генрих задумчиво проговорил:

— Версия убедительная, хотя и удивительная. Я хотел бы еще раз услышать то обращение Джока, что вызвало необходимость расследования.

— Необходимость расследования порождена исчезновением Джока, а не его письмом, — возразил следователь. — Письмо является лишь стартовой площадкой нашего розыска.

Прохоров положил листок из блокнота в настольный дешифратор.

«Риччи, важные новости, помоги, если не хочешь меня потерять — доносился из приборчика тонкий голосок Джока. Генрих часто слышал его, когда работал на Марсе с Вагнером, голос с совершенной точностью обрисовывал самого Вагнера, такого же нервного, подвижного, неуравновешенного, вспыльчивого и очень доброго. — Меня преследуют агенты Домье. Они пристают с такой чепухой, я уже хотел жаловаться, но они предупредили, что раскрытие тайны… Нет, никого, мне показалось, что вошли! Так глупо прервался отпуск, лучше бы не прилетать на Землю. В конце концов, я мог отдохнуть и в тамошних санаториях, нет, дернул же черт помчаться сюда! Риччи, дорогой, они сейчас придут, я брошу незаметно записку. Я мог бы позвонить тебе, но боюсь, что мои разговоры блокированы, и сам я блокирован, у этих негодяев такие совершенные механизмы, какие нам с тобой и не снились. Выручай, выручай, иначе погибну, это уж как пить дать! В такую неприятность влип, ты даже представить не можешь… Какое у них требование, просто дурацкие намерения, при встрече расскажу. Риччи, милый, стукни кулаком по столу поубедительней, только это поможет, но скорей, иначе полная крышка. Говорю тебе, эти сукины дети ни перед чем не остановятся. Позови на помощь братьев Васильевых, это мои друзья, и они вызволят меня, они сумеют доказать, что другие гораздо больше, чем я… Идут, идут! Риччи, помоги, кулаком покрепче…».

Запись обрывалась гневным воплем. Генрих, улыбаясь, покачал головой.

— Воображаю, в каком неистовстве Джок выкрикивал свое послание. Вы поставили в известность Риччи Варавию о письме Джока?

— Вчера послали радиограмму вслед планетолету «Изумруд», на котором Риччи улетел на Марс. Вряд ли это разъяснит ему происшествие с Джоком.

— Риччи очень взволновался, когда увидел, что Джока на планетолете нет?

— Он просто поставил нас в известность, что один из его сотрудников задерживается на Земле без объяснения причин. О каком-либо несчастье с Вагнером он и помыслить не мог. Он с досадой сказал мне по видеофону: «Напрасно вы всех красивых девушек стараетесь задержать на Земле, это мешает планомерно осваивать планеты». Он считает Вагнера человеком влюбчивым. Юбочником, так это, кажется, называлось в старину.

Генрих засмеялся:

— И не ошибается, если так считает. Но в данном случае вряд ли замешана девушка.

— Я тоже так думаю. Записка Вагнера, как я уже вам говорил, была доставлена нам после отлета «Изумруда», Джок бросил ее в ящик в такой спешке, что не успел наговорить адрес, и с ней вначале не знали, что делать. А я сразу попросил вас прийти с Роем, когда ознакомился с содержанием записки и узнал, что мозговые излучения Вагнера внезапно выпали из регистрации в Оперативном архиве…