Словарь афоризмов русских писателей - Тихонов Александр Николаевич - Страница 25

Мы тратим, пропускаем сквозь пальцы лучшие минуты, как будто их и невесть сколько в запасе. Мы обыкновенно думаем о завтрашнем дне, о будущем годе в то время, как надобно обеими руками уцепиться в чашу, налитую без края, которую протягивает жизнь, непрошеная, с обычной щедростью своей — и пить, и пить, пока чаша не перешла в другие руки. Природа долго потчевать и предлагать не любит.

Мы утратили возможность бесхитростно и просто выражать события мира физического… принимая метафору за самое дело, разделяя словами то, что соединено действительностью. Этот ложный язык приняла сама наука: оттого так трудно и запутано все, что она рассказывает. Но науке язык этот не так вреден — весь вред достается обществу.

Надо уважать книгу, надо с почтением входить в этот храм мысли.

Надобно иметь силу характера говорить и делать одно и то же.

Наука — сила; она раскрывает отношения вещей, их законы и взаимодействия.

Наука не имеет силы отрешаться от прочих элементов исторической эпохи; напротив, она есть сознательная, развитая мысль своего времени; она делит судьбы всего окружающего.

Наука одна: двух наук нет, как нет двух вселенных…

Наука открыла за видимым пределом целые миры невидимых подробностей.

Наука требует всего человека, без задних мыслей, с готовностью все отдать и в награду получить тяжелый крест трезвого знания.

Наука, выросшая вдали от жизни, за стенами аудиторий, держалась большею частию в отвлечениях, говорила свысока, языком трудным и в то же время неопределенным, которым она столько же высказывалась, сколько скрывалась…

Нельзя людей освобождать к наружной жизни больше, чем они освобождаются внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы.

Нельзя остановить ум и сказать ему: дальше не исследуй…

Несчастья приносят ужасную пользу: они поднимают душу, возвышают нас в собственных глазах.

Нет злейшего страдания, как ничего не делать.

Нет мысли, которую нельзя было бы высказать просто и ясно… Буало прав: все, что хорошо продумано, выражается ясно, и слова для выражения приходят легко.

Нет народа, вошедшего в историю, который можно было бы считать стадом животных, как нет народа, заслуживающего именоваться сонмом избранных.

Ни знание, ни мышление никогда не начинаются с полной истины — она их цель; мышление было бы не нужно, если бы были готовые истины, их нет; но развитие истины составляет ее организм, без которого она недействительна.

Ни слез о потере, ни слез ревности вытереть нельзя и не должно, но можно и должно достигнуть, чтоб они лились человечески и чтоб в них равно не было ни монашеского яда, ни дикости зверя, ни вопля уязвленного собственника.

Никакая отрасль знаний не приучает так ума к твердому, положительному шагу, к смирению перед истиной, к добросовестному труду и, что еще важнее, к добросовестному приятию последствий такими, какими они выйдут, как изучение природы…

Ничего не делается само собой, без усилий воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твердого человека страшно велика.

Ничто в свете не очищает, не облагораживает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общественный интерес.

Ничто на свете не поддерживает так сильно людей в искаженном понимании, как наш условный и до крайности неверный язык… мы словами своими мешаем понимать просто и ясно свою же мысль…

Ничто не может быть страшнее, когда в человеке виден горизонт.

Новое надобно созидать в поте лица, а старое само продолжает существовать и твердо держится на костылях привычки. Новое надобно исследовать; оно требует внутренней работы, пожертвований; старое принимается без анализа, оно готово — великое право в глазах людей; на новое смотрят с недоверием, потому что черты его юны, а к дряхлым чертам старого так привыкли, что они кажутся вечными.

Одна из главных потребностей нашего времени — обобщение истинных, дельных сведений об естествознании.

Опыт и умозрение — две необходимые, истинные, действительные степени одного и того же знания.

Победа над собой возможна и действительна, когда есть борьба; рост духа труден, как рост тела.

Под влиянием мещанства все переменилось. Рыцарская честь заменилась бухгалтерскою честностью, изящные нравы — нравами чинными, вежливость — чопорностью, гордость — обидчивостью.

Подразумеваемое слово сильно под своим флером и всегда прозрачно для того, кто хочет понимать. Обузданная мысль заключает в себе больше смысла, — в ней видно раздражение; говорить так, чтоб мысль была ясна, но чтобы слова сами приходили к читателю, это — лучший способ убеждать.

Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное; глубже опускаясь в смысл былого, раскрываем смысл будущего; глядя назад, шагаем вперед.

Полного счастья нет, полное счастье покойно, как море во время летней тишины.

Посредственность до того ненавидит все высшее, что для нее торжество — всякое падение…

Предрассудки — великая цепь, удерживающая человека в определенном, ограниченном кружку окостенелых понятий; ухо к ним привыкло, глаз присмотрелся, и нелепость, пользуясь правами давности, становится общепринятой истиной.

Призвание мышления в том и состоит, чтобы развивать вечное из временного!

Природа — царство видимого закона; она не дает себя насиловать; она представляет улики и возражения, которые отрицать невозможно: их глаз видит и ухо слышит.

Природу остановить нельзя: она — процесс, она — течение, перелив, движение, она уйдет между пальцами.

Проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры гораздо легче, чем воспитывать одного ребенка.

Прошедшее не корректурный лист, а нож гильотины: после его падения многое не срастается и не все можно поправить. Оно остается, как отлитое в металле, подобное, измененное, темное, как бронза.

Пустые ответы убивают справедливые вопросы и отводят ум от дела.

Разврат, какой бы ни был, истощает душу, оставляет крупинки яда, которые всегда будут действовать.

Разумеется, люди — эгоисты, потому что они лица; как же быть самим собою, не имея резкого сознания своей личности? Мы эгоисты и потому добиваемся независимости, благосостояния, признания наших прав, потому жаждем любви, ищем деятельности и не можем отказывать без явного противоречия в тех же правах другим.