Диктатор - Снегов Сергей Александрович - Страница 134

Гамов показал Торкину на стул против себя.

— Господин посол, мы готовы вас слушать.

И Торкин сразу завел тягомотину. Он свято держался канонов дипломатии — то самое, чего Гамов не терпел. Если бы он не принадлежал к кортезам, противникам латанов, а был нейтралом, то непременно поздравил бы господина диктатора с блестящим успехом — тайным созданием воздушного флота. Господин диктатор, конечно, не сомневается, что если бы разведка Кортезии своевременно донесла о глухо затаенных заводах Латании, то для могучей промышленности Кортезии не составило бы труда построить в короткое время флот еще мощней — и тогда в плену сегодня находились бы не члены мирной конференции в Клуре, а многие уважаемые господа, сидящие в данную минуту за данным столом.

Гамов с раздражением прервал его:

— Господин посол, кто же все-таки победил, вы или мы?

Торкин почти благодушно отозвался:

— Не победили, нет, только выиграли одно сражение. Говорю о вашем успехе, как он того заслуживает. Поверьте, Гамов, я больше всех ценю ловкость, с какой вы подготовили обманный удар. Но на обмане не выиграть войну. Промышленная мощь моей страны трижды превосходит мощь Латании. А в длительной войне решают промышленные возможности, а не ловкие обманы.

Пеано, обычно умело скрывающий свои эмоции, благостно улыбался — плохая примета для тех, с кем собирался спорить.

— Так в чем же дело, господин посол? Давайте еще разок встретимся на поле боя. Почему бы вам не пересечь океан и снова не высадиться в прекрасных гаванях Клура?

Торкин держал себя как победитель, а не как проситель.

— Нет, мы пока не будем высаживаться в Клуре. Есть иные возможности показать нашу силу. Второй город вашей страны, ваш знаменитый Забон, с трех сторон обложен, только узкая полоска соединяет его с остальной страной. И на юге и востоке с вами соседствуют государства, которые ждут лишь нашего пожелания, чтобы выступить.

Гамов проговорил с холодной насмешкой:

— Не пойму, чего вы добиваетесь? Или в связи с нашей победой над вами в Патине и Родере вы приехали требовать нашей капитуляции? Я верно понял вашу миссию?

Торкин гнул свою линию.

— Я изложил объективное состояние мировых сил, чтобы не было, так сказать, головокружения от успехов…

— Повторяю: требуете нашей капитуляции? И думаете, что если этого не достиг маршал Ваксель, то сможете добиться вы своими хвастливыми речами?

Том Торкин, хоть и был информирован о характере Гамова, прямой грубости не ожидал. Справившись с минутным замешательством, он продолжал:

— Нет, не о капитуляции… Просто — вы освобождаете всех преданных Черному суду и передаете их мне.

— Посол, кто из ваших начальников так глуп, что поручил вам выполнить столь глупое задание? Никогда не считал президента идиотом. Или он уже не властен у вас?

Посол Аментолы вдруг увидел, что миссия его провалилась и что сам он перед разверзшейся пропастью. Он судорожно отпрянул от бездны.

— Не даром, нет! Услуга за услугу — вот такое предложение. Вы освобождаете наших пленных, а мы уговариваем нордагов снять окружение Забона. Такой великий город! И какая плата — всего сто человек выпустить на свободу!

— Полуокружение, а не окружение, — поправил Гамов. — Это уже похоже на политический ход — тоже неумно, но внешне логично. Торговля союзниками ради своих интересов.

— И их интересов тоже. Среди преданных суду и нордаги — журналисты, промышленники, двое священников. С президентом Путраментом все согласовано, можете не беспокоиться.

— Не буду беспокоиться. Побеспокоюсь о другом. Ни вам, ни вашим начальникам не приходила в головы мысль, что мы и не нуждаемся в благоволении Путрамента, чтобы снять полуокружение Забона? Мы уже раз отгоняли его армию от города, отгоним опять.

Тяжкое положение создалось у толстяка Тома Торкина. Он сперва запугивал нас потенциальным могуществом своей страны, потом растерялся от грозных насмешек Гамова. А когда совершенно упал духом, вдруг замерцал свет удачи — Гамов заинтересовался сделкой: бескровное освобождение города ценой освобождения кучки пленных. Посол сделал худший ход, какой мог сделать в этой рискованной игре — снова грозил.

— Диктатор! Вы пленник иллюзий. Сумели однажды отогнать неподготовленных нордагов. Больше и не мечтайте о такой удаче. Несчастный Ваксель так их оснастил! Как раз отданных нордагам запасов не хватило маршалу, чтобы отразить ваш внезапный удар.

— Вы правы — именно этих запасов. И еще тех, которые вы бездарно расплескали по своим союзникам, так и не выступившим на помощь маршалу. Нордаги — тоже, хоть их вы оснастили лучше других. Путрамент должен был, захватив Забон, участвовать с маршалом в победном марше на нашу столицу. А что сделал?

Каждый новый ход посла был все хуже.

— Падение Забона ныне может изменить течение всей войны. И потому мое предложение…

— Да, проблему Забона надо решать, — прервал Гамов посла. — Но мы решим ее собственными средствами. Скажите, Торкин, что вам известно о вашей падчерице Жанне?

Торкин впился глазами в Гамова. У него перехватило горло. Гамов вежливо произнес:

— Вы не расслышали? Тогда повторю.

Торкин справился с растерянностью.

— Жанна уехала на конференцию в Клуре. В списке привлеченных к суду я ее не увидел. Может, она в лагере военнопленных? После благополучного завершения наших переговоров…

— Переговоры завершены. Вы не привезли умных предложений. Но сведения о вашей дочери могу дать и сейчас. Она назвалась другой фамилией. Ее зовут ныне Гармиш, Жанна Гармиш. Вам что-нибудь говорит эта фамилия?

— Это фамилия ее жениха. У меня с ней были нелады, но чтобы отказаться от моей фамилии!.. Диктатор, что ждет мою дочь?

— Казнь, — холодно сказал Гамов. — Завтра утром. Ваша падчерица открестилась от вас, но у нее хватает своих преступлений. Суду предъявлена ее поэма о подвиге мужчин, сражающихся во имя чести и геройства. Гонсалес, вы читали поэму Жанны Гармиш?

— Очень сильные стихи! — Гонсалес одобрительно кивнул. — Такие рифмы! Аллитерации, гармония и композиция — выше всех похвал! Сотни юнцов, прочитав эти строчки, побегут за оружием. Единогласно осуждена на смерть.