Все радости — завтра - Смолл Бертрис - Страница 80

— Ничего, сегодня мы еще раз будем любить друг друга, моя прекрасная Муна, — сказал он снисходительно. — Мне нравится, что ты отбросила ложную скромность и столь же ненасытна ко мне, как я к тебе.

Она тихо рассмеялась.

— Невозможно не желать тебя, мой господин, — проворковала Скай и начала дразняще гладить его по щеке.

Он поймал ее за руку и, повернув, запечатлел на ладошке горячий и влажный поцелуй.

— Ты радуешь меня, мое сокровище, и я вознагражу тебя за это. Скажи, чего тебе хочется?

Скай минуту молчала, будто в раздумье, а потом сказала:

— Мне бы хотелось вместе с Талитой посетить базары в старой части города, господин. Ведь я еще не потратила ничего из моих карманных денег с тех пор, как прибыла в Феc. Торговцы, которые приходят в гарем, приносят слишком мало товара, и я ничего не могу выбрать.

«Она просто чудо!»— с восторгом подумал Кедар, пораженный скромностью ее просьбы. Он чувствовал гордость за свое умение обращаться с этой прекрасной рабыней. Сейчас она вела себя прекрасно, и он не жалел ни минуты из потраченного на нее времени. Он хмыкнул. Как это по-женски — попросить посетить базары, и как разумно не тратить драгоценные динары на то барахло, которое приносят в гарем торговцы. Он все чаще раздумывал над тем, не пора ли сделать ее своей женой. Если бы только она забеременела.

Он взглянул на нее:

— Так ты хочешь посетить базары, Муна? Отлично мое сокровище, но вы с Талитой должны полностью скрыться от нескромных взглядов и пойдете под охраной. Я никому не позволю вольно обращаться с вами! Можете отправляться завтра.

— Спасибо, господин! — Скай обвилась вокруг него, охватив шею руками и соблазняюще прижавшись грудями к его влажной груди. Ее полураскрытые красные губы приглашали его к поцелую, и, пока он целовал ее, ее опытная рука скользнула вниз, к его орудию мужественности, и стала ласкать его, так что вскоре оно снова было готово к битве. Не разрывая объятия, она надвинулась на него, поглотив его своим жаром. Кедар вынужден был оторвать губы от ее рта, чтобы простонать от наслаждения, в то время как она диктовала ему лихорадочный ритм. Его большие руки вцепились в ее волосы, он изрыгал какие-то неразборчивые звуки, Скай охватила его за талию и, закинув ноги, обвила их вокруг него. Кедар зарычал, меняя позу, и снова опрокинул Скай на подушки, вновь обретая контроль над актом.

Ее тело более не повиновалось ей, и она могла только парить. Это чувство охватывало ее все сильнее и сильнее, пока Скай не почувствовала, что вот-вот растворится во вспышке блаженства, которое наполняло ее жилы. Он приказал ей сказать, как она стремилась к их соединению, и она, боясь того, что он остановится, повторила слова, которые он хотел услышать, как ни стыдно ей было произносить их. Блаженство разливалось по ней, словно горячее вино, и уже где-то вне пространства и времени она услышала его победный вопль. Ее последней мыслью было: надо найти Найла как можно скорее, пока не стало поздно, она должна бежать от этого страшного человека, пока он полностью не разрушил ее.

А потом, когда они тихо лежали рядом, он сказал:

— Мое сокровище, никогда еще женщина не отдавалась мне так, как ты, и все же мне этого недостаточно. Ты действуешь на меня как наркотик. Никогда ни к одной женщине я не испытывал таких чувств, как к тебе.

— Твои слова — большая честно для меня, мой повелитель, — тихо ответила Скай, сама испытала панику при мысли о том, что он влюбляется в нее и может дойти до того, что и в самом деле сделает своей женой. Для этого ему не нужно испрашивать ее согласия — в соответствии с шариатом достаточно согласия отца или опекуна невесты. Если же речь шла о рабыне, ее хозяин должен был зарегистрировать сделку у местного имама. Она успокаивала себя мыслью о том, что Осман должен был предвидеть это и не допустить. Не может же Кедар жениться на ней при живом муже — это будет катастрофа! Нет, Осман должен что-то сделать, уверяла себя Скай. Кедар же заснул, держа ее в объятиях.

На следующее утро она проснулась одна. О его существовании говорил только отпечаток головы на подушке рядом с ней. Он уже не требовал, чтобы она спала на коврике внизу, что, как сказала ей Талита, было великой честью. Этой чести не была удостоена ни одна женщина гарема, за исключением Муны и Талиты. Скай лениво раскинулась, но ее сознание лихорадочно обдумывало ситуацию. — Сегодня они с Талитой посетят базары в старом городе, и ей представится возможность выяснить, где находится резиденция принцессы Турхан. Дверь в ее комнату распахнулась.

— А, — хихикнула Талита, — ты выпросила для нас путешествие на базар, моя мудрая Муна! Ты, верно, хорошо ублажила Кедара прошлой ночью. Рано утром он пришел ко мне, улыбаясь и мурлыкая, как сытая пантера, и сказал, чтобы я сопровождала тебя. Слушай, Муна, что за секрет у тебя? Сколько лет я знаю Кедара, но никогда еще он не был так щедр. — Она показала ей набитый динарами кошелек. — И все это золотые динары, Муна! Наш господин подарил нам кошелек, полный золотых динаров, чтобы мы усладили наши сердца. Что ты делаешь с ним?

Скай села, порозовев от взгляда Талиты, бесцеремонно ощупывавшего ее нагое тело.

— Я стараюсь быть его послушной рабыней, Талита. Губы Талиты искривились в усмешке, когда Скай скромно накинула на себя шаль.

— Странная ты, Муна. Что-то в тебе есть таинственное. Наверное, это и притягивает к тебе Кедара. В любом случае спасибо, что ты захотела разделить это маленькое приключение со мной. Весь гарем будет завидовать нам. Но торопись, одевайся! Я не хочу терять даром и минуты сегодня! Я так давно не покидала этот дом, и мне очень хочется прогуляться. Талита вышла, и вбежала Зада, неся на подносе завтрак.

— Только Аллаху известно, когда еще сегодня тебе придется поесть, — волновалась она.

— Да, я ужасно голодна, — призналась Скай.

— Неудивительно, — ответила Зада, — женщины в гареме говорят, что господин Кедар ночью ни на минуту не прекращает любить женщину. Удивительно, как тебе еще удается оторвать голову от подушки. О, как они ревнуют к тебе, госпожа Муна! Говорят, что он сделает тебя женой. Они все так говорят. Я знаю, тебе это удастся! — Она поставила поднос рядом с ложем.

Скай не трудилась отвечать Заде, зная, что любые ее слова будут повторяться и перевираться, пока полностью не утратят всякий смысл. Вместо этого она сконцентрировалась на принесенной рабыней еде. Тут была многоцветная керамическая чаша фесского производства с узором белого, голубого и оранжевого цветов, полная зеленых очищенных фиг. На таком же плоском блюде лежал свежий хлеб, только что из печи, и стояла чашка с медом. Серебряный кубок с бирюзой был полон родниковой воды. Скай жадно начала есть и, закончив, встала и позволила служанке завернуть ее в газовое покрывало, чтобы дойти до бани. За ней устремились рабыни с ее излюбленными мылом и притираниями.

По мере их продвижения по гарему Зада зыркала по сторонам черными глазами. Понимая, сколько завистливых глаз устремлено на Скай, она гордо выпячивала грудь, довольная тем, что служит такой важной и прекрасной госпоже. Служанки других любимиц Кедара уже начинали приходить к ней, принося мелкие подарки и сплетни. Когда Муна станет единственной женой господина Кедара, Зада вознесется тоже. Она надменно улыбалась, думая, как ей повезло. Так они вошли в бани.

В столь раннее время баня была пуста. Их ждали только банщицы, которые знали, что госпожа Муна собирается мыться, и жаждали услужить ей. Упаси Аллах, чтобы любимица господина Кедара разгневалась. Скай молча отдалась в их руки, и, когда они закончили, она, улыбаясь, поблагодарила их и вернулась с Задой в свою комнату, чтобы одеться.

— Не увешивай меня побрякушками, как идола, — прикрикнула она, когда Зада хотела унизать браслетами ее руки, кольцами все ее пальцы и надеть сверху обруч, украшенный драгоценностями.

— Ты избранница господина Кедара, — возразила Зада.

— Я всего лишь скромная рабыня господина Кедара, — настаивала Скай. — Если ты нацепишь на меня все драгоценности, что подарил мне господин Кедар, ты привлечешь ко мне лишнее внимание, и господин будет недоволен. Кроме того, слишком роскошный вид побудит торговцев вздуть цену вдвое. Зада. Я хочу выглядеть как все женщины, в черном обычном яшмаке.