Все радости — завтра - Смолл Бертрис - Страница 70

Он положил ее на ковер и встал рядом на колени, устроив ее как можно более удобно. Потом уселся на ее бедрах и, наклонившись вперед, крепко зажал ее ноги.

— Начинай, Даган! — приказал он негру. Боль от первого удара вырвала у нее стон. Возвышавшийся над склоненной головой Кедара Даган зловеще ухмыльнулся, нанося второй ужасный удар. На этот раз Скай вскрикнула в полный голос:

— Пожалуйста, господин Кедар! Пожалуйста, перестаньте! Перестаньте!

Однако Кедар был человеком слова, и на ее нежные пятки упали третий, четвертый и пятый удары, отчего они начали гореть. Боль была столь жгучей, что Скай потеряла сознание, что было для нее единственным возможным выходом.

Она была в обмороке несколько мгновений, и ее привел в сознание мурлыкающий голос Кедара:

— Ну, мое сокровище, теперь ты знаешь, какую цену придется заплатить за непослушание, или нет?

— Да, мой господин, — едва прошептала она.

— Повтори то, чему я научил тебя прошлой ночью, моя прекрасная Муна.

Скай содрогнулась. Она отлично понимала, чего он ждет от нее, и каждая клеточка ее тела протестовала против произнесения этих слов. И все же теперь она знала: стоит ей чуть-чуть разгневать его — и он, не колеблясь, применит это ужасное наказание, которого она уже так боялась. Она перекатилась на живот, а затем встала на колени, касаясь головой пола.

— Я — рабыня моего господина Кедара, — тихо произнесла она, — я существую только ради его удовольствия.

Стоящий над ней Кедар усмехнулся, довольный ее поведением, и поднял ее, чтобы заглянуть в ее лицо.

— Ты усвоила это быстро, мое сокровище, — одобрил он ее, — и я верю, что ты станешь моей любимицей. — Он нежным движением стер слезу, текущую по ее щеке. — Ну же, моя прекрасная Муна, не о чем плакать. Я доволен тобой. — Он улыбнулся ей и потащил ее к кушетке. Она дрожала от шока, и он нежно положил ее на ложе, лег рядом и обнял ее. — Даган, принеси закуски, — распорядился он.

Скай внезапно осознала свою наготу.

— Пожалуйста, господин мой, могу ли я одеться?

— Не стыдись Дагана, мое сокровище. Для него ты ничего не значишь, а мне ты больше нравишься в этом виде. — Он нежно поцеловал ее, лаская ее груди. — Ты так прекрасна, — шептал он, — твоя кожа так чиста, так совершенна.

Эти слова она слышала много раз в течение последующих недель. Ее красота зачаровывала и поглощала его. Он занимался только ею. Он редко говорил с ней о чем-либо постороннем, его речь была речью хозяина и любовника. Дни текли монотонно. Утром она спала, днем, после бани, приходила к нему, позже уходила к себе и снова спала, купалась, ужинала одна или с Алимой, а иногда и с Османом, ожидая возвращения Кедара после делового дня вечером. Всю ночь они проводили вместе, расставаясь рано утром, когда она уходила к себе. Он был ненасытен как любовник и совершенно не похож на мужчин, которых она знала раньше. Он заботился лишь о своем наслаждении и брал ее за ночь трижды, а иногда и шесть раз. Казалось, он никогда не устанет ласкать и целовать ее.

Кедар пугал Скай. Это был человек бешеного темперамента, и она страшилась рассердить его. Угроза бастинадо оставалась реальной, и она все время боялась этого. Все же она старалась как-то заинтриговать его, чтобы не прискучить ему. Так, она обнаружила, что его чрезвычайно занимают быстрые смены ее настроения, поэтому она старалась быть то застенчивой, то, в следующий момент, дерзкой. Она поняла, что ему важна ее реакция на его любовную технику, и поэтому, даже если он был слишком стремителен, она делала вид, что он пробуждает в ней страсть. Это льстило ему, и в такие минуты он мурлыкал, как огромный кот, в образе которого она представляла его.

— Ты совершенство, — мурлыкал он ей на ухо. — Прелесть, сладкое совершенство! — Но чаще всего эти слова заставляли ее содрогаться.

Накануне отъезда в Фее комнату Скай на женской половине посетил Осман. Он чувствовал себя несколько виноватым перед ней хотя бы за то, что вокруг ее глаз появились едва заметные красные круги. Однако никогда еще он не видел такой устремленности, которая теперь появилась у нее. — Я получил весть от Гамаля, дочь моя. Он сообщает, что твой Найл еще жив.

— Слава Богу! — радостно выдохнула Скай.

— Скай, — впервые за много дней он назвал ее по имени, — мне не нравится твое влияние на Кедара. Даже если бы ты специально стремилась соблазнить его — а я знаю, что ты не стремилась, — ты не могла бы справиться лучше. Когда он приходит ко мне, то говорит только о тебе и твоей красоте. Если бы я не знал его, я решил бы, что он влюбляется в тебя, а это, дочь моя, недопустимо. Я, конечно, знал о его репутации, но, честно говоря, никогда не подозревал в нем такого темперамента. Не слишком ли сложную задачу задал я тебе?

— Ты сам это сказал. Осман. Другого выхода нет. Найл жив, и я не успокоюсь, пока не освобожу его. Разве я могу, зная, что он жив, вернуться к прежней жизни? Я могу попасть в Фее только одним путем, и я уже на этом пути. Почему ты беспокоишься? Уж не изменились ли внезапно мои звезды. Осман?

— Нет, звезды не изменились, и ты всегда достигнешь желаемого, Скай, хотя дорога будет терниста и даже ты сама не будешь знать, чего же ты хочешь на самом деле. В конце концов ты достигнешь цели. В этом звезды особенно покровительствуют тебе.

— Тогда завтра я еду в Фее, — спокойно сказала Скай.

— Он не груб с тобой? — Осман даже закраснелся от своих слов, но его и в самом деле беспокоила сложившаяся ситуация, в которой по его вине оказалась Скай. Он никогда не видел раньше, чтобы его племянник был так чем-либо увлечен, тем более женщиной. Алима же как-то сказала, что видела у Скай синяк и следы на коже, которые могли свидетельствовать, что Кедар дурно обращается с ней.

— Твой племянник чересчур темпераментен, стремясь , завоевать меня, — уклончиво ответила Скай. — Нет, бить он меня не бил, но угрожал в случае плохого поведения применить бастинадо. Он показал мне, что это такое, на примере. Он вовсе не желает портить мою кожу плетью, так что его маленький урок должен был быть предупреждением, чтобы мое поведение всегда было примерным. И я должна признаться. Осман, это испугало меня.

— Да проклянет его Аллах! Я поговорю с ним сегодня, дочь моя. — Осман рассердился, и его глаза так гневно горели, что Скай удивилась — с ней он всегда был мягок.

— Осман! — В ее голосе звучало предупреждение. — Ты не должен учить его, как обращаться с его собственностью, ты же знаешь. Ты подарил меня ему, и теперь я полностью в его воле. Сейчас Кедар, несмотря на всю его жесткость, обожает меня, но он не глупец. Он даже может начать ревновать меня, а мне бы этого не хотелось.

Осман вздохнул, соглашаясь с ней.

— Ты права, дочь моя. Я позволил своему отцовскому чувству к тебе затуманить мой рассудок. Не бойся, Скай. Что бы ни случилось, я смогу извлечь тебя из Феса, когда ты захочешь. Я не позволю тебе кончить дни в гареме моего племянника — это-то уж точно не твоя судьба!

Скай лукаво улыбнулась ему, и эта улыбка тронула его сердце — он уже много дней не видел, чтобы она улыбалась.

— Надеюсь, что нет, мой друг. Хотя я, честно говоря, мечтаю добраться до гарема Кедара: может быть, там к его услугам окажется больше женщин и он не станет так часто пользоваться мной. Ты знаешь. Осман, я никогда не думала, что от любви можно устать, но, видит Небо, я устала! Твой племянник не имеет равных по силе, он может заниматься любовью всю ночь напролет и, похоже, даже не страдает от недосыпания, как я!

Осман сочувственно покачал головой.

— Говорят, первая женщина у него была в десять лет — я сестра была в ужасе, но ее муж был доволен, что сумел зачать такого темпераментного наследника — тем более что тогда Кедар был единственным сыном.

— У него есть дети? — спросила Скай. — Он никогда не говорит о своих женщинах, да и вообще редко говорит со мной, я слышу от него только приказы.

— Хотя у него нет жены, несколько детей рабыни родили ему. Но в отличие от большинства отцов он о них не заботится. Не думаю даже, что он помнит имена, возраст и пол своих детей. Наверное, он не любит детей. — Осман решил дипломатично умолчать о том, что Кедар сказал ему о желании иметь детей от Муны. Скай не о чем было беспокоиться, пока у нее был настой от беременности. — Как твой настой? — спросил он обеспокоенно. — Хватит ли его на несколько месяцев, дочь моя?