Все радости — завтра - Смолл Бертрис - Страница 58

Она кивнула, ничего не ответив.

Немного погодя Мак-Гвайр, достав трубочку и зажав ее зубами, снова сказал:

— Найл Бурк — парень крепкий, это точно. Помню, как мы его треснули по башке наутро после вашей первой свадьбы, чтобы он был сговорчивей. Если потом голова у него и побаливала, он не жаловался.

— Если он здесь, — медленно произнесла Скай, — то хотела бы я знать, как он попал на побережье Северной Африки с пустынного пляжа в Ирландии?

— Ну, это знает ваш друг Осман, миледи Скай.

— Да, Осман… — Она снова посмотрела через гавань на белое здание на холме.

Время. Оно слишком медленно тянулось в Алжире, вспомнила Скай. Надо надеяться, что Робби поспешит. Путешествие из Бомона в Алжир было коротким, отняло всего несколько дней, но с каждым часом воспоминания о годе, проведенном в Бомоне, угасали все быстрее и быстрее, а воспоминания о Найле становились все более и более яркими. Вопросы начинали мучить ее, она сгорала от нетерпения попасть в Алжир и встретиться с Османом. Неужели это ловушка, расставленная Джамилем? Или все-таки Осман в самом деле послал за ней?

— Лучше бы вам переодеться, чтобы вы были готовы к тому времени, когда он вернется, — заметил Мак-Гвайр после долгого, или казавшегося таким, молчания.

— У меня еще есть время, — сказала она, не останавливаясь.

— Нет, миледи, времени нет. Смотрите! — И он указал на пристань. — Шлюпка сэра Роберта готовится к отплытию.

— Матерь Божья! — Скай ринулась в каюту и начала ставшими вдруг непослушными пальцами срывать свой морской костюм. Если бы она в самом деле хотела повергнуть Алжир в шок, ей следовало просто появиться на улицах города без покрывала и в костюме морского капитана. Развязав маленький тюк, так любовно упакованный Дейзи, Скай вынула роскошный кафтан бледно-лилового шелка. Вырез был вполне скромным, сам кафтан расшит лиловым стеклянным бисером, образующим полосу шириной семь сантиметров и длиной в двадцать, начинающуюся от шеи. Такая же бисерная лента охватывала каждый из широких рукавов. Накинув кафтан, она сняла простую ленту, стягивающую ее волосы, расчесала их и закрепила, чтобы они не падали на глаза, такой же лиловатой шелковой косынкой, с таким же бисерным узором, как и на кафтане.

Скай пошарила в тюке и нашла то, что было нужно, маленькую коробочку из слоновой кости, в которой — каждая в своем отделении — покоились маленькие коробочки из слоновой кости с краской и несколько щеточек. К, обратной стороне крышки коробочки было прикреплено зеркальце, так что она могла видеть себя. Она умело подвела глаза голубой краской и насурьмила ресницы. Ее губы и щеки не нуждались в пудре, так как Скай всегда цвела собственным цветом.

Закончив, она посмотрелась в зеркальце еще раз, и ее глаза расширились от удивления: на нее смотрела женщина, которая десять лет назад бежала из Алжира от наглых предложений капитана Джамиля. Это было жутко, но и ни капельки не страшно — ведь женщина в зеркале была не старше ни на один день той девятнадцатилетней, которой она тогда была. Да, пожалуй, глаза стали мудрее, овал лица изящнее, но больше никаких изменений. Скай содрогнулась и отогнала жуткое ощущение. Со щелчком захлопнулась коробочка, Скай встала, сунула ее в тюк и вышла из каюты.

Когда она поднялась на палубу, шлюпка Робби уже подошла к «Чайке». Он сам влезал на борт. Несколько секунд он стоял, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный ее превращением. Затем схватился за голову, изображая изумление.

— Как тебе это удалось?! — вымолвил он.

— У меня то же чувство, — ответила она и затем спросила:

— Ты видел Османа?

— Да, его паланкин ожидает тебя. Мы получили разрешение пришвартоваться. «Чайке» дадут лучший причал. Похоже, авторитет Османа за эти годы вырос. Половина Алжира ничего не делает без его рекомендации, и говорят, что сам Дей даже не чихнет без его совета.

— Что он тебе сказал? — умоляюще спросила она.

— Мне — ничего, Скай. Он хочет видеть тебя.

Очень скоро они пришвартовались у оживленной пристани, где были корабли со всех концов света.

Воздух был напоен ароматами, стоял невероятный шум, какофония криков на всех языках мира. К моменту швартовки Скай успела добавить к своему костюму черный шелковый яшмак — длинное покрывало, ниспадавшее с головы до ног. Ее лицо полностью скрывало лиловое шелковое покрывало, прикрепленное к капюшону яшмака. Она выглядела настоящей мусульманкой, наряженной для выхода на улицу или путешествия.

Они встали рядом с турецкой галерой, и, когда порыв ветра приподнял покрывало, открывая лицо, прикованные к верхнему ряду гребцы разразились непристойными воплями и свистом. Кое-что она разобрала, большинство слов — нет, но смысл их был однозначен. Она нахмурилась и с отвращением сказала:

— Господи, как я ненавижу эти галеры! Это отвратительно — приковывать мужчин к веслам, вместо того чтобы, благодаря разуму, использовать силу ветра и воды. Мак-Гвайр, узнайте, нет ли среди них англичан или ирландцев — они могли бы отправиться с нами на родину.

— А шотландцы или уэльсцы?

— Купите их всех, — сказала она кратко, — не важно, с какого из наших островов они попали сюда. Я не могу перенести мысли, что они погибнут в морском бою, неспособные освободиться от своих цепей!

Шон Мак-Гвайр кивнул.

— Сколько времени вы будете отсутствовать?

— Не знаю, но Робби вернется на судно сразу же, как только мы что-то узнаем. Освободите людей от вахт, насколько можно, но скажите им, что мне не нужны неприятности и я не хочу, чтобы кто-либо знал, что я в Алжире.

— На борту нет людей, которые бы вас предали, миледи, — с чувством заявил Шон Мак-Гвайр.

— И тем не менее напомните им об этом, — твердо сказала Скай.

— Есть, О'Малли, — спокойно ответил он, и она знала, что он выполнит ее приказ.

Она кивнула, выражение ее лица под покрывалом невозможно было разобрать. Она повернулась к сходням. Внизу их ожидал паланкин, и, вступив в него, Скай, казалось, вступила в прошлое, в ту жизнь, которая словно перестала существовать для нее со смертью ее мужа, великолепного Халида эль Вея. Паланкин был резным и позолоченным, занавеси из лазурно-голубого шелка, а внутри он был обтянут красным, золотым, лиловым и зеленым шелком. Подушки были из золотой парчи, Скай устроилась поудобнее, занавеси задернулись, скрывая ее. Робби была подана лошадь с роскошной попоной.

Паланкин несли восемь рабов, угольно-черных, одетых в широкие фиолетовые шаровары. Ноги с толстыми мозолями были босы, а грудь обнажена. Однако они не были покрыты маслом, что было в моде среди негров, и не носили украшенных драгоценными камнями ошейников, чтобы показать богатство хозяина.

По мере того как их процессия, покинув порт, начала подниматься по городским улицам вверх, в голове Скай стали возникать тысячи воспоминаний, пробужденные смутно различимыми сквозь газовую ткань занавесок домами, городскими звуками, запахами продуктов, разложенных на лотках торговцев. Она откинулась на подушки, и тут среди всех воспоминаний поднялось одно, наиболее яркое, — их с Халидом возвращение в Алжир после свадебного путешествия. Они были одеты в белое, а их изящные стройные охотничьи пантеры, хотя и на поводках, но все равно внушающие почтение, неслись по сторонам. Халид ехал на огромном белом жеребце, а она — на изящной золотистой кобыле с длинной белой гривой и таким же хвостом, его подарке. Скай вздохнула. Как ни проста была ее жизнь в качестве его жены, она не могла пожалеть о том, что случилось после, — Осман сказал бы, что такова ее судьба.

Осман. В ее сознании появился образ этого человека, одним своим посланием перевернувшего всю ее жизнь. Насколько она помнила, он был невысок и вообще не производил особого впечатления до тех пор, пока вам не удавалось заглянуть ему в глаза. Ибо глаза Османа видели то, что другие люди увидеть не могли. Они видели дальше сегодняшнего дня и проникали в сердце и душу. Странные, восхитительные золотисто-коричневые глаза, которые всегда смотрели на нее с такой добротой. Глядя на лысую голову и добродушное лунообразное лицо Османа, мало кто мог представить мощь, которая скрывалась за этими глазами. Халид ее видел, и он всегда был другом астролога.