Все радости — завтра - Смолл Бертрис - Страница 125

Он скатился с нее и снова перевернул на спину, затем перевернулся сам, так что его лохматая голова оказалась у ее бедер. Нежно лаская ее, он прошептал:

— Ну вот, девочка, теперь и ты можешь погладить меня. Нежная рука Скай скользила по орудию мужа, возвращая ему его ласку, и это еще больше возбуждало ее. Она вдруг поняла, что он был прав, долгие годы втолковывая ей, что торопиться некуда, — торопиться в самом деле некуда, постепенно возникающая страсть была гораздо сильнее всего того, что она когда-либо испытывала. И когда ее наслаждение, казалось, достигло пика, Адам осторожно навалился на нее и скользнул в ее тепло. Это движение было так приятно, что она простонала и плотнее прижала его к себе.

— Это как теплое пряное вино, — выдохнул он. — Такое ощущение у тебя внутри. — Некоторое время он наслаждался этим чувством, не в состоянии шевельнуться, а потом начал медленно и ритмично двигаться.

Но она уже не слышала его слов, так как его ласки унесли ее в нездешний мир сладостных экстазов, накатывающихся на нее, как волны. Когда наконец она вынырнула из этих волн, насыщенная их негой, она прошептала:

— Адам, ну почему, почему у нас так все хорошо получается?

Он тихо рассмеялся:

— Ну как же у нас может получаться иначе, если мы любим друг друга?

Любовь. Вот что неразрывно связало их. Эта связь закалилась в огне переживаний и испытаний, в страсти и боли. В Аршамбо их окружала только любовь, де Савили были дружной семьей, заботящейся друг о друге, и как жена Адама она стала одной из них. Граф настоял на том, чтобы они остались в замке до рождения ребенка. Он был тих и незаметен, но мудр, и понимал, что чем теснее связь между их семьей и Скай, тем легче она перенесет свалившуюся на нее тяжесть. Он чувствовал, что, несмотря на любовь и заботу Адама, она находится в угнетенном состоянии. Кроме того, как человек, любящий детей, он хотел, чтобы не только мать, но и ребенок оказались под защитой.

Мурроу и, как ни странно, Эван отбыли наконец в Парижский университет. Эван решил, что раз уж он оказался во Франции, нужно воспользоваться случаем, чтобы получить французское образование, как и его отец. У него не было особых способностей к учебе, как у Мурроу, но с учебой он справится, да и, учитывая положение в Ирландии, неплохо было завести знакомства во Франции.

Виллоу же нервничала из-за того, что ее любимая леди Сесили возвращается в Рен Корт без нее. Однако та была непреклонна:

— Мисс, ты не видела свою мать почти два года, и ты ей нужна. Кроме того, эта глупышка Дейзи к Новому году ждет нового ребенка, так что я буду занята по горло. Ее собственная мать слишком больна, чтобы помочь ей, ты же знаешь, Виллоу.

На самом деле Виллоу была довольна этим, но ей было стыдно показать свою радость — она так любила леди Сесили, но еще больше любила мать, и ей действительно сильно не хватало Скай все эти годы. К тому же ей очень пришлась по нраву эта милая, любящая и добрая французская семейка. Так что она с легким сердцем проводила свою вторую маму до Нанта, где она села на корабль О'Малли, идущий в Бидфорд. Простившись с Сесили, она перенесла свою привязанность на бабушку Габи, у которой училась сложному искусству — быть хозяйкой замка. Чему не могла научить ее Габи, она перенимала у своих новых кузин — Матильды Рошуар, Мари-Габриэлы, Катрин-Анриетты. Впервые у нее были близкие по возрасту подруги ее круга.

Семилетний Антуан де Савиль и его кузен Шарль Сансерр стали близкими друзьями лорда Робина, девятилетнего графа Линмутского. Эта троица, сопровождаемая сворой лохматых псов, постоянно совершала опустошительные рейды по Аршамбо, устраивала скачки, гонялась за птицами и заводила разные игры. Три негодника весьма преуспели в уклонении от советов своих наставников, так что Адаму даже пришлось пригрозить своему пасынку приличной поркой, если тот не исправится. Вскоре вся троица, пошептавшись, выяснила, что то же самое грозило каждому из них от их родственников, так что пришлось на время утихомириться.

В большой замковой детской маленькая Дейдра училась вышиванию вместе со своей лучшей подругой Антуанеттой де Савиль, а маленький лорд Патрик играл на полу в деревянных солдатиков со своими новыми кузенами Жан-Пьером, Клодом и Мишелем. За этой четверкой наблюдали несколько нянь — толстозадых, полногрудых и розовощеких крестьянок, которые просто портили детей, потакая им во всем.

Для Скай, у которой не так-то легко протекала последняя беременность, эта ситуация была идеальной. К ее удивлению, Адам наслаждался ее беременностью: стоял по утрам с тазиком у ее изголовья, когда ее тошнило, доставал все немыслимые деликатесы, чтобы потрафить ее вкусовым причудам, растирал ей суставы, которые часто доставляли ей неприятности в самые неподходящие минуты. Отчасти его восторги даже тревожили ее, она чувствовала себя виноватой перед ним — все-таки она носила не его ребенка, а ублюдка от королевского насильника. Ради него она старалась держаться и не устраивать нервических припадков, но иногда на ее лицо все-таки набегала тень. И тогда рядом были люди, которые понимали причину этого: сестры Адама всегда стремились утешить ее, как могли.

— Не надо заранее ненавидеть ребенка, Скай, — говорила Изабо. — Бедный ребенок ни в чем не виноват, он такая же жертва, как и ты.

— Я молюсь о том, чтобы он не был похож на отца, — отвечала Скай. — Иначе я не смогу скрыть отвращения.

— Подумай об Адаме, — вступала в разговор Клариса. — Ох, Скай, ты просто не представляешь, что было, когда Атенаис разорвала их помолвку! Он тогда был так молод и думал, что влюблен в нее по-настоящему. Ему было так необходимо ее понимание или хотя бы порядочность с ее стороны, а она взамен ославила его на всю округу, да еще намекала на недостаток у него мужской силы! Конечно, когда она мгновенно выскочила за старого герцога де Беврона, ей уже никто не верил — вышла бы она тогда за какого-нибудь молодца, это еще могло бы ее извинить. Но Адаму все равно было непереносимо стыдно. Ему ведь так хотелось иметь ребенка! Прошу тебя, пусть этот ребенок будет его!

Скай припомнила, что несколько девиц на Ланди претендовали на то, что у них родились дети от Адама, и тот не спешил их опровергать, практически признал отцовство, позаботившись о том, чтобы ни они, ни дети не знали нужды ни в чем. Он всегда трепетно относился к ее детям, легко принимая роль отца. Писал, например, письма мальчикам О'Флахерти в Париж, сообщая последние замковые новости, а они отвечали ему уважительно, как отчиму. Когда они вернулись из Парижа на рождественские каникулы, Скай поняла, что они по-настоящему привязаны к нему.

Даже Виллоу оттачивает на Адаме маленькие женские хитрости, постоянно советуясь с ним обо всем. Когда на Новый год он подарил ей нитку золотистого жемчуга, прекрасно гармонирующего с оттенком ее кожи, более темной, чем кожа Скай, она бросилась ему на шею, крича:

— Ах, папа! Я тебя так люблю, я так счастлива, что у меня такой папа!

Скай почувствовала, как у нее на глаза навертываются слезы, она отвернулась, чувствуя, как счастье переполняет ее.

А Робби откровенно боготворил Адама де Мариско. Он почти не знал своего отца Джеффри, умершего вместе с его братиком Джоном, а когда исчез Найл, ему не было и шести. Так что самое большое мужское влияние на него оказывал именно Адам, и ему казалось, что он всегда был рядом. Робби считал, что их свадьба вполне естественна. И Адам отвечал ему тем же, он обожал маленького златокудрого лорда, сына своего кузена, как своего сына.

Каждое утро они выезжали вместе на лошадях, а по вечерам Адам не вылезал из детской, играя с Дейдрой и Патриком, и толстушки няни одобрительно кивали, глядя, как этот здоровяк подбрасывает на руках визжащих от восторга малышей. А когда дети укладывались спать и слуги собирались у себя, они перешептывались о том, как добр сеньор де Мариско к детям своей жены, и улыбались, представляя, как будет здорово, когда он и сам станет отцом. Они, конечно, понимали, что ребенок родится рановато, но кого волновало, когда граф и его прекрасная супруга устроили себе брачную ночь, до свадьбы или после? Ребенку просто повезло родиться от таких любовников!