Страж. Тетралогия - Пехов Алексей Юрьевич - Страница 21

Мы решили остановиться здесь на ночлег. Хартвиг, отказавшись от еды, ушел в комнату, я же сидел за столом, решая, что делать дальше и где добыть лошадей. Когда в трактире появился Проповедник, я ничуть не удивился:

— Ты никогда не можешь потеряться насовсем, — вместо приветствия сказал я ему.

— Я заблудился, как овца потерянная,[21] — процитировал он. — Ты бегаешь так быстро, что за тобой не успеть.

— Скажи уж честно, что ты терпеть не можешь стычек и Драк.

— В отличие от Пугала, я не кровожаден, — заявил Проповедник, усаживаясь напротив. — Кстати говоря, оно пришло со мной, сейчас сидит в курятнике. Мне кажется, несушки со страху забыли, что такое нести яйца. Хотел с тобой поговорить. Не то чтобы я волновался… Грубо говоря, мне плевать на твои поступки, но ты слишком рискуешь. Магистры могут разозлиться.

— Магистры в любом случае разозлятся, — не согласился я с ним. — Это их обычное состояние.

— Ты нарушаешь приказ.

— Ты ведь знаешь, что я не могу поступить иначе. Везти Хартвига, словно овцу на закла…

Я не договорил, потому что предмет нашего разговора спустился в зал, подошел к стойке, взял две кружки с пивом и направился к столу.

— Его жизнь стоит таких неприятностей?

Я посмотрел Проповеднику в глаза, сказал негромко:

— Любая жизнь стоит неприятностей. Особенно, если из-за тебя она может прерваться.

— Надо поговорить. — Хартвиг поставил передо мной одну из кружек. — Если не в Богежом, то куда мы едем? Я помню местность, сам составлял карты, это другое направление, земли При под боком. И почему ты вдруг поменял решение?

— Если говорить о первом вопросе, то сейчас наша цель как раз При. До него всего три дня пути. Это морское государство не любит Фирвальден почти так же, как его не любит Лезерберг. Старые территориальные споры, еще со времен Крестовых походов на хагжитов, сыграют нам на руку. Я доведу тебя до границы, а ты уже самостоятельно доберешься до Пулу. Там, в порту, сядешь на первый же корабль и уплывешь. Если поступишь по уму — когда прибудешь на место, сядешь на еще один, который будет плыть еще дальше. А там тебе придется затеряться и сидеть тихо, точно мышка.

— Уплыть? Покинуть княжество? Ты с ума сошел?! У меня здесь семья!

— Жена? Дети? Родители?

— Нет. Дядюшка.

— Думаю, ему не очень приятно будет хоронить племянника. Давай я тебе очень доступно объясню, какой ты дурак. О, я верю, что у тебя есть способности. Не сомневайся. Если бы их не было, никто бы за тобой так не бегал. Скольких ты успел избавить от грехов, прежде чем тебя сцапали?

— Ну, двоих, — нахмурился Хартвиг.

— Не так уж и плохо.

— Но слишком мало. Людей с мраком в сердцах очень много. Я хочу спасти как можно больше.

— Думаешь, за твои заслуги Папа подарит тебе свои алые башмаки, а ангелы проводят в рай с трубами и пением? — ехидно спросил я.

— Было бы неплохо, — нагло ответил он.

Я стал серьезным и, наклонившись к нему, сказал:

— Не будет ангелов, Хартвиг. И папских башмаков. И людской благодарности тоже. Последняя — гораздо большая редкость, чем первое и второе. И мир тебе не спасти.

— Отчего же? — Он отхлебнул пива, посмотрев на меня из-за кружки. — Если я пойму, как управлять моим даром и как этому можно научить других людей…

— Придурок, прости господи, — обреченно вздохнул Проповедник, слушавший наш разговор. — Или опасный идеалист, что, впрочем, одно и то же. Послушай Людвига, сиди, как мышка. И тогда, возможно, ты проживешь достаточно долго для того, чтобы увидеть райские кущи.

— Он хочет сказать, что как только ты начнешь применять свой дар — сразу быстро умрешь, — пояснил я. — Ты умеешь очищать души. Понимаешь это?

— Конечно, — с достоинством ответил он. — Но можно подумать, я такой первый.

— Нет, не первый, — усмехнулся я, не чувствуя никакой радости. — Был еще один человек. Кажется, его звали Иисусом.

Хартвиг поперхнулся пивом и закашлялся.

— Честное слово, я не могу понять, почему ты не видишь всей опасности твоей ситуации, — устало сказал я. — Ты умеешь делать то, что не делает никто другой. Картограф Хартвиг, по сути дела, является гарантированным пропуском в рай. Как ты думаешь, сколько власть имущих вцепятся из-за тебя друг другу в глотки? Каждый хочет оказаться в райских кущах, а не в чистилище. И он ради этого пойдет на все, на любые преступления, потому что ты снимешь пятна с его души за эти поступки. Ты станешь очень ценным приобретением. Тебя запрут в золотой клетке, а может, в каменном мешке, и будешь спасать не мир, а одного князя, или герцога, или короля, или кардинала. Представь себе, князья Церкви рвутся попасть в рай не меньше простолюдинов, и у некоторых за душой достаточно много грехов, чтобы опасаться будущего. Даже наместник бога на земле не снимает пятна, а всего лишь отпускает грехи.

— Пока я слышу только о клетке, но не о смерти, — напомнил мне Хартвиг.

— Изволь услышать и о ней. Есть люди, которые убьют тебя за твои способности. Кто-то из зависти, кто-то из страха, кто-то из религиозного рвения, а кто-то из личной выгоды. Потому что ты представляешь угрозу. Для Церкви, к примеру. Они вряд ли готовы к тому, чтобы появился новый Сын Божий.

— Я не Сын Божий, — возразил он.

— Что с того? Найдутся люди, которые сделают тебя им. Поставят под свое знамя, повернут против Святой курии. В мире полно еретических учений. А если с ними будет Христос, способный на такие чудеса, не значит ли это, что правда на их стороне?

Хартвиг прикусил губу, задумался.

— Скажи, какому клирику понравится, что ты делаешь то, что не умеют они? Из-за еретических государств Церковь теряет стабильную власть, ты — тот, кто может пошатнуть ее еще сильнее, а потому солдаты Христовы постараются уничтожить тебя. Монахи из ордена святого Каликвия занимаются этим с зари христианства, и я бы не рискнул вставать на их пути. А если ты попадешь в руки Ордена Праведности, они вытрясут из тебя все, что ты знаешь, в надежде на то, что твоим способностям, действительно, можно научиться. Ну и потом закопают тебя в каком-нибудь безымянном овраге, чтобы ты не научил еще кого-нибудь.

— А Братство? Что сделают стражи?

Я вздохнул, оперся локтями о стол, поглядел по сторонам, но никто не интересовался нашей беседой.

— Братство, мой друг, убьет тебя довольно быстро и без всяких колебаний. Мне кажется, ты жив лишь потому, что они не уверены, не научил ли ты еще кого-то тому, что умеешь сам. Когда магистры убедятся, что ты такой — единственный и уникальный, — ты умрешь. Видишь ли, для многих из нас ты представляешь весьма серьезную опасность. Темные души остаются в этом мире лишь потому, что боятся ада. Грязные и злые, измененные, они живут среди людей, и такие, как я, охотятся на них и уничтожают. Ты же — хочешь очистить людей, из которых появляются объекты моей охоты.

— Разве это плохо, избавить мир от темных чудовищ?

— Хорошо. В твоем понимании. Но вот только стражи останутся без работы. Потому что если появятся те, кто чистит пятна, и их будет много, Братство станет историей. Никто из нас этого не хочет.

— Речь ведь идет не о том, что я берусь за чужую работу, — сказал Хартвиг, и взгляд его стал пристальным и понимающим. — Я знаю, что стражи получают, уничтожая души. От этого тяжело отказаться.

— Я бы сказал, невозможно, — тихо ответил я ему. — Именно поэтому тебя убьют. Чтобы не отказываться, и чтобы ты не попал в руки нашим врагам — Ордену, который бы обратил твои умения против нас. Твоя жизнь висит на волоске. Как только мой друг Карл поймет, что в Богежоме нас ждать не стоит, магистры перестанут выжидать.

Хартвиг провел пальцем по краю кружки:

— Но ты, несмотря на все сказанное, меня спасаешь.

— Пытаюсь спасти.

— Это неважно.

Я переглянулся с Проповедником и сказал:

— Я тоже идеалист. Мне претит мысль, что я везу тебя на заклание, ибо мне не нравится библейская история про отца, решившего отдать своего сына в жертву Богу. Есть в этом что-то противоестественное тому, чему учит Всевышний. Что до угрозы от тебя — на мой век душ хватит. Если ты и изменишь мир, то очень нескоро. Стражи не всегда справляются с темными сущностями, потому что их слишком много, и поэтому люди гибнут. Я не вижу беды, если всем станет чуточку легче, и они перестанут бояться тех, кто живет рядом с нами.