Рабыня страсти - Смолл Бертрис - Страница 93

Хасдай и князь возвратились уже на следующий день и устроили прощальный обед.

— Я уже знаю, что твой караван готов и вы отправляетесь на рассвете, господин Нази, — сказал князь. — Вы поедете по дороге, что тянется вдоль побережья и соединяет Алькасабу Малику и Танджу. Это займет у вас не более трех дней. В Тандже вас будет поджидать корабль, на котором вы доплывете до Джабал-Тарака. А там вы будете уже на земле Аль-Андалус. Я не стану приберегать прощальные слова на завтра — хочу сейчас же засвидетельствовать тебе, господин мой, мою глубочайшую признательность. Если бы ты не приехал, думаю, я не выжил бы — столь глубока была моя печаль. Знаю, что ты ехал по поручению калифа как официальное лицо, но, встретившись со мною, разделил мою боль как самый преданный друг. Ты все понял — и не позволил мне утонуть в пучине скорби. Ты заставил меня вспомнить о долге перед народом — во имя памяти моего отца. И за все это благодарность моя безмерна…

— Ну, а теперь… — Нази улыбнулся, — тебе предстоит исполнить еще один твой прямой долг. Ты обязан найти себе молодую жену, которая зачнет и родит продолжателей династии ибн-Маликов.

Карим покачал головой:

— Я больше не женюсь. Наследником моим станет сын покойной сестры.

— Но ведь нужна же мужчине жена, нужен гарем, полный красавиц! — настаивал Нази.

— Однажды я всей душой полюбил женщину, с которой Судьба меня разлучила, — прямо ответил ему Карим. — После этого я женился на девушке, выбранной моим отцом мне в жены, желая быть примерным сыном. Хатиба в свое время, как оказалось, была обещана Али Хассану. Она любила его, а я ту, другую… И даже если бы с моей семьей не стряслось этого ужаса, я многое понял бы. Брак без любви — проклятие, Хасдай! Нет, я не повторю подобной ошибки!

— А что, если тебе вновь предстоит полюбить? Глаза Карима испытующе устремились на Хасдая.

— Я не полюблю снова, — твердо сказал он. — Как смогу я полюбить другую, после того как… — он грустно усмехнулся. — К тому же, Хасдай, по-моему, я изведал достаточно женских ласк за свою жизнь! Как ты считаешь?

Нази рассмеялся:

— Возможно, это и так, господин, и все же для мужчины рай в женских объятьях! Не думаю, что я наложил бы на себя обет безбрачия…

— Несомненно, Зейнаб прекрасно служит тебе, — вырвалось у Карима…Боже, зачем он это сказал? Или хотел слышать похвалы этой дивной женщине из уст самого Нази? На что она споспобна, ему самому прекрасно ведомо… К чему лишняя ссадина?..

— Да, — кратко ответил Нази. — Мне никогда бы так не посчастливилось, если бы калиф Кордовы имел возможность развестись с госпожою Захрой и не вызвать этим государственной смуты. Калиф обожал Зейнаб, а она его.

— Сожалею о случившемся… — холодно ответствовал Карим. Потом сказал:

— Думаю, мне пора отдохнуть, Нази. Мы еще увидимся поутру.

Оставив князя в его покоях, Хасдай ушел к себе. Зейнаб уже спала. Он хотел порасспросить ее о Кариме, но жаль было будить красавицу. Как только Карим обмолвился, что любил когда-то женщину, с которой не мог быть вместе, Нази сразу подумал: уж не Зейнаб ли это? Между ними явно что-то происходило, хотя Зейнаб не дала ему ни единого повода усомниться в ее верности и преданности. Нази сказал себе, что непременно спросит ее — но не раньше, чем они прибудут в Кордову. И это обещание он исполнит. Но… Пусть эта женщина — его наложница, его собственность, но Хасдай сомневался: а имеет ли он право расспрашивать ее о самом сокровенном?..

Они отправились в путь рано утром, покуда солнце не стало еще по-настоящему припекать. Карим вышел, чтобы проститься с ними. Хасдай внимательно следил, как он приближается к Зейнаб, но князь лишь пожелал ей счастливого пути, а Зейнаб безразличным тоном поблагодарила его. Приехали визирь и Ома. Молодые женщины крепко обнялись.

— Уж не думала, когда этот бугай похитил нас из обители, что все так кончится! — сказала Ома на их родном языке. — Пусть Господь.., или Аллах — не все ли равно, как обращаться к Богу? — сохранит тебя в пути, госпожа! Как бы я хотела не разлучаться с тобою! Ну почему ты не можешь остаться здесь? Попроси Нази! Он дарует тебе свободу, если ты попросишь, я знаю!

Зейнаб обняла Ому:

— Нет, милая, он не освободит меня. Он не может так легко отказаться от подарка самого калифа — это было бы невежливо. К тому же я ему нравлюсь… — Она улыбнулась и погладила Ому по руке. — Но есть еще и Мораима. Я не могу покинуть милое мое дитя. Ты поймешь меня, Ома, сразу, как только родишь… Пошли мне весточку, когда это случится, милая моя. Я хочу знать, все ли с вами в порядке. — И, расцеловав подругу в обе щеки, Зейнаб села в крытые носилки.

Караван, сопровождаемый сотней вооруженных сакалибов, следовал по дороге, пролегающей вдоль океанского побережья. Это была широкая ухоженная дорога, проложенная и вымощенная две сотни лет тому назад еще румийцами. По дороге им попадались и другие путешественники — кто-то совершал паломничество в Танджу, а другие просто брели по делам в близлежащие деревни. Через каждые десять миль караван делал остановку: вдоль дороги располагались государственные постоялые дворы — там были все, пусть лишь самые необходимые, удобства и для людей, и для вьючных животных.

За первый день они преодолели примерно треть пути. Зейнаб пребывала в легком раздражении — ей не представлялось возможности вымыться до наступления утра. В публичные бани при постоялом дворе, как и повсюду в Аль-Андалус, доступ для женщин был открыт лишь до полудня… Потом наступала очередь мужчин.

Хасдай, чистый и посвежевший, воротился к ней. Он прекрасно отобедал, вкусил отменного вина и теперь жаждал любви.

— Я стосковался по тебе… — сказал он, потянувшись к ней. — Мы так давно не были с тобою вместе, моя дорогая…

Зейнаб мрачно взглянула на него:

— Я устала, мой господин. У меня голова раскалывается.., все эта жара и дорожная пыль… Я сплошь покрыта потом и грязью. — Она отодвинулась от него подальше. — Я хочу только, спать, спать… Не желаю тебя разочаровывать — но я не на многое теперь способна… Может быть, тебе удастся взять женщину напрокат у хозяина постоялого двора. Если она чиста, то я не стану возражать, мой господин.

Он поглядел на нее обиженно:

— Я вполне способен обуздать свои желания, Зейнаб. Я не желаю другой женщины! Я хочу лишь тебя — и буду ждать.

Она ничком рухнула на матрац и заснула, успев подумать, что он начинает ее раздражать… Он всегда так рассудителен и уравновешен! Полно, да умеет ли он вообще гневаться? По крайней мере, ей этого видеть не приходилось.

Он нежно разбудил ее еще до рассвета:

— Пойди и искупайся, — вполголоса, но властно приказал он. — Я не был с тобою вот уже неделю и не собираюсь дожидаться, покуда мы приедем в Кордову.

Зейнаб была изумлена, но покорно поднялась и разыскала в темноте мыло, благовония и чистые полотенца. Потом молча надела черный яшмак.

— А что, если бани еще закрыты? — все же спросила она.

— Они открыты, — отвечал Нази. — Я специально спрашивал у хозяина вчера вечером.

Она вышла из шатра и поспешила через весь двор к баням. Как странно было быть одной, без Омы… Она заплатила банщице необходимую сумму — и вскоре уже вошла в теплую воду. Она решила не мыть голову — ведь она сделала это перед самым отъездом из Алькасабы Малики. Да, с этим вполне можно повременить до приезда в Танджу, если то и дело вычесывать из волос дорожную пыль.

Возвратившись в шатер, она легко скользнула под покрывало, и Нази незамедлительно заключил ее в объятия.

— Ты восхитительна… — шептал он, зарывшись лицом в ее мягкие волосы, а рука его тотчас же нашла и нежно сжала ее пышную грудь. — Нынче игр не будет… Сегодня я буду с тобою просто мужчиной, моя дорогая. Заставит ли другая меня так воспламениться когда-нибудь, Зейнаб? Я то и дело об этом думаю… — Он нежно ущипнул ее за сосок.

— Ты не получишь ответа на свой вопрос до тех пор, пока не попытаешь счастья с другой, — отвечала она. Ее маленькая ручка погладила мужской затылок — Зейнаб ощутила, как кожа от ее прикосновения покрывается мелкими пупырышками. — Ты хотел бы попробовать?