Рабыня страсти - Смолл Бертрис - Страница 42

— Я все наилучшим образом продумал, — продолжал отец. Гуссейн-ибн-Гуссейн знатен и очень богат — он занимается разведением арабских скакунов. Уверен, что лошади, купленные тобой для калифа, из его табунов. Он дает за Хатибой приданое: сотню кобылиц и двух молодых жеребцов в расцвете сил. Ну, как тебе это, сынок? Разве ты не доволен? — Сам Хабиб-ибн-Малик весь светился от гордости — еще бы, такой удачный брак! Престиж семьи повысится, доходы возрастут…

— Вполне доволен, отец. А что, невеста столь же нехороша собой, сколь богато ее приданое?

— Я видела Хатибу — она очень мила, — ответила мать. — У нее бледно-золотистая кожа, которая вся сияет здоровьем. Волосы шелковистые и блестящие, цвета черного дерева. Серые глаза и милое ласковое лицо… А щедрость ее отца объясняется просто: Хатиба младшая в семействе, дочь его любимой жены. Я имела беседу с ее матерью. Госпожа сказала, что Гуссейн-ибн-Гуссейн не надышится на дочку. Поэтому он сколько мог тянул со свадьбой, но девушка уже давным-давно созрела для супружества, и он в конце концов согласился.

— И сколько же ей лет? — спросил Карим.

— Пятнадцать, сынок, — ответил отец.

— Ровесница Зейнаб… — сказал Карим тихо, но Алима прекрасно расслышала.

А позднее, когда супруг удалился, она усадила сына рядом с собой и учинила ему допрос с пристрастием.

— Уж не влюбился ли ты в свою ученицу. Карим? — Ее нежное лицо выражало живейшее участие.

— Я люблю ее, — ответил он напрямик. — И она любит меня.

Алима прижала руку к сердцу:

— Она сама тебе об этом сказала?

…Во всем виноват отец. Когда Карим в ранней юности обнаружил редчайшую чувственность и любвеобильность, Хабиб, послушав дурацкого совета Джафара и Айюба, отослал сына в самаркандскую Школу Учителей Страсти. Сыновья просто решили сыграть с ним шутку, а старик все принял за чистую монету. Карим преуспел в занятиях, а потом стал большим специалистом в своем деле. Но у Карима нежная душа, хотя для мужчины это большая редкость… Как терзался он после гибели несчастной Лейлы, злополучной своей ученицы! Алима вздохнула с облегчением, узнав, что сын решил прервать карьеру Учителя Страсти. И вновь заныло ее сердце, когда она узнала, что он взялся вышколить Зейнаб, оказывая услугу другу отца… И вот, получите!

— Ни Зейнаб, ни я не признавались друг другу в любви, я имею в виду вслух, мама… Но что это меняет? Боль все равно невыносима….

— Тотчас же отошли ее в Кордову! Пусть Аллаэддин отвезет ее! — взмолилась Алима.

Но Карим отрицательно покачал головой:

— Она поедет туда весной — и не ранее. Она не вполне еще готова, мама. К тому же Аллаэддин поплывет капитаном на моем новом корабле» Иниге «. Чтобы доставить щедрые дары Донала Рая калифу, одной» И-Тимад» мало…

— Я сочувствую вам обоим, — тихо сказала Алима. — К сожалению, сердцу часто недостает мудрости… Порой оно не повинуется рассудку. Возможно, ты никогда не полюбишь ни одну женщину столь страстно, как любишь Зейнаб, но поверь, со временем боль уляжется, и в твое сердце снова постучится любовь. И она также полюбит другого. Может быть, не так, как тебя, но все же… Ты ведь не хочешь, чтобы девушка была несчастна?

— Нет, — с грустью отвечал он. — Этого я не хочу… Мать погладила руку сына:

— Хатиба понравится тебе, обещаю. Будь добр к ней — ведь девушка ни в чем не виновата…

— А когда я не был добр с женщиной, мама? — с горечью спросил Карим. — Мало кого из мужчин учили уважать и любить женщин, а я прошел эту школу. Хатиба-бат-Гуссейн станет моею первой женой. И будет пользоваться всеми привилегиями таковой…

— Тогда я скажу отцу, что можно вплотную заняться брачным контрактом, сынок?

— Да. Кстати, сколько я должен уплатить за невесту? — вяло поинтересовался Карим. Если за невестой давали приданое, то жених должен был уплатить выкуп — таков обычай. Ислам защищает права женщин — в будущем, если бы Карим вдруг развелся с Хатибой, ей возвратили бы все ее приданое, а также цену выкупа. Но дети, рожденные в браке, были бы отданы на попечение их отца…

— Сумма выкупа три тысячи золотых динаров. Эта сумма вполне соответствует достоинству и отца, и дочери, — ответила Алима.

Карим кивнул:

— Это высокая, но справедливая цена. Скажи отцу, что я уплачу все из собственного кармана. Я вполне могу себе это позволить. А когда явится кади, чтобы подписать контракт?

— Брачный контракт будет подписан обеими сторонами в день свадьбы Иниги. Гуссейн-ибн-Гуссейн приглашен. Но он настаивает, что ты не должен видеть лица Хатибы до самой свадьбы, — объяснила Кариму мать. — Знаю, что это старомодно, но следует уважить просьбу отца.

— А Хатиба наверняка послушная дочь, — сухо ответствовал Карим. — Надеюсь, это обещает мне счастливое супружество с нею. Попробуй представить, что сталось бы с Инигой, объяви ей отец, что она должна выйти за незнакомца, которого увидит, только когда брак будет уже заключен?

Алима, не выдержав, рассмеялась:

— К счастью, с Инигой у нас нет такого рода проблем. Ведь они с Ахмедом знают друг друга всю жизнь. Они прекрасная пара.

— Зейнаб подружилась с Инигой…

— Знаю… — сердце Алимы снова сжалось. — Полагалось бы сказать, что я этого не одобряю, но не могу… Зейнаб очаровательна и прекрасно воспитана. Они с Инигой друг в друге души не чают. К тому же, кто знает, какая судьба ожидает Зейнаб? Если она покорит сердце владыки, то у Иниги будет могущественная покровительница при его дворе…

— А ведь тебе она самой по сердцу… — ласково заметил Карим.

— Да, — искренне призналась Алима. — Зейнаб мне по нраву. Она ко всему прочему еще и умница…

— Инига пригласила ее на свадьбу. Я сам привезу их вместе с Омой. Ни та, ни другая, в сущности, не имели семьи. Они отогреваются в тепле нашего дома. А когда прибудет свадебный поезд Ахмеда, чтобы отвезти молодую жену в дом тестя, я отвезу девушек на виллу.

— Вот и хорошо. Ничего не имею против, — сказала Алима. — Инига не хочет пышных свадебных торжеств, так что все празднество пройдет в нашем саду.

— А через месяц после свадьбы я отправлюсь в Кордову, — сказал Карим. — Потом поплыву в Эйре, но надолго там не задержусь. Только сообщу Доналу Раю, что выполнил его поручение, — и тотчас же назад. Пополню там запасы продовольствия, пресной воды, кое-что закуплю…

— И приедешь домой к собственной свадьбе, — договорила за сына Алима.

— Да… — согласился он…Он женится на этой незнакомке по имени Хатиба. Она никогда не сможет завоевать его сердца, как бы ни старалась, но бедняжка об этом никогда не узнает. Он будет добр и нежен с Хатибой, своей берберийской невестой, и не позволит ей даже заподозрить, что любит другую всей душой… И будет любить вечно. И не полюбит никого, кроме своей златокудрой Зейнаб…

Карим нашел время показать Зейнаб и Оме город — ведь после того, как «И-Тимад» причалила к берегу, они почти ничего не видели. Молодые женщины, облаченные в свои черные яшмаки, оставляющие открытыми одни глаза, выбрались из носилок и направились вслед за Каримом на базар. Зейнаб и Оме показалось, что здесь продается все на свете и многое другое, чему они не знали даже имени… Крытые навесами прилавки просто ломились. Повсюду были вывешены яркие, радующие глаз ткани — шелка, лен, парча… Они развевались на ветру, словно знамена некой сказочной страны. Были здесь и причудливые изделия из кожи, и творения гончаров, и медников. Радовали глаз и чудесные резные шкатулки из слоновой кости и странного мягкого камня — они соседствовали с ларчиками черного лака, расписанными яркими красками, ничуть не уступающими по красоте и изяществу своим резным соседкам.

Один торговец продавал живых птичек — повсюду развешаны были клетки с крылатыми пленницами. Одни сладко пели, а другие просто чирикали, прыгая по жердочкам и косясь на прохожих блестящими черными бусинами глаз. Далее расположились бок о бок мясник и торговец домашней птицей. Здесь на крюках развешано было свежее мясо, а мальчики с пальмовыми листьями в руках отгоняли от него мух. Попискивали цыплята, квохтали куры, крякали утки, ворковали голуби в своих деревянных клетках… И буквально повсюду сновали продавцы украшений, предлагая любопытным покупательницам разнообразнейшие изделия — от самых дешевых медных серег до драгоценных украшений из чистого золота, сияющих в лучах жаркого солнца.