Нежная осада - Смолл Бертрис - Страница 69

— Ты плачешь о шлюхином отродье, а не о собственном брате! — прорычал Уильям. — Я рад, что наш отец умер, иначе, пожалуй, он мог бы отдать наследство тебе, грязный подонок!

— Я не взял бы его, Уилли. Ольстер навеки останется для меня местом скорби. Я здесь чужой. Мелдоу-Корт принадлежит тебе и твоим детям. Желаю удачи, младший брат.

— Что тебе нужно? — холодно осведомилась Эмили Энн, входя в комнату вместе со свекровью. Женщина гордо несла огромный живот, и Кайрен невольно задался вопросом: кто родится у брата и узнает ли он об этом? Правда, похоже, Эмили Энн уже на сносях.

— Добрый день, мадам, — учтиво приветствовал он с поклоном. — Я привез копию королевского приказа с печатью, чтобы вы своими глазами видели, кому переходит право на владение Магуайр-Фордом. — Он взял документ у брата и передал женщинам. — Прочтите, и я отвезу его назад. Кроме того, я приехал попрощаться. Мы с женой и чета Лесли уезжаем в Шотландию в середине мая. Вряд ли я когда-либо вернусь в Ольстер.

После внимательного изучения Эмили Энн протянула пергамент деверю.

— Значит, леди Жасмин не лгала, когда говорила, что отдаст Магуайр-Форд сыновьям! — вырвалось у изумленной Джейн.

— Не лгала, — подтвердил он и, поскольку сказать было нечего, поцеловал женщинам руки, кивнул брату и навсегда ушел из родного дома. Въехав на вершину холма, он оглянулся. В последний раз.

В конце апреля до Кайрена дошла весть, что невестка преждевременно разрешилась здоровой девочкой, которую назвали Эмили Джейн. Роды прошли без особых трудностей. Кайрен послал племяннице серебряные чашку и ложечку. Он попросил купить их в Белфасте несколько месяцев назад, но получил только сейчас.

— Бедный Уильям, — вздохнула Фортейн. — Но по крайней мере у них есть дитя. Не думаете, что и нам пора иметь свое, сэр? Боюсь, нам придется трудиться усерднее. Вы бессовестно пренебрегали мной все последние недели!

Фортейн нежилась в большом дубовом чане, стоявшем у камина и занимавшем почти всю свободную от кровати часть комнаты.

Кайрен со смешком скинул с себя одежду, собираясь присоединиться к жене. Ах, как она неотразимо соблазнительна, и щечки раскраснелись от жары!

— Мы должны взять такой же чан в Новый Свет, — решил он с улыбкой. — Я готов пожертвовать многим, чтобы мы могли жить свободно и спокойно, но только не подобными удобствами. Не желаю, чтобы вы лишились этого удовольствия, мадам.

— Слава Богу, мы не пуритане, — хихикнула Фортейн. — Я слышала, они считают купание едва ли не смертным грехом. Поверь, при дворе есть много джентльменов, с которыми неприятно стоять рядом. Осторожно, Кайрен, не расплещи воду.

Кайрен насмешливо поднял брови и легко скользнул в чан.

— Неужели вы не знаете, мадам, что я наполовину силки?

— Что такое силки? — удивилась она.

— Человек, который может принимать образ тюленя, или тюлень, умеющий оборачиваться человеком. Так гласит легенда.

— Вот как, — усмехнулась она, поглаживая под водой его плоть. — А когда вы становитесь тюленем? И как же в таком случае мы сумеем зачать ребенка?

Он ощутил, как твердеет его любовное копье, а прикосновение ее сосков к груди еще больше воспламенило желание.

— Хочешь узнать, как совокупляются силки? — поддразнил он и, повернув жену к себе спиной, сжал упругие груди, ущипнул маленькие соски и принялся покусывать уши и затылок. — Силки стремится утвердить господство над подругой, — продолжал он.

— Неужели? — удивилась Фортейн, зазывно потираясь ягодицами о его чресла. — И как он это делает, сэр?

Кайрен, не отвечая, обнял се за талию, прижал к себе и нашел крохотную драгоценность ее женственности, которую и стал ласкать.

— Но у силки нет таких шаловливых пальцев, — охнула Фортейн.

— Зато есть у людей, — пробормотал он, горя вожделением, зная, что она отвечает тем же. Дубовый чан был достаточно широк для того, что он задумал. Поэтому он нагнул ее, пока Фортейн едва не коснулась лицом поверхности воды, потом, стиснув ее бедра, скользнул сзади в тесный женский грот, чего раньше никогда не делал.

Фортейн от неожиданности застыла и едва не упала в воду, но, к счастью, Кайрен крепко держал ее. Он начал двигаться медленно, почти лениво; длинный толстый отросток ласкал стенки чувствительного прохода, разжигая огонь ее голода к нему. Фортейн почти сразу уловила ритм и стала встречать каждый выпад своим. Голова кружилась от наслаждения, которое он ей дарил. Фортейн тяжело дышала, с каждым вздохом посылая по воде крохотные волны.

— Вот так, — выдавил он, — совокупляются силки. Он покрывает женское тело своим и берет ее.

Он вонзился глубже, и Форгейн томно застонала.

— Ах-х, Кайрен, еще, еще! — просила она, вдавливаясь в него маленьким задиком. Его горячее дыхание шевелило прядки ее волос.

— О, ведьма, ты околдовала меня, лишила мужественности, а я еще не насытился! — пожаловался он. Его любовные соки вырвались на волю, но он по-прежнему оставался твердым и полным голодной похоти. Выйдя из нее, он ловко выпрыгнул из чана, увлек Фортейн за собой, бросил на постель и снова овладел, входя глубже, глубже, глубже… так что Фортейн судорожно втискивала в рот кулак в напрасной попытке заглушить крики.

В комнате было холодно, и все же Фортейн вся горела. Обвив длинными ногами талию мужа, она привлекла его к себе, впилась зубами в мускулистое плечо, провела ногтями по спине кровавые борозды.

— Еще, черт побери! Еще! — приказывала она, и Кайрен, не помня себя, подчинился, погружаясь раз за разом в распаленное тело. Фортейн тихо вскрикнула, когда напряжение стало таким невыносимым, что ей показалось, будто она умирает. Мир растворился, исчез, взорвавшись ослепительными искрами, и она летела все выше и выше. И вдруг рухнула вниз, в сладостное забытье, окутавшее любовников.

Когда она пришла в себя, оказалось, что он уже встал и нежно обтирает ее салфетками любви. Фортейн молча наблюдала за ним из-под полуопущенных век.

— Я хорошо обучила тебя, — прошептала она.

В ответном взгляде Кайрена светилась неприкрытая страсть.

— На этот раз я хочу большего, Фортейн, — признался он и, опустившись на колени, взял в руки свою мужскую плоть и потерся о губы жены раз, другой, пока из-за белых зубок не показался маленький острый язычок и нерешительно коснулся рубиновой головки. — Вот так, радость моя, так, — шептал он, дрожа от предвкушения.