Рождение Орды - Голден Кристи - Страница 30

Дуротан застонал, хватая воздух ртом, попытался встать, чтобы биться дальше, а Ресталаан выкрикнул что-то на переливчатом языке дренеев — и все они остановились, не добивая.

Когда вождь Северных Волков встал, увидел: в живых осталась лишь пригоршня его воинов.

Еще пара мгновений — и дреней перебили бы всех, сами потеряв лишь двоих-троих.

Ресталаан повернулся к Дуротану. На уродливом лице дренея смешалась целая гамма чувств: отвращение, сожаление, сочувствие, решимость.

— За милость и честь, оказанную нашему пророку, ты, Дуротан, сын Гарада, и те из твоего клана, кто еще жив, будут пощажены. Позаботьтесь о раненых и возвращайтесь домой. Но не ожидайте снова подобной милости от нас — долг чести выплачен.

Дуротан истекал кровью из глубоких ран, его качало, будто спьяну. Лишь усилием воли заставил себя стоять, пока дреней не скрылись из виду. А тогда ноги сами подогнулись в коленях. Наверное, несколько ребер треснули или поломаны — каждый вдох отдавался резкой болью.

— Дуротан?!

А, Дрека. Тоже тяжело ранена — но голос ее силен. Дуротан вздохнул с облегчением — хвала предкам, она жива! Прибежал Дрек'Тар, бормоча, приложил руки к груди у сердца — и Дуротан ощутил прилив живого тепла, боль от ран унялась.

— По крайней мере, они позволяют мне врачевать, — пробормотал шаман так тихо, что Дуротан едва различил слова.

— Позаботься об остальных, потом поговорим, — велел вождь.

Дрек'Тар кивнул, не решаясь глянуть в глаза, затем вместе с другим шаманом поспешил к раненым: залечить магией раны, какие смогут, какие нет — обработать, приложить лекарства, забинтовать. У Дуротана еще остались раны, но неопасные для жизни, и он принялся помогать шаманам.

Когда закончил, огляделся вокруг: полтора десятка тел осталось коченеть на измятой траве — и тело второго по старшинству, Роккара. Дуротан покачал головой, пораженный, в недоумении. Надо возвращаться с носилками, чтобы отнести павших к их землям, а там устроить погребальные костры, развеять пепел по ветру — пусть разнесет по земле и воде, чтоб духи павших могли уйти к предкам, подняться к священной Ошу'гун. Они вольются в сонмище предков, и шаманы станут совещаться с ними о делах исключительной важности.

Раньше всегда было так. Но сейчас… сейчас случилось ужасное, и надо срочно выяснить, что же именно.

Столько крови и смерти… зачем?

Дуротан скрипнул зубами. Пусть предки говорят про необходимость войны — нутро так и кричит против. Ошибка это, страшная, нелепая и губительная.

Кинулся к Дрек'Тару, рыча, схватил его, изнеможенного, пытающегося напиться, вздернул на ноги.

— Это ж бойня! — заорал, тряся, — Пятнадцать сородичей мертвы, земля пьет их кровь! Где твои умения? Почему ни ты, ни твоя порода не помогли бою?

Сперва Дрек'Тар слов найти не мог, а уцелевшие Северные Волки смотрели молча на ссору вождя со своим главным шаманом.

Затем Дрек'Тар прошептал:

— Стихии… они не захотели прийти.

Дуротан прищурился. Не отпуская кожаной шаманской куртки, потребовал, глядя прямо в круглые от страха глаза:

— Скажи: это правда? Они не захотели помочь нам в битве?

Несчастный, растерянный, шаман кивнул.

А другой сказал дрожащим голосом:

— Великий вождь, это правда. Я все их просил, одну за другой. Они сказали… сказали: равновесие нарушено, и они больше не позволят нам пользоваться их силой.

Дуротаново изумление прервал сердитый возглас. Обернувшись, увидел искаженное злостью лицо Дреки.

— Это уже не знак — это крик, это боевой клич! Они кричат нам: мы делаем неправильное!

Дуротан задумался, пытаясь уместить в голове случившееся, кивнул. Если бы не милость Ресталаана, сейчас валялся бы на земле, коченея. Стихии не помогли, отказали шаманам в их просьбах. Вдохнул глубоко, помотал головой, будто отгоняя мрачные мысли.

— Нужно доставить раненых домой как можно быстрее. Затем… затем я разошлю письма. Если мои страхи оправдаются, если не только шаманам Северных Волков отказали в помощи стихии из-за того, что мы учинили с дренеями, значит, нам придется серьезно говорить с Нер'зулом.

Глава 13

Как же мы могли не увидеть?

Сейчас так просто возлагать вину за наше падение на искусного прельстителя Кил'джедена, слабого Нер'зула, жадного к власти Гул'дана. Но ведь они потребовали от каждого признать черное белым, а горькое — сладким. И хотя все, все указывало нам: мы идем ложной дорогой, идем к погибели — мы по-прежнему шли. Меня еще не было в то время. Возможно, и я бы помчался вместе со всеми, как щенок после хозяйской трепки. Возможно, страх оказался слишком велик, или привычка повиноваться вождям, въевшаяся слишком прочно.

Возможно.

Но возможно также, что я, подобно отцу и многим другим, начал бы видеть очертания гибели. Мне хотелось бы верить в это.

Чернорук глянул исподлобья, хмурясь. Впрочем, он всегда выглядел хмурым — наверное, потому, что всегда был чем-то недоволен.

— Ну, Гул'дан, не знаю, не знаю, — проворчал, а рука, будто сама собой легла на рукоять меча, поглаживая, пощупывая.

Гул'дан поморщился. Когда две недели тому назад просил Чернорука прийти, приведя заодно шаманов клана Черной Горы, и ничего никому про то не рассказывать, Чернорук согласился.

Ему Гул'дан всегда нравился больше Нер'зула, хоть и сам не понимал почему. А когда после обильной и роскошной трапезы Гул'дан сел с вождем один на один и разъяснил ситуацию, Чернорук очень обрадовался, что согласился на эту встречу.

Теперь понял, почему так по душе Гул'дан, прежний ученик главного шамана, а теперь сам главный шаман, — да попросту похож он на Чернорука! Никаких глупостей про честь и прочее, ясная выгода и польза — вот главное. А с ними — власть, хорошая еда, красивые доспехи и оружие, и кровь, побольше пролитой крови! Вот что любили оба — и не стеснялись того.

Чернорук — вождь клана, обреченный оставаться вождем клана до конца жизни. По крайней мере, так было до сих пор, пока величайшей честью для орка было вести свой клан. Но теперь орки объединились. И в маленьких глазках Гул'дана горит алчный огонек, светится похоть к власти, могуществу, силе. Не того ли хочет и вождь клана Чернорук?

— Нер'зул — он мудрый, хороший советчик, — вещал Гул'дан, поедая сушеный фрукт.

Колупнул когтем меж зубов, извлекая непрожеванный остаток.

— Он хороший шаман. Но было решено, что отныне я — лучший духовный вождь для орков.

Чернорук осклабился — ага, а старика-то и не видать поблизости!

— А мудрый вождь должен окружить себя надежными союзниками, — продолжал Гул'дан. — Сильными, покорными, хорошо исполняющими порученное. Теми, кто за верность получит в награду высокую милость, власть и богатые дары.

Чернорук, скривившийся было при слове «покорными», весьма оживился при словах «власть и богатые дары». Глянул искоса на восемь приведенных шаманов — те сгрудились у соседнего костра, их потчевали слуги Гул'дана. Шаманы клана Черной Горы выглядели растерянными и жалкими и, к счастью, разговора вождя с Гул'даном слышать не могли.

— Ты просил привести шаманов, — заметил Чернорук. — Кажется, ты знаешь, что с ними сталось?

Гул'дан вздохнул, потянулся за ногой талбука. Вгрызся — по подбородку побежал мясной сок, смешанный со слюной. Вырвал кус, вытер рот ладонью, пожевал рассеянно, проглотил.

— Да, я слыхал — им стихии больше не подчиняются.

— Некоторые думают: это из-за неправильной и несправедливой войны, — произнес Чернорук, глядя внимательно на шамана.

— А ты как думаешь?

— А что мне подумать? — Чернорук пожал широкими плечами. — Тут для меня все ново и непонятно. Предки говорят: делай, а стихии-то — тю-тю.

Насчет предков у Чернорука тоже были кое-какие подозрения, но решил промолчать. Знал: многие считают его дураком — и отлично, пусть думают, что он — всего лишь сильная рука и острый меч. Недооценивший врага всегда в проигрыше.