Мое сердце - Смолл Бертрис - Страница 69

— Еще того хуже! — воскликнула Виллоу.

— Я не могу быть огнем в закрытом платье и с валиками на бедрах, Виллоу. Это слишком просто. Огонь должен изящно скакать и струиться.

— Мне кажется, она выглядит весьма оригинально, — сказал Робин. Его зеленые глаза загорелись от удовольствия. — У меня определенно нет никаких возражений против ее костюма, и я так понимаю, Алекс, что у тебя тоже, иначе мы не увидели бы здесь Велвет в этом ее очаровательном наряде.

Алекс позволил себе лениво и одобрительно пробежать глазами по своей жене.

— Она гораздо больше одета, Виллоу, чем вы, с вашим весьма глубоким вырезом.

— Конечно, — согласился лорд Альсестер, намеренно заглядывая в декольте своей жены. — Кроме того, думаю, Велвет выглядит очень привлекательно.

Виллоу в отчаянии воздела руки. — Не могу даже представить, что скажет королева, — разволновалась она и, поджав губы, замолчала.

Королева, однако, была очарована оригинальностью костюма Велвет и долго хвалила ее. При дворе не было мужчины, который полностью не согласился бы с проницательным суждением ее величества, и Алексу неоднократно приходилось сдерживать свой горячий нрав этой ночью. Женщины разделились на тех, кто был согласен с королевой, и тех, кто спрятал свою зависть за несогласием, выражающимся в неодобрительно сдвинутых бровях и шокированном виде от столь необычного наряда графини Брок-Кэрнской.

Мэри де Боулт была среди последних. Она пришла в костюме английской розы, но выбрала для платья темно-красный цвет и слишком поздно поняла, что он придает ее мелочно-белой коже мертвенный оттенок. Она выглядела бы гораздо лучше, остановись на чисто-розовом материале, как ее и пыталась уговорить ее портниха. Если к этому еще добавить, что платье было напрочь лишено оригинальности, так как в зале порхала как минимум еще целая дюжина таких же роз, то становилось понятным, что расстройство леди де Боулт было полным, особенно на фоне обсуждавшегося всеми костюма Велвет.

— Я просто потрясена тем, что лорд Гордон вообще позволил своей жене появиться в таком странном наряде, но, в конце концов, он ведь всего лишь грубый и дикий скотт, — сказала она злобно.

Граф Эссекский обернулся и пригвоздил даму к месту свирепым взглядом.

— Мадам, — сказал он, — боюсь, что ваше недовольство произрастает из того, что Александр Гордон использовал вас только для того, чтобы позлить Велвет. Да и как он мог вообще серьезно заинтересоваться вами, если он уже был обручен с ней?

Мэри де Боулт задохнулась и онемела от оскорбления, и прежде чем нашлась, что ответить, Эссекс уже отвернулся от нее, а те несколько человек, что собрались было вокруг нее, моментально растворились в толпе, пробормотав какие-то бессвязные извинения. Рассерженная и оскорбленная, она поклялась отомстить. Эссекс был прав. Алекс просто использовал ее. Он самый восхитительный мужчина из всех, кого она знала. Но он забыл, что она тоже живое существо. Он просто использовал ее в своих целях. А она даже не смогла завлечь его в свою постель, что для нее вообще было неслыханным делом. Мужчины всегда стремились овладеть ею. Он за это заплатит! Святой Боже, он заплатит сторицей! И эта горделивая, высокомерная стерва, на которой он женился, заплатит тоже!

Мэри де Боулт отыскала своего мужа.

— Поехали домой, — скомандовала она. — Я себя плохо чувствую.

Клиффорд де Боулт был почти на двадцать лет старше своей жены. Его первая супруга умерла бездетной после более чем пятнадцати лет брака. У него не было особых иллюзий и насчет Мэри, когда он женился на ней. Ей в то время было пятнадцать, и она происходила из многодетной семьи. Он отметил для себя ее цветущий вид и понадеялся, что она окажется плодовитой, что она быстро и доказала, родив ему за четыре года четырех здоровых детишек. Сейчас у него три сына и дочь. Она выполнила свою часть соглашения, и теперь он выполнял свою, позволяя ей проводить часть года при дворе и закрывая глаза на ее маленькие флирты до тех пор, пока они не выходили за рамки приличий. Он надеялся, что жена не сделала его рогоносцем, и вызвал бы на дуэль любого, кого заподозрил бы в интимной связи со своей Мэри, ибо по-своему он любил ее.

Наклонившись, он заботливо спросил:

— В чем дело, моя дорогая? — От всего этого шума и дыма у меня разболелась голова, — пожаловалась она. — Я думала, у каминов в Линмуте тяга лучше.

Он не заметил никакого дыма, и даже, наоборот, у него сложилось впечатление, что большой зал проветрен очень хорошо. Но Мэри без причины никогда не отказывала себе в удовольствиях, и он принял все сказанное за чистую монету.

— Я испрошу у королевы разрешения уехать, — сказал он и поспешил выйти.

Мэри де Боулт посмотрела в тот угол комнаты, где стоял Алекс Гордон со своей женой. Любовь, сиявшая на его лице, когда он наклонился к Велвет, чтобы что-то ей сказать, заставила Мэри почувствовать почти физическую боль, так велика была ее ревность. «Почему он так счастлив, а она почти теряет сознание от сердечной боли?»— со злостью подумала она. Ее ненависть все росла, она уже почти задыхалась от нее, и тогда леди де Боулт прошептала про себя:

— Чтоб ты сдох, Александр Гордон! Чтоб ты сдох! Велвет внезапно вздрогнула.

— Ты замерзла, дорогая? — тревожно спросил Алекс. — Эти твои шелка, конечно, ничуть не греют.

— Нет, Алекс. Просто вдруг у меня на душе стало как-то тревожно. — Она сама была в замешательстве. На какое-то мгновение она вдруг ощутила чью-то ужасную, гнетущую ненависть, направленную на нее и Алекса, но, оглянувшись вокруг, не увидела никого, от кого могла исходить злая сила. Она стряхнула с себя тревогу и попыталась сосредоточиться на празднике. Разве не она — королева бала, центр всеобщего внимания? Во всем зале этим вечером не было ни единого человека, который не восхищался бы ее карнавальным костюмом.

Королева уехала из Линмут-Хауса, когда первые бледные лучи рассвета окрасили серое небо над Лондоном. Она перетанцевала этой ночью все танцы, отведала всех блюд и с удовольствием пила прекрасные французские вина. Елизавета Тюдор впервые чувствовала себя такой расслабленной и спокойной за последние месяцы. Несколько раз за этот прелестный вечер она даже забывала о Дадли.

Крещенский бал-маскарад у молодого графа был признан всеми, кто на нем был, очень удачным. Даже сам Робин считал, что хорошо провел время. Настолько хорошо, что сгоряча пообещал продолжить традицию своего покойного отца и сделать крещенские балы ежегодными. Весьма довольная, Елизавета Тюдор взошла на свою яхту и, весело помахав провожавшим, отбыла.

Велвет не могла вспомнить, когда она так от души веселилась. Правда, она и Алекс по-прежнему ссорились по любому мельчайшему поводу, но иногда ей в голову приходила мысль, что их ссоры — повод для последующего примирения, заканчивающегося так страстно. Да, она была очень счастлива и совсем не готова к неожиданному приезду ее брата Мурроу О'Флахерти. Мурроу — второй сын Скай О'Малли и больше всех походил на нее, так как любил не только свою жену и детей, но и приключения. Некоторое время он состоял при дворе Тюдоров в качестве пажа Джеральдины Фитц-Джеральд Клинтон, графини Линкольнской. Устав от нее и поняв, что без своей земли или какого-нибудь титула при дворе ничего не добьешься, он упросил свою мать послать его в Оксфорд, прилежно учился сначала там, а потом в Париже, где тогда жили его мать и отец. Скай очень удивилась, когда он вдруг выразил намерение отправиться в море. Находясь под командой лучших капитанов своей матери, он проявил поистине материнские таланты в мореходстве. К тому времени, когда Мурроу исполнилось двадцать пять, у него уже был под командой свой корабль и он прославился как один из самых доверенных капитанов Скай и Робби Смолла.

— Из всех, кого вы нарожали, Скай, он единственный истинный О'Малли, — сказал ей как-то старый Мак-Гвайр, старший из ее капитанов.

Корабль Мурроу был одним из восьми, которые ушли вместе со Скай и Адамом в их последнее плавание к берегам Индии. И вдруг неожиданно он вернулся, придя не в порт приписки Плимут, а войдя вверх по Темзе прямо в Лондонскую гавань. По счастью, один из людей графа Линмутского оказался в этот день в доках в поисках апельсинов для Эйнджел, которая в последнее время просто не могла без них обходиться. Узнав «Морского сокола»и его хозяина, человек графа заговорил с Мурроу: