Любовь на все времена - Смолл Бертрис - Страница 38

Небо начало светиться, горизонт заливало глубоким розоватым светом, и, наступая, рассвет окрашивал бесконечную высоту небес яркими цветными лучами. Они подстегнули лошадей, чтобы поскорее взобраться на гребень Холмса с которого, по уверению Эйден, открывался прекрасный вид. Добравшись до вершины, они увидели широкую золотую полосу, окрашенную по краям в багровый пурпур и накатывающуюся вслед за розовой. Тусклое небо над ними стало сейчас ярко-голубым, и подул едва заметный ветерок. Остановив лошадей, они молча наблюдали, как густые краски разливались по горизонту, а потом в ярком сверкании выкатился круглый шар солнца, опережаемый всплесками ярко-оранжевого света.

"Сколько рассветов видел я, и тем не менее не видел ни одного», — подумал Конн. Он бессознательно потянулся и взял ее руку в свою, ласково сжимая ее. Она ответила на его пожатие.

— Я знала, что ты поймешь, — тихо сказала она. — Теперь удача будет сопутствовать нам обоим весь год.

Отпустив ее руку, он спешился сам и снял с лошади ее. Потом рука об руку они неспешно прошли немного вперед, оставив лошадей щипать молодую траву. Расстелив плащ на росистой земле, Конн повернулся к жене и обнял ее. Он медленно наклонил голову, крепко и страстно поцеловал ее. Она обняла его за шею и прижалась к нему. Как будто по обоюдно услышанному сигналу, они встали на колени, лицом друг к другу. Ласковыми движениями пальцев он развязал завязки ее плаща, и тот упал на землю. Его настойчивые пальцы расстегнули маленькие жемчужные пуговицы, на которые была застегнута ее белая шелковая рубашка, расшнуровал батистовую сорочку и спустил одежду с ее плеч, обнажая ее прекрасные груди. Эйден откинулась на спину, и в течение долгой минуты Конн просто рассматривал ее. Потом его пальцы потянулись и стали нежно дразнить ее соски, а когда они бесстыдно поднялись вверх, навстречу рассветному небу, Конн начал ласкать ее груди руками. Она мурлыкала и вздыхала от его прикосновений, невероятно возбудив его. Он расстегнул собственные одежды и обнажил ее шелковистые бедра. Эйден чувствовала прикосновение холодного утреннего воздуха к коже, чувствовала, как руки мужа, отпустившие ее груди, скользили вверх по ее ногам, бедрам, бокам. Она была без ума от таинственной силы, которой он, казалось, обладал и которая заставляла ее так безрассудно желать его. Он устроился между ее ног, и она с радостью раскрыла ему свои объятия, сгорая от нетерпеливого желания почувствовать его внутри себя, что он и сделал без промедления.

"О, Конн, — думала она, — я так люблю тебя! Если бы только я осмелилась рассказать тебе об этом. Если бы ты только мог тоже полюбить меня».

Он застонал, входя в ее тугую теплоту как можно глубже и чувствуя себя тем не менее неудовлетворенным. Ему было недостаточно просто обладать ее желанным телом. Он хотел большего! Он хотел, чтобы она любила его, и, не в силах сдерживаться, он наполовину всхлипнул, наполовину вскрикнул:

— О, Эйден, душечка! Люби меня так, как я люблю тебя, моя дорогая! Люби меня!

Отдавшаяся собственной страсти, Эйден услышала его мольбу. Или ей показалось? Она содрогнулась от первого оргазма, а потом он повторил:

— Я люблю тебя, Эйден. Можешь ли ты тоже полюбить меня?

Она оправилась после восхитительного полета с вершины, и ее серые глаза широко раскрылись.

— Ты любишь меня? Ты действительно любишь меня? Он посмотрел ей в лицо, и неожиданно она поняла по его изумительным глазам, что он говорит правду. Он любил ее! Он и вправду любил ее! Непрошеные слезы полились из ее глаз и залили ее лицо. Ее сердце упало.

— Ты не любишь меня, — убито сказал он.

— Не люблю тебя? — ахнула она. — Я полюбила с первой минуты, как увидела тебя, сумасшедший ирландец! С самого первого дня моего появления при дворе. Конечно, я люблю тебя!

Ощущение счастья захлестнуло его душу и разум.

— Ты любишь меня? Тогда почему же ты не сказала мне об этом, Эйден?

— Потому что ты не любил меня, когда мы поженились. Потому что я не хотела быть похожей на всех тех придворных глупышек, которые ставили себя в дурацкое положение, гоняясь за тобой!

Он был ошеломлен ее признанием. Она очень хорошо скрывала тайные мысли. Он никогда не подозревал, что она может любить его. Никогда ему не приходило в голову, что она может испытывать те же чувства, которые испытывал он сам.

Эйден притянула его голову и поцеловала, шепча одновременно:

— Милорд! Разве ты не хочешь завершить дело, которое ты начал?

— Нет, душечка, — сказал он, отстраняясь от нее. — Не здесь. Я хочу поехать с тобой домой и попасть в нашу спальню. А уж там буду постоянно подогревать тебя в течение следующих двух недель. — Оправив платье, он одернул и ее юбки.

— Но я и так уже созрела для тебя, Конн! — воскликнула она.

Усмехаясь, Конн поставил жену на ноги и посадил в седло.

— Я рад слышать это, мадам, но короткая поездка верхом сделает твое желание еще более сильным.

— Ты негодяй, милорд! — прошипела она, внезапно разозлившись. Именно этого она и опасалась. Сейчас он был уверен в ней и воспользуется этим преимуществом. Пришпорив лошадь, она пустила ее рысью вниз с холма. Добравшись до его подножия, она перешла на галоп, оставив позади своего растерявшегося мужа.

— Эйден! Эйден, подожди, черт возьми! «Что за дьявольщина случилась с женщиной?» — подумал он. Разве он не признался, что любит ее, что он целиком в ее власти. Он поспешно погнал лошадь вслед за ней по направлению к дому.

Трение о седло сводило ее с ума. Она была готова убить его за то, что он делает с ней! Она запрется в спальне и не выйдет целый месяц! Тогда, может быть, он поймет, как она себя чувствует. Она была уверена, что он не позволит себе развлекаться с горничными. Доехав до конюшен, она соскочила с лошади, завела ее в стойло и быстро расседлала.

— Эйден! — Его жеребец появился в дверях.

— Иди к черту! — бросила она.

— Что, Бога ради, пришло тебе в голову, женщина? Я люблю тебя, а ты любишь меня. Мы же собираемся уединиться в нашей спальне, милая, и весь день провести там, занимаясь любовью.

— Ты занимался любовью со мной, Конн! Занимался любовью со мной под утренним небом, а затем из-за того, что я сделала глупость, признавшись в своей любви к тебе, ты остановился, рывком поднял меня на ноги и сказал, что мы отправимся домой заниматься любовью! Я не из тех твоих шлюх, которых можно легко пользовать! Я твоя жена, Конн, и если ты хоть раз еще осмелишься так поступить со мной, клянусь, что отрежу тебе уши.

Конн легко соскочил с лошади и, закрыв за собой дверь конюшни, отвел своего коня в стойло.

— Итак, мадам, тебе наплевать, где я возьму тебя, если уж мне предстоит закончить начатое? Это так?

— Да! — Она с яростью сверкнула на него глазами.

— Иди сюда!

— Что?

— Иди сюда! — повторил он. В сумраке конюшни она видела его глаза, которые, по ее мнению, горели весьма опасным огнем. Она придвинулась поближе к лошади, как бы в поисках защиты, и он тихо засмеялся.

— Открой дверь, — нервно попросила она.

— И тогда пусть весь дом увидит, как я занимаюсь любовью со своей женой? Думаю, этого не стоит делать, Эйден, душечка!

— Ты хочешь заняться любовью со мной в конюшне? Войдя в стойло, он вытащил ее оттуда, подхватив самым бесцеремонным образом, и бросил на охапку сена.

— Понимаю, что тебе невтерпеж, милая, и, оглядываясь назад, сознаю, что ты совершенно права. Я чертовски глупо поступил, прервав наше приятное занятие ради большего удобства. — Его руки скользнули ей под рубашку. — Мы ведь не успели застегнуться, не так ли?

Он страстно ласкал ее, его пальцы мяли ее тело до тех пор, пока ей не захотелось закричать. Он нетерпеливо рванул материю, а потом склонился к ней и, взяв ее сосок в рот, начал жадно сосать его. Он нежно покусывал его мелкими острыми укусами, и она стонала от удивления, ведь раньше он не был груб с ней, и тем не менее то, что он делал, было приятно.

— Моя сладкая женушка со своим необыкновенно красивым телом, — бормотал он. — Я хочу погрузиться в тебя, Эйден! Я хочу провести всю свою жизнь, занимаясь с тобой любовью. Я обожаю тебя, девушка! Тебе это ясно? Я люблю тебя! — Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Я никогда раньше не говорил женщине таких слов, Эйден. До тебя я ни одной женщине не говорил, что люблю ее. Любовь слишком драгоценна, чтобы относиться к ней легкомысленно, моя дорогая. — Он протянул руку и снова начал ласкать ее.