Любовь на все времена - Смолл Бертрис - Страница 142

Он отвернулся, и Эйден услышала, как он сказал:

— Принеси мою кожаную плетку. И поскорей, парень, или ты тоже заработаешь порку!

Сердце Эйден бешено колотилось, но она больше боялась за Валентину, чем за себя. Теперь она не верила, хотя все, как один, уверяли ее в обратном, что Фитцджеральды не причинят вреда ее ребенку. А вдруг они правы? И этот отвратительный старик по-настоящему грозился, что изувечит ее ребенка?

Кевен, по-прежнему крепко держа ее за руку, склонился к ней и прошептал ей на ухо:

— Вы знаете, что такое кожаная плетка, дорогая кузина? Это полоса кожи три дюйма шириной, которая разрезана на узкие полоски: Держу пари, что вы не чувствовали, как она бьет, а старик отлично с ней управляется. — Он тихонько дунул ей в ухо, и она содрогнулась от отвращения, когда он облизал его. Потом он тихо добавил:

— У вас, дорогая кузина, зад гораздо пышнее, чем я думал, и скоро ему будет больно, когда ваш дед будет ласково работать над ним. Думаю, что мне самому нужно будет завести плетку. Для женщины полезно, если ее бьют регулярно.

— Если ты только дотронешься до меня, Кевен, — прошипела она, — то лучше не поворачивайся ко мне спиной, потому что при первой возможности я убью тебя.

Он тихонько засмеялся. — Посмотрим, будете ли вы такой же храброй после хорошей порки, дорогая кузина, потому что это первый раз, когда вас будут пороть.

Она не успела ответить. Плеть с шипением разорвала воздух, и полоски кожи полоснули ее по спине. Она вскрикнула от неожиданности.

Хотя в те времена было привычным, что родители наказывали своих детей, а мужья били своих жен, ни ее отец, ни Конн никогда не подвергали ее подобному оскорблению. Удар плетки был не очень силен, он просто обжег ее, не в одном месте, а по всей спине, потому что тонкие полоски разлетались и впивались в ее нежную кожу. Она стиснула зубы, потому что последовал второй удар, а потом через равные промежутки еще несколько. Ей стало ясно, что ее дед не только привык так наказывать, но весьма хорошо освоил это искусство. Удар следовал за ударом, а он, казалось, не уставал. Ее кожа горела, жестокие удары были очень болезненны. Потом она уже не могла молчать и завизжала. К ее ужасу, удары участились и усилились, потому что, признавшись, что ей больно, она вдохновила его на дальнейшую жестокость.

— Ты будешь слушаться меня, девушка! — громыхал его голос, заглушая ее визги. — Ты согласишься принять мужа, которого я выбрал для тебя!

Наконец удары прекратились. На ее красное, горящее от боли тело натянули одежды и перевернули ее. Она посмотрела на своего деда. Лицо его было красным и потным.

Седые волосы растрепались.

— Ты выйдешь замуж за Кевена Фитцджеральда, Эйден! Ты понимаешь меня, девушка? Эта маленькая порка всего лишь кусочек того, что ты получишь, если не будешь повиноваться мне.

— Вы не можете принудить меня вторично выходить замуж за это подлое создание, у меня есть муж! — со злостью рявкнула Эйден. Она нетерпеливым жестом вытерла слезы со щек обратной стороной ладони.

— Вы думаете, что я боюсь, что вы заперли вашу башню и не впускаете моих людей? Ваша дверь не устоит, когда приедет мой муж! Он разгромит эту развалину прямо у вас на глазах, Роган Фитцджеральд, и что тогда будете делать вы и ваше семейство?

Старик зло покраснел, услышав ее храбрые и дерзкие слова, но он не собирался сдаваться и отказываться от своего намерения.

— Ты сделаешь так, как сказал я, Эйден Сен-Мишель, иначе пострадает твое отродье, рожденное от Конна О'Малли.

— Вы ведь не орел, Роган Фитцджеральд, как же вы попадете в верхнюю комнату башни? Дверь закрыта на засов, и Нен не откроет ее никому, кроме меня.

— Ломайте дверь! — рявкнул старик, и его сын, внуки и Кевен кинулись исполнять приказ.

Ей были слышны удары старого деревянного тарана, который они использовали, чтобы сломать дверь. Она слушала, как они били, били и снова били по старой дубовой двери на вершине башни, а потом послышался треск ломающегося дерева и крик несчастной перепуганной Нен, когда мужчины ворвались в комнату. Эйден вздохнула. Она могла бы поклясться, что дверь выдержит, но, вероятно, нашлось какое-то слабое место, и теперь ничего нельзя было сделать. Однако ей не верилось, что ее дед может нанести вред ее дочери, его собственной правнучке.

Эти иллюзии рассеялись, когда в зал вошли мужчины с Валентиной и Нен, которая выла от ужаса.

Роган Фитцджеральд взял ребенка на согнутую руку. Потом нагнулся, вытащил кинжал и приложил к животу младенца. Его холодные голубые глаза встретились с испуганным взглядом его внучки. Незаметное движение лезвия, и выступила маленькая капелька крови, запачкавшая кончик серебряного кинжала. Валентина захныкала, а Нен ахнула от ужаса.

— Вы, старый негодяй! — зашипела Эйден на Рогана Фитцджеральда. — Это ваша плоть и кровь! Она мое дитя! Невинное дитя!

Старик холодно улыбнулся.

— Ты знаешь, чего стоит ее безопасность, Эйден Сен-Мишель?

— Вы совершенно рехнулись, старик. У вас нет никаких прав на меня. Я свободная англичанка, верноподданная ее величества. Я замужняя женщина. Я вышла замуж перед лицом Бога и по законам моей страны!

— Ты подчинишься мне, дочка моего любимого ребенка. Ты подчинишься мне, или я буду мучить твоего младенца.

— Убейте Валентину, Роган Фитцджеральд! — сказала Эйден храбро. — И больше вам будет нечем удерживать меня. Но я не верю, что вы можете сделать это!

— Тут ты не права, девушка! Это ублюдочное отродье всего лишь лишний рот, который нужно кормить, а еду сейчас доставать нелегко. Твой ребенок мне не нужен, поэтому ты сейчас целиком в моей власти. Я могу так же легко выбросить ее в окно, как бросить в очаг. Если я позволю ей жить, то только потому, что я любил твою мать, а ты дочь своей матери, и ты выполнишь мои требования так же, как твоя ласковая и послушная мать выполняла их. Хочешь ты этого или не хочешь, ты выйдешь за Кевена Фитцджеральда, но жизнь ребенка зависит от тебя. Надеюсь, ты хорошо поняла меня, Эйден Сен-Мишель?

Эйден посмотрела на маленькое личико своего ребенка и поняла, что не позволит ставить под угрозу ее жизнь.

Старик, должно быть, был сумасшедшим, но у нее не было ни малейших сомнений, что он выполнит то, о чем говорит. Она медленно кивнула, но побежденной она не была. Положение было угрожающим, и выхода она не видела. Когда приедет Конн, все будет по-другому. Сейчас, однако, выбора у нее нет. Она сделала последнюю попытку.

— Вы заставляете меня вступать в брак при живом муже, Роган Фитцджеральд. Ни один английский суд никогда не признает этого брака с Кевеном, когда я уже замужем за Конном.

— Ты не вернешься в Англию, — сказал Роган Фитцджеральд, — но если это успокоит твои тонкие женские чувства, могу сказать тебе, Эйден, девочка моя, что Конн О'Малли скоро умрет, потому что, когда он приедет забирать тебя и твоего маленького ублюдка, мы убьем его. Что касается твоего так называемого брака, который совершал священник-мошенник, услуживающий узурпаторше, занявшей английский трон, то он недействителен в глазах истинной церкви, как засвидетельствует мой сын, святой отец Барра.

— И мой дорогой дядя, несомненно, обвенчает нас согласно истинной вере, как только будет сделано оглашение, — ядовито заметила Эйден.

Конн должен быть здесь прежде, чем ее силой заставят участвовать в этом издевательстве. За его безопасность она не боялась, потому что против неуклюжей своры этих болванов он выставит такой отряд слуг, который разобьет Фитцджеральдов и сброд, служащий им.

— Свадьба состоится сегодня, внучка, — сказал Роган Фитцджеральд с самоуверенной улыбкой. — Оглашение было сделано должным образом несколько недель назад. Мне хотелось бы, чтобы ты оделась поприличней для своего бракосочетания.

— Какая жалость, что у меня есть только эта одежда, — ответила она, испытывая радость оттого, что это удручает его. Какая ни маленькая, а это была победа!

— Уверен, — сказал он, — что мы найдем для тебя что-нибудь.