Любовь на все времена - Смолл Бертрис - Страница 114

Дверь в комнату отворилась, и вошла Рашель, правнучка Эстер, красивая девушка лет четырнадцати.

— Бабушка Эстер, — сказала она ласково, — солнце уже почти село. Пришло время зажигать свечи. Семья ждет.

— Помоги мне, дитя. Я не должна опоздать и прогневить Господа, ведь скоро мне понадобится его помощь в одном небольшом деле.

— Имеет ли это отношение к красивому господину, который только что вышел от вас? — спросила Рашель, помогая прабабушке встать.

Эстер Кира хмыкнула.

— Ты не должна задавать таких вопросов, дитя, как не должна признаваться в том, что так наблюдательна.

Не говори лишнего, Рашель. Сколько раз я просила тебя об этом?

— Но если я не буду задавать вопросов, бабушка, как же я смогу чему-нибудь научиться? — возразила Рашель.

— Есть вопросы и есть вопросы, — сказала Эстер Кира. — Пошли, дитя. Закат близок! — И она торопливо пошла из комнаты с проворством, удивительным для такой старой женщины.

— Закат, — сказала Рашель, — и вскоре какая-нибудь счастливая девушка отправится к султану. Если она умна, ее будущее обеспечено, если же она глупа, ее отправят в Старый Дворец, где живут неудачницы. На ее месте я бы вела себя по-умному.

(Эстер Кира остановилась и, повернувшись, посмотрела на правнучку.

— Бог не допустит, чтобы ею оказалась ты, дорогое дитя!

— Но стать возлюбленной султана — это такое счастье!

— Какое счастье! — сказал главный евнух. — Тебе необыкновенно повезло, Марджалла. — Он передал ей небольшой сверток, завернутый в кусок золотой парчи и перевязанный ниткой розового жемчуга. — Это одежды, которые надевает женщина, когда предстает перед повелителем в первый раз. Ты должна переодеться, и я сам провожу тебя к султану.

Эйден уставилась на небольшой сверток в молчаливом протесте. Она знала, что должна развернуть его, и тем не менее ее не интересовало его содержимое. Какое это имеет значение? Стоявшие вокруг нее Джинджи, Марта и девушки с нетерпением наблюдали за ней. Глубоко вздохнув, она развязала нитку жемчуга и развернула материю. Перед ней оказалось традиционное голубое с серебром одеяние, которое надевали женщины, впервые входящие в спальню своего хозяина и повелителя. Она безразлично посмотрела на него и передала Марте.

— Обычно, — тихо сказал Ильбан-бей, — этот сверток перевязан позолоченной лентой. Ты еще не побывала в постели султана, а он уже посылает тебе подарки, Марджалла. Неразумно относиться с пренебрежением к его знакам внимания.

— Я не нуждаюсь в них, — грубо сказала она, и стоящие вокруг ахнули.

Глаза Ильбан-бея сузились.

— На сумасшедшую ты не похожа, Марджалла. Возможно, твое горе подействовало так на тебя. Ты хорошо вела себя до сегодняшнего дня. Я не верю, что ты так же глупа, как многие другие женщины. У тебя впереди прекрасная жизнь. Султан уже увлекся тобой, его мать и его жена предлагают тебе свою дружбу. Тебе надо чуть-чуть постараться, чтобы сделать счастливым нашего повелителя Мюрада, и твое будущее обеспечено.

Эйден не ответила. Она понимала, что какими бы убедительными ни были ее слова, на них не обратят внимания. Цель жизни этих людей — удовлетворение любых желаний султана. Это смысл их существования. Ее единственная надежда — сам Мюрад. Если он действительно очарован ею, возможно, он дарует ей право вернуться домой, в Англию.

— Готовьте вашу хозяйку! — приказал Ильбан-бей, видя, что она не пытается возражать. Ему хотелось верить, что она обдумывает его мудрые слова и покорно соглашается с тем, что предстоит ей.

С нее сняли легкий шелковый халат, и она стояла перед ним обнаженная. Айрис и Ферн подали своей матери серебряный кувшин с ароматным маслом фрезии. Взяв большую морскую губку. Марта окунула ее в жидкость с завораживающим запахом и щедро обтерла тело своей хозяйки. Потом Эйден заставили вычистить зубы смесью пемзы и листьев мяты и прополоскать рот мятной водой. Потом все места на ее теле, где прощупывался пульс, надушили духами с запахом фрезии.

Ильбан-бей придирчиво осмотрел ее и кивнул Джинджи, который быстро одел хозяйку в одежды, состоящие из шальвар тонкого темно-синего шелка и коротенького голубого болеро с полосками серебряной парчи, отделанного серебряной бахромой. Потом на нее надели нитку розового жемчуга. Других украшений в этот вечер она не должна была надевать, чтобы они не мешали султану. Потом Джинджи усадил хозяйку и расчесал ее роскошные медные волосы щеткой, которую предварительно намочил маслом фрезии. Затем, встав на колени, он обул ее в серебряные сандалии. Она встала, чтобы главный евнух осмотрел ее.

Ильбан-бей кивнул.

— Ее не нужно подкрашивать, — сказал он. — У нее замечательный цвет лица. Даже краска для век не может сделать ее глаза более красивыми, а кожа похожа на розовые сливки. Она готова. — Он окинул Эйден суровым взглядом и протянул руку:

— Идем! Паланкин ждет тебя.

Перед тем как последовать за ним, Эйден взяла со стола маленькие шелковые кошельки и вручила слугам традиционный бакшиш, который, как сказала ей Сафия, ожидался от нее этим вечером. Слуги пробормотали слова благодарности и пожелали удачи. При этом Эйден чуть было не рассмеялась вслух. Единственная удача, о которой она могла мечтать, — чтобы Мюрад отпустил ее с миром.

В коридоре, перед дверями ее маленьких комнат, ожидал золоченый паланкин, чтобы по Золотой Дороге отнести ее в комнаты султана. Ильбан-бей осторожно постучал в дверь валиды. Из комнаты вышла Hyp У Бану вместе с Сафией — проводить гезде, как называли женщину, впервые выбранную султаном, к дверям, которые открывались на Золотую Дорогу. Когда они дошли до двери. Hyp У Бану подошла к паланкину и ласково обняла Эйден.

— Мой сын сделает тебя счастливой, Марджалла, дочь моя. Поверь мне. Я желаю тебе счастья! — с чувством сказала она.

Потом подругу обняла Сафия.

— Я завидую тебе, дорогая Марджалла. Я желаю тебе радости!

Как только она отошла от паланкина, носильщики пронесли его через двери, и внезапно стало сумрачно и тихо. Эйден очень хотелось сказать Сафии, что если та на самом деле завидует своей подруге, то могла бы поменяться с ней местами. Но она понимала, как грубо и зло будет звучать такое предложение. Она не сердилась на Сафию. В конце коридора носильщики остановились перед дверями в комнаты султана и осторожно опустили паланкин на землю. Немедленно рядом оказался Ильбан-бей, помогая ей выйти, а стражники открывали двери в комнаты.

Главный евнух проводил Эйден через гостиную в спальню султана, где резко остановился и низко поклонился, прошипев приказание Эйден сделать то же самое:

— На колени, Марджалла! Не забывай, как ты должна вести себя!

Эйден подавила закипевший в ней протест, ведь оскорбление — не лучший способ заставить султана встать на ее сторону и выполнить ее желание. Эйден ловко встала на колени и, наклонившись вперед, коснулась лбом пола, как учила ее Сафия.

— Поднимись, Марджалла, — сказал он своим густым голосом. Ильбан-бей немедленно оказался рядом, чтобы помочь ей. Ее глаза уже привыкли к полутьме комнаты, освещенной только несколькими лампами. Она увидела Мюрада в просторном шелковом халате, развалившегося на огромной кровати.

— Дай-ка мне посмотреть на нее, Ильбан-Аибей, — приказал он главному евнуху.

Ильбан-бей быстро снял болеро с Эйден и, прежде чем она сумела возразить, распустил шнурок ее шальвар. Он освободил ее от одежды, встав на колени и предварительно сняв с нее сандалии. На ней не осталось ничего, кроме нитки розового жемчуга.

— Все исполнено, повелитель, — сказал евнух, поднимаясь. Потом повернулся и вышел из комнаты.

По-кошачьи ловко Мюрад соскользнул с кровати и подошел к ней. Она увидела похотливый блеск в его глазах и содрогнулась. Она должна поговорить с ним сейчас, прежде чем похоть полностью захватит его.

— Господин, я умоляю вас разрешить мне говорить! — сказала она, задыхаясь, потому что была ошеломлена силой его страсти.

Пыл в его глазах сменился изумлением. Мюрад сообразил, что не сумел ввести ее в заблуждение своим стремительным натиском, поэтому сказал: