Дневник Жеребцовой Полины - Жеребцова Полина Викторовна - Страница 43

К нам пришел кот. Полосатый. Он поселился у нас. Я назвала его Ибрашкой.

P.S:

Мне снился Султан. Он сказал, улыбаясь: «Это ошибка! Я не мертвый, я живой!»

После сна я долго приходила в себя.

Только по истечении нескольких часов мне удалось убедить себя, что он, мирный житель, был расстрелян и живым быть не может. Просто его Душа еще не приняла это.

Написала стихи:

Жизнь моя — недопетая песня,

Кто-то начал, а кто-то забыл.

Все, что было, уже не воскреснет.

И не встанет из свежих могил.

24 апреля 2000

Попал Алик «из огня да в полымя»!

Рассказывал, что в родительском доме были пьянка и наркотики. И сейчас — все повторилось. Он живет с девицей намного старше себя. Она накрашенная, с распущенными волосами. На ней было обтягивающее платье и клеенчатая черная куртка.

Приемная мать Алика горюет. Жаловалась:

— Никакая вера его не держит! Девка курит анашу! И он туда же, в наркоманию.

Жаль Алика. Он и сам не рад! Бедняга. На меня смотрит пустым взглядом. Не здоровается.

После того, как во дворе узнали, что Аладдин жив, ко мне усилились ненависть и злоба.

Мы с мамой были у коменданта района. В администрации нам сказали, что с 25 апреля горячую еду давать будут не всем. Только детям до 14 лет и пенсионерам. Мы не пенсионеры. Мне 20 марта исполнилось 15 лет. Так что нам еда «не светит»!

Мы подумали и принесли справки от врачей. Показали. Из госпиталя МЧС, больницы № 9.

Русский комендант написал бумагу, чтобы нам давали еду, весь месяц май.

Мы спасены от голода!

Всезнающие Аза и Лина поджидали нас во дворе, чтобы сообщить:

- Алик показал подруге дом бабушки. Он наследник! У него будет свой дом! — дразнили они меня, «прогадавшую невесту». Но я не расстроилась. Женщину Алика все ругают. Уверена, ей ругают меня! Мне кажется, на нее наговаривают из зависти. Ведь у нее постоянный мужчина, гражданский муж, как говорят теперь. А у Лины и Азы даже такого нет.

Будур-Патошка.

25 апреля 2000

Талоны на еду, мы получили! Долго болтали с трудолюбивой Машей, работающей в бесплатной столовой. Она единственная русская женщина, кто сумел устроиться туда. Всюду редкие рабочие места заняли чеченцы.

Днем приехали жильцы из дома напротив нашего. Молодая женщина, недавно овдовевшая. Зовут Элита. Она осталась одна с четырьмя детьми! Ее муж — водитель автобуса, возил беженцев: стариков и детей, из горных сел, рискуя собой. Его машину обстреляли военные. Автобус упал в пропасть с людьми, и все погибли. Элита потрясена! Она совсем молодая женщина, а волосы — седые. Ее семья всегда выручала соседей в нашем дворе.

Хорошо относилась к русским людям. Теперь вдова с «русскоязычными» жильцами не разговаривает. Не здоровается. Нас сделали врагами!

Приехали соседи и из нашего подъезда. Мать и сын. Это они в октябре прошлого года возили меня в больницу. Рамзес был ранен в городе Урус-Мартан в руку и в ногу. Его спасли боевики! Отвезли в госпиталь. Но он лишился части пальцев. Соседи сразу пожаловались: их машину обстреляли, восстановить нельзя.

Алика во дворе не видно.

Пошел дождь.

Дядю Валеру, из среднего подъезда, сильно избили. Я не знаю кто.

Сегодня, когда мы вернулись домой, у нас не открывалась дверь.

Пришлось звать одного из братьев Борзовых, чтобы выбить нам дверь. Он выбил. Завтра я буду ее чинить. Опять придется ночевать без замка!

Полуподвал с проваленными полами, едва держащимися стенами — это наше жилье.

Так теперь еще и без двери.

Лина и Аза совсем обнаглели. По утрам выходят из дома с пустыми руками, а к вечеру волокут мешки с чужим добром. Иногда через ткань видны предметы, похожие по форме на

ведра. Десятки ведер! Иногда в мешках звенит стеклянная посуда.

Русская пенсионерка Лида, из дома рядом, кричит на всех, делает замечания. Каждый день моет у своего подъезда красивые вазы из чужих домов. И твердит:

- У меня прямое попадание в квартиру. Ничего не осталось! Совсем ничего.

Еще, Дневник, запомни:

Сегодня утром уехали Вовка с Олей, и бабушкой Марией. Их отъезд охраняли четверо солдат с автоматами! Солдаты грузили имущество в огромную машину!

Дело в том, что Оля пару месяцев проработала в военной комендатуре и возвращалась домой поздно. Муж переживал. Напивался. Пытался встречать жену с работы. У Ольги на работе, в комендатуре, он устраивал скандалы, обзывая ее нехорошими словами. Всем жаловался. Рассказывал, как его, законного супруга, по месту работы жены федеральные военные привязывали к дереву и хотели расстрелять! А тетя Оля просто хитрая! Она подружилась с начальством. Сделала себе и мужу новые паспорта. Взамен старых, отобранных осенью боевиками, застукавшими их в чужом доме на краже вещей! О чем сама болтала во дворе! Теперь это звучит так: «В связи с утратой при пожаре»

Оля сама нам все по глупости рассказала.

Своего мужа она прописала в квартиру к его погибшей матери. Ведь квартирные документы там выкрали! Идут упорные слухи о компенсации за жилье.

Когда эта семейка грузила вещи, одна из стареньких соседок, по фамилии Андерсен, узнала свой саквояж с вещами. Стала кричать:

— Мое! Моя сумка! Отдайте, мародеры! — и плакать.

Но ее никто не слушал. Один из российских военных, наоборот, заступился за отъезжающих:

- Заткнись! Не вой людям на дорогу, а то получишь! — и передернул автомат.

Я увидела: на руках у тети Ольги — мамины коричневые перчатки. Они в момент выселения оставались в нашей квартире. На холодильнике. Теперь, надев их, Оля помогала грузить на машину «свои» вещи.

Отъезжающие планируют: с выходящей из Грозного воинской частью отбыть в город Моздок. Возможно, обман. Свою погрузку они не доверили никому из соседей! Только военным.

Эта семья вывезла три больших грузовых машины разных вещей.

А бабушку Андерсен мне было очень жалко. Я уже осознала бренность вещей, а она, видимо, будет тосковать по своим, украденным на ее же глазах другими людьми.