Дневник Жеребцовой Полины - Жеребцова Полина Викторовна - Страница 19

Мама совсем разозлилась. Кричит им:

— Я жду! И дверь закрывать не стану!

Я вышла. Лайду мы занесли в самый близкий от нее подъезд. Тот, где квартира бабушки Стаси. Перевязали, поставили воды и ушли. Собака большая! Дворняга. К себе мы бы ее не донесли. Она тяжелая.

Когда стемнело, явились эти парни. Попросили у мамы уксус. Извинились!

Сказали, что мужиков нашего двора, через эту собаку, они проверили на «вшивость»:

— Гнилые у вас мужчины! Пьют и воруют. Воруют и пьют! Мы видим, кто какой! Если

помощь нужна, мы ночуем в среднем подъезде у Азы. Обижать будут — зовите!

Придем!

Они ушли. А я и мама, используя затишье, отнесли раненой собаке кусок лепешки. Долго гладили ее. Собака была жива!

У нас умирает кошка, которую все хотели взять себе, сразу две соседки. И, в конце концов, никто не взял! Несчастливая она. Кошечка по имени Седа. Она ничего не ест! Умирает от голода. У моего кота Чипса еле двигаются лапы. Однажды его спас Аладдин.

В ночь на сегодня мне снилась Кусум. Моя несостоявшаяся свекровь!

Нина и Стася слышали по своему скрипучему радио: к нам, в Чечню, приезжает ОБСЕ.

Но пушечная канонада не прекращается.

Будур.

16 декабря 1999

Аладдин! Аладдин! Пришел вчера вечером!

Подтвердил, что женился. Через час заявил: «Это неправда!»

Путался, врал, говорил о том, что он хотел проверить меня.

Спрашивал, пойду ли я замуж за него второй женой?

Болтал глупости, в которых мы с Кусум якобы можем быть подругами.

Я ответила:

— Да! Пойду! Второй женой, когда мне будет сорок лет. А пока мне четырнадцать! Я не хочу замуж. Я буду учиться! Закончу школу. Потом вуз. И вот тогда я возьму себе в мужья того, кого захочу! Выберу сама!

Аладдин вытаращил глаза. Такой злой и непокорной он меня еще не видел.

Он попросил, чтобы я не торопилась, подумала.

— Уже дважды побывавшая замужем женщина окрутила тебя! — вставила свое мнение моя мама. — Но... Для нас так лучше.

Аладдин побежал за мамой на кухню. Говорил, что запутался. Что по книгам нужно в первую очередь жениться на разведенных женщинах, чтобы уменьшить среди людей внебрачные связи и разврат.

— Это мудро!— согласилась мама: — Но если ты женат, ты не должен заходить к нам. Так?! Это тебе позор. Нам — грязь! — поставила она последнюю точку в разговоре.

Аладдин сник.

Мама явно злилась. Он стал ее раздражать.

Аладдин стал прощаться.

Выложил все деньги, что были в его карманах, даже мелочь.

— Вам, на еду, — пробормотал он и вышел за дверь.

А я перенервничала. Стало невыносимо больно внутри!

Я выскочила за ним во двор. Окликнула его.

Аладдин дошел до среднего подъезда нашего дома. Не выдержал. Оглянулся!

Потер пальцем левый глаз. Переносицу. А затем, не останавливаясь, быстро зашагал и исчез за поворотом.

Оставшись одна, я рыдала, не в силах остановиться. Плохо понимала, где я нахожусь, жива я еще или уже нет. Я давала какие-то клятвы и проклинала себя и весь мир. Война показалась мне глупой, совершенной пошлостью рядом с моей потерей. Наверное, это самый страшный день в моей жизни!

Но внешне я ничем не выдала себя. Даже маме.

Вечер

Ночью раненую собаку кто-то добил камнем.

Камень лежал рядом, в ее крови. Утром мы прибежали ее погладить, перевязать. Все это увидели.

— Лаяла! Мешала лазить по чужим квартирам! — быстро сообразили соседки-бабушки:

— Мы видим! По ночам в подъезде напротив — свет от фонариков! То в одной квартире, а то в другой! У нас дырочка в одеяле на окне. Мы в нее наблюдаем, — признались они.

Собаку Лайду похоронили Николай и ее хозяин Сулейман.

Николай нас ненавидит. Ворчит гадости и грязь.

За наглое обращение ко мне в пьяном виде Аладдин уже делал однажды ему замечание. Потому дед Николай злой. А мама открыто зовет его пьяницей и вором.

Ночь. Канонада за окнами.

Я написала Аладдину письмо. Письмо, которое он не прочтет. Я не посмею отдать его. Гордость моя не позволит. Я пришила письмо к твоим страницам, Дневник.

Вот оно:

«Аладдин!

Да будет доволен тобой Всевышний и хранит тебя на твоем пути. Я молю его о том, чтобы не была наша разлука слишком долгой, и очень скучаю.

Скучаю по тем мгновеньям, когда ты был рядом. Жду тебя. Твою улыбку и свет от нее в нашем доме. Мне всего 14 лет, это так мало, но за них я не встречала человека лучше и добрее тебя.

Мне никогда не забыть наши уроки под бомбежкой и твою заботу обо мне, словно я и впрямь была твоей сестренкой.

Я желаю тебе избежать смерти, пожить на Земле и побыть счастливым.

Всегда помни, что наш дом — это твой дом.

15.12.99 г.

Царевна».

18 декабря 1999

В наши дома пришла большая группа людей. Женщины и дети. Предводитель у них — мужчина лет сорока. Все его слушаются, он отдает распоряжения.

Эти люди рассказывали, что шли пешком из Микрорайона. Раньше все жили в одном многоэтажном доме. В их коллективе, в основном, русские и чеченцы. Но есть армянка, татары. Им необходимо найти, где ночевать сегодня? Временно обосноваться, не разлучаясь. Погреться. Переодеть сырую одежду. Нужна посуда, инструменты.

Разумеется, продукты. Лучший вариант — большой частный дом. Где все это есть.

В стихийной «семье» есть молодая женщина по имени Кира. Она сразу подружилась с Азой. С Кирой пришел ее сын. Он младше меня. Бойкий! Сам подошел, представился: Миша!

В первый день они отнеслись к нам неплохо: сочувствовали моему ранению. Физической слабости моей мамы. Я попросила топор (у них инструментов было много) — наш старый очень тяжелый. Миша заявил: «Одна секунда!» Позвал меня с собой. Мама разрешила. Мы пошли искать мне топор. Нашли. Маленький и легкий. Как раз для моей руки!