Путешествие в страну летописей - Натанов Натан Яковлевич - Страница 7

Карамзин уже не в первый раз задумывается о своем далеком предшественнике…

На первых же страницах летописи множество событий: приходят и расселяются славянские племена — поляне, древляне, кривичи, северяне, — появляются и исчезают народы, царства, города… Но почему-то ни одной даты. «Славяне сели по Ильменю, Днепру, Десне…» «Были два брата, и сели: Радим на Соже и от него название радимичи, а Вятко сел со своим родом на Оке, и от него получили название вятичи».

Но когда все это было?

Летописец не знает, а сочинять не хочет. Да и в самом деле, откуда ему знать, что было за 200, 300, 500 лет до него? Немного сведений найдешь в чужих, например византийских, хрониках. Остаются легенды, сказки, песни, былины. Они сохраняют и передают исторические события сквозь столетия. Но в сказаниях и песнях, конечно, нет точных дат. А то давно бы узнали не только точное время появления славян на Днепре, но даже годы жизни Кощея Бессмертного и даты объединения и распада «некоторого царства, тридесятого государства»!

Первый летописец получал из старых преданий хронологию несколько неточную: «давным-давно», «в те времена»…

Карамзин переворачивает несколько страниц и отыскивает первую летописную дату:

«В лето 6360 (в 852 году), когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом. Вот почему с этой поры почнем и числа положим».

Иными словами, автор сообщает: до этого события он нигде слова «Русь» не встречал, а в летописании греческом прочитал о нашествии Руси на Царьград при Михаиле..

Можно проверить, ибо хроники древней Византии, к счастью, сохранились. Там действительно рассказывается о набеге Руси на Константинополь при императоре Михаиле III. Но греческие хронисты не указывали дат описываемых событий, а только отмечали: «При императоре Михаиле…», «При императоре Константине…» Ни в одной хронике поэтому не сказано, что набег Руси на Царьград произошел точно в 852 году.

Как бы угадывая вопрос читателя, летописец открывает секрет своих вычислений:

«От Адама до потопа 2242 года, а от потопа до Авраама 1000 и 82 года, а от Авраама до исхода Моисея 430 лет, а от исхода Моисея до Давида 600 лет и 1 год, а от Давида до пленения Иерусалима 448 лет, а от пленения до Александра Македонского 318 лет, а от Александра до рождества Христова 333 года, от Христова рождества до Константина 318 лет, от Константина же до вышеупомянутого Михаила 542 года…»

Карамзин понимает: летописец был очень доволен полученным результатом. Как не понять человека, отыскавшего «самую древнюю дату»!

Но вот что обидно: арифметика и история не сходятся. 2242 + 1082 + 430 + 601 + 448 + 318 + 333 + 318 + 542 = 6314, а не 6360!

В каком же году воцарился Михаил — в 852 или в (6314 минус 5508) 806 году?

Ни в том, ни в другом.

Карамзин знает, что Михаил III стал императором в 842 году. Ошибка на десять лет!

Из одной ошибки возникают другие. С трудом установив неверную дату — 852 год, летописец начал считать, оттолкнувшись от нее: «А от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, 29 лет…» Откуда взята цифра 29, неизвестно. Прибавив к 852 году 29, автор получил 881 год. Следующий год был началом княжения Олега.

882 год — дата необычайно важная: Олег объединил под своей властью русские земли. Образовалось древнерусское Киевское государство. Но дата более чем сомнительная.

Ах как трудно было историку в древности!..

В XIX веке, конечно, легче.

Намного ли легче?

Тут Карамзин вспомнил, с чего начинал он сам. Как осенью 1803 года «постригся в историки» и был утвержден придворным историографом, как выпустил последний номер своего журнала «Вестник Европы»; вспомнил о клятве, данной самому себе: ничего не писать, кроме как по истории.

Московские друзья не верили тогда, что автор «Бедной Лизы» и «Писем русского путешественника» стерпит длительное добровольное заточение, и посмеивались, что он порядком надоел своими бесконечными, с великим жаром произносимыми речами об истории…

«Наша история, — восклицал он тогда, — есть сюжет для вдохновения. Стоит ли труда проливать пот над буквами и писать диссертации о каком-нибудь слове? Можно выбрать, одушевить, раскрасить, а для того — достаточно имеющихся источников. В пять-шесть лет я надеюсь дойти до Романовых…»

Карамзин грустно улыбнулся, оглядывая бумажную гору на столе. Прошел изначальный срок, а «до времени Романовых» оставалось одолеть почти 5 веков. Хватит ли всей жизни?

Да, по правде говоря, он не подозревал, сколько придется сделать, чтоб провести «Историю» через ранние века: летописи, грамоты, хроники византийские, немецкие, польские, армянские. Ему, историографу Александра I, целыми кипами шлют документы из архива иностранной коллегии, из богатейших и совершенно не прочтенных библиотек — патриаршей, троицкой, академической. Пришлось заняться и «пролить пот» над буквами, именами, датами.

После сорока прожитых лет не так просто учиться и в то же самое время открывать и писать… Тому, первому летописцу, наверное, было полегче. Во всяком случае, он не был завален книгами и рукописями. Вот кто мог свободно предаваться дикой поэзии, фантастическим легендам прошлого!

А впрочем, кто знает, как все было?

Карамзин грустно усмехается, читая запись 1029 года: «Мирно было». Мирный год — событие исключительное и для XI и для XIX столетия.

Вот и сейчас, с Наполеоном мир, вернее, перемирие на несколько лет. А на границах ведутся сразу три войны — с Турцией, Персией, Швецией… Карамзину приходит в голову странная мысль: если б он мог встретиться с тем, первым историком, у них нашлось бы о чем побеседовать не на час и не на день. И, невзирая на разницу в «возрасте», во многом бы согласились с полуслова…

Сегодня Карамзина как-то особенно занимает первый летописец. В древней книге повсюду следы, черточки этого таинственного и замечательного человека:

1051 год: «Это я написал и установил, в какой год начался Печерский монастырь».

1061 год: «Всеволод вышел навстречу половцам в месяце феврале 2».

1066 год: «Умер Ростислав 3 февраля».

1091 год: «Этому приказанию я, грешный, был очевидец…»

«Было знамение на солнце, как будто оно начало исчезать и совсем мало его осталось, как месяц оно было, во втором часу дня, 21 мая».

Встречается слово «я». Это летописец — о себе.

На первых страницах летописи были ошибки на десятилетия — теперь точные числа и даже часы.

Астрономы проверили. 21 мая 1091 года в Киеве действительно было неполное солнечное затмение и солнце должно было выглядеть «как месяц».

«Второй час дня» — это отнюдь не два часа дня; это второй час после солнечного восхода. Затмение было в 6 часов по киевскому времени, или во втором часу по «древнекиевскому», так как солнце 21 мая восходит в 4 часа.

Итак, время первого летописца — вторая половина XI века, может быть, начало XII. За 700 лет до Карамзина. За 200 — до Лаврентия… Поэтому с особенным вниманием Карамзин читает: «В лето 6618 (1110 год). В том году было знамение в Печерском монастыре 11 февраля: явился столп огненный от земли до неба, а молния осветила всю землю, и в небе прогремело в один час ночи, и все видели это. Этот же столп справа стал над трапезницею каменною, так что не видно было креста, передвинулся на церковь и стал над гробом Федосьевым и потом передвинулся на верх церкви, как бы к востоку лицом, а потом невидим стал».

Описывается какое-то атмосферное явление. Вероятно, чрезвычайно редкое для Киева северное сияние. Автор записи — очевидец, который, без сомнения, отлично знаком с Киево-Печерским монастырем. Напрашивается мысль, что летописец — печерский монах…

Вслед за описанием «огненного столпа» следует объяснение: «…это был не огненный столп, а видение ангела. Это знамение показывало некоторое явление, которому предстояло быть и которое сбылось. Ибо на второй год не этот ли ангел был вождем на иноплеменников и супостатов, как сказано: «Ангел тебе предшествует» или еще: «Ангел твой будь с тобой».