Сон, сновидения и смерть. Исследование структуры сознания - Гьямцхо́ Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н "Далай-лама XIV" - Страница 13

Его Святейшество ответил:

— Я думаю, здесь есть некоторая связь, потому что наше чувство собственного «Я» тесно связано с телесным существованием. На самом деле существует два чувства собственного «Я» — одно грубое, другое тонкое. Грубое чувство «Я» возникает из зависимости от грубого физического тела, но когда человек испытывает тонкое чувство «Я», грубое тело становится ничего не значащим и страх потерять собственное «Я» пропадает.

Здесь Джоан Халифакс заметила, что существование разных состояний предполагает наличие перехода между ними:

— Похоже, что все эти состояния[14] включают в себя кратковременную остановку или затмение сознания, поэтому кажется, что что-то действительно умирает. Неважно, на грубом или тонком уровне тела, это — нарушение непрерывности, разрыв, после которого непрерывность воссоздает себя.

Верно ли, что один аспект практики заключается в том, чтобы поддерживать непрерывность за пределами грубого или даже тонкого уровня — уровня, который не имеет условий? Поддерживать непрерывность чего-то, что есть ничто.

Мы все засмеялись над ее попыткой выразить свою мысль:

— В нашем языке нет для этого слов.

Его Святейшество ответил:

— Есть такие состояния медитации, в которых у вас просто появляется ощущение пустоты, и в этот момент у вас нет даже тонкого чувства «Я». И хотя у вас нет чувства «Я» в этот момент, это не значит, что в этот момент «Я» не существует.

Тибетский термин для сознания шепа (shes pa) буквально означает «знание» или «осознание». Этимология предполагает осознание чего-то, и это означает сознание на грубом уровне. Однако на более тонких уровнях объекта осознания может не быть. Это аналогично парадоксальному состоянию «мысли без мысли»; таково умозрительное состояния осознания, свободное от определенной мысли или определенного уровня мышления; но «без мысли» здесь не означает полное отсутствие мышления.

— Вы имеете в виду отсутствие знания? — отважился спросить я.

Его Святейшество помедлил и в ответ спросил:

— Можете ли вы, Франциско, провести грань между мышлением, осознанием и знанием?

— Знание относится к качеству выяснения или распознавания. Вы можете иметь это качество без необходимости иметь мышление, которое всегда имеет определенное смысловое содержание. Осознание имеет много значений; одно — знание, но может переходить и на более тонкие уровни. И осознание, и знание в отличие от мысли и мышления могут распространять свое применение на более тонкие уровни сознания, например, непреднамеренная мысль или мысль без объекта. В когнитивистике специалисты избегают использовать осознание и предпочитают говорить о знании или познании, поскольку эти термины обращаются к пониманию.

Чарльз предложил свое объяснение:

— По моему мнению, знание и осведомленность означают наличие чего-то, какого-то содержания, которое вы знаете или можете узнать. Напротив, я могу осознавать нечто, не зная о нем. Знание — это достижение. Поэтому мне трудно понять идею безобъектного знания.

— Это состояние, в котором нет содержания и нет предполагаемого объекта, — заметил Его Святейшество.

Чарльз не смутился:

— Очень трудно думать о чём-то безобъектном, хотя я могу понять существование парадоксального состояния, которое мы вынуждены называть «осознание ничего». Мы, возможно, совершаем ошибку, стараясь заглянуть за предел обычных человеческих состояний, поскольку слова были придуманы именно для таких состояний, в которых нет бессодержательного осознания и нет бессодержательного знания.

Я только смог заметить, что мы не должны отказываться от утверждения, что подобные человеческие состояния могут существовать.

Чарльз согласился:

— Во всех традициях мы должны всячески изменять обычный язык, чтобы передать состояния, которые относятся к необычным.

Его Святейшество произнес:

— Это верно также и для буддизма. Такова природа языка.

День подходил к концу, часы показывали пять вечера. Его Святейшество поблагодарил нас и с поклоном удалился. Пришло время возвратиться в коттедж и продолжить поиск ответов в более неформальной обстановке.

3. Сновидения и бессознательное

Независимо от того, является ли человек противником или поклонником психоанализа, ясно одно: Фрейд и его последователи радикально изменили западное представление о разуме, личности и терапевтическом вмешательстве. Сегодня существует множество психологических теорий и клинических подходов, некоторые из них достаточно сложны, другие поверхностны. В Северной Америке это разнообразие шире, чем в Европе или Южной Америке, где психологическая теория и практика базируются, большей частью, на психоанализе.

В мою задачу как организатора входило дать Далай Ламе и буддистам Тибета представление о западных взглядах на теневые зоны «эго». Психоанализ привнес в систему знаний, по крайней мере, две ключевые для нашей конференции идеи: понятие человеческого бессознательного и его глубины, и центральную роль, которую играют сновидения в исследовании психики человека.

Принято считать, что психоанализ не является частью доминирующей теории и не претендует на это звание. Однако он вышел из неврологии и психиатрии и играет важную роль как основной метод многих лечебных центров в западном мире. Более того, появление когнитивистики укрепило связь между психоанализом и наукой.

В поисках опытного и авторитетного специалиста, способного достойно представить это направление, мне сразу пришло на ум имя Джойс Макдугалл. Уроженка Новой Зеландии, доктор педагогических наук, она отправилась в Лондон изучать психоанализ и несколько лет работала в клинике детской психотерапии в Хэмпстеде, вдохновляемая работами Анны Фрейд. Перебравшись с мужем во Францию, Джойс продолжила заниматься психоанализом взрослых в Париже, где в течение двадцати пяти лет занималась теоретическими исследованиями и преподаванием. Ее книги отличаются доступностью и широтой взглядов, что не всегда встретишь в психоанализе. В своей последней работе она связала многие нити аналитической практики в то, что она называет «театром» тела и разума.

Когда Джойс заняла место ведущего, мы перешли от сухой науки, изучающей мозг, к области человеческих драм и переживаний.

Джойс начала свою речь:

— Мне выпала большая честь представить здесь науку и искусство психоанализа. В определённый исторический момент сложившиеся условия требовали подхода, использующего методы искусства и науки.

Зигмунд Фрейд был основоположником данной теории и терапевтической практики. В конце XIX века, века консерватизма господствующих классов, не желавших подвергать сомнению незыблемые ценности, Фрейд, получивший в Вене образование врача, задался многочисленными вопросами. Он постоянно спрашивал: «Почему? Почему люди болеют? Почему поправляются? Почему мы воюем? Почему гибнут цивилизации? Почему преследуют евреев?».

Далее Джойс отметила, что психоанализ явился продуктом западной цивилизации и оказал огромное влияние на западный мир, в частности на лечение душевных болезней. После Фрейда все медики стали считать болезни тела зависящими от разума. Фрейд понимал, что любое состояние тела воздействует на образы сознания, и нет ничего, происходящего в сознании или психике, что не влияло бы на тело. Он видел, что тело и психика взаимосвязаны, но подчиняются разным законам. Законы работы психики не являются законами биологических систем, хотя они постоянно взаимодействуют и влияют Друг на друга.

— Влияние Фрейда на западный мир вышло за пределы области душевного здоровья. Оно оставило огромный след в преподавании, педагогике и сказалось на многих областях творчества. В частности, художников и философов вдохновляли открытия и философия Фрейда.