Разведка — это пожизненно - Радченко Всеволод Кузьмич - Страница 11

И хотя я правдиво объяснял Майклу, что в Москве всё абсолютно спокойно, было ясно, что этот вопрос его очень волнует, так как он покинул Родину ещё в послевоенные годы, когда сталинские репрессии вновь набирали силу. Он жил в Америке, пользуясь лишь американской информацией, видимо, его нервное состояние в связи с вызовом в центр можно было понять. Тем более, как я узнал уже позднее, он солидно врос в американский быт, был женат и даже имел детей. Он настойчиво просил уточнить в центре, следует ли ему обязательно ехать в Союз и нельзя ли ограничиться его отчётом в Париже. Обусловили новую встречу. Молния, которая пришла на наш запрос из Москвы, звучала так: «Сообщите Майклу: я, Коротков Александр, приказываю вам получить, как условленно, новые документы и, как намечено, тем же маршрутом прибыть в Прагу. Никаких обсуждений по этому вопросу больше не требуется. Выехать в Прагу сегодня же». Я встретился с Майклом и с небольшим металлом в голосе попросил его выслушать дословные указания центра. Я так и говорил: «Я, Коротков Александр…». Майкл молча взял у меня паспорт, вернул мне свои документы, попрощался и без всякого обсуждения ушёл. В этот же вечер я вновь видел, уже во второй раз, как он уехал с Восточного вокзала в направлении Праги. Через несколько дней центр сообщил, что Майкл прибыл в Москву.

Однажды я очень удачно познакомился с известным журналистом из газеты «Монд». Контакт развивался вполне успешно: приглашение на ланч со стороны журналиста, ответное приглашение с моей стороны. Мой новый знакомый охотно делился политической информацией. Учитывая то, что тогда я работал в резидентуре на политической линии, моя информация, очевидно, не носившая очень секретного характера, но получаемая мною от очень квалифицированного человека, положительно оценивалась резидентом. Развитие моих отношений с журналистом получило одобрение. Была поставлена задача постепенно придать контакту с журналистом конфиденциальный характер, просить его готовить для меня информацию по определенным интересующим нас вопросам и прежде всего о проблемах внутриполитической жизни Франции в письменном виде и т. п.

Отмечу, что политическая обстановка во Франции в этот период была очень сложной. Одно правительство сменяло другое с интервалом в 3–4 месяца. И вопросы, связанные с закулисной борьбой различных партий и политических лидеров, были нам интересны. Развитие контакта шло успешно и не внушало никаких опасений. Журналист начал готовить информацию по моим просьбам, можно сказать, заданиям. Наступил момент, когда было решено, что я ему должен предложить более сложную работу, т. е. добычу информации, с выплатой за её выполнение вознаграждения. Но здесь и произошёл небольшой инцидент, который нарушил наши планы.

Во время моего отсутствия в кабинете офиса мой телефон автоматически переключался на комнату, где работали секретари. Секретарь Адет была замужем за крупным журналистом левого толка и была хорошо знакома с широким кругом журналистов в Париже. И однажды, в моё отсутствие, мой журналист из «Монд» позвонил мне. Звонок приняла Адет. Вечером Адет заносила какие-то бумаги ко мне в кабинет и «между прочим» заметила, что мне звонили, и назвала имя моего журналиста из «Монд», а, уже выходя, добавила: «Имейте в виду, это — un pedaie». Я сделал вид, что не придал её информации никакого значения, но, обеспокоенный, вскоре отправился в библиотеку, чтобы посмотреть в словаре «Арго» (словарь жаргонных слов), что означает это выражение. Я не знал других значений, кроме прямого значения — педаль. Выяснилось, что это на жаргоне — пассивный гомосексуалист. Видимо, отсутствие серьезного опыта не позволило мне самому заподозрить неладное, а разработка шла так успешно, что это заслонило мне глаза.

При обсуждении с резидентом было решено, что мы не будем предпринимать поспешных шагов, а проверим информацию. Как говорится: шило в мешке не утаишь. И информация вскоре получила подтверждение из других источников резидентуры. Было решено, что поскольку этот контакт может меня как-то компрометировать в кругу моих коллег в ЮНЕСКО, я должен постепенно, но в то же время твёрдо отойти, а затем и порвать отношения с журналистом. А жаль!

15 апреля 1958 года получило недоверие очередное правительство Франции во главе с Гайяром. В мае в Алжире был создан «Комитет общественного спасения», который состоял из группы военных, представителей крайне правых сил и проявлявших особую активность сторонников генерала де Голля.

При поддержке армии комитет отказался подчиняться Парижу и потребовал призвать к власти генерала де Голля. Политический кризис нарастал с каждым днём. 1 июня 1959 года национальное собрание уполномочило де Голля формировать новое правительство и поручило разработать новую конституцию. Это был крах Четвёртой республики. Важное место в ряду причин этого краха занимала и внешняя политика Франции. Поражение в Индокитае и тупиковая ситуация в Алжире обострили националистические настроения во Франции — всё это привело к прямому разгулу шовинизма и открытым антипарламентским настроениям. Широкое недовольство вызывало и подчинённое положение Франции в НАТО, усиление зависимости от США. Приход де Голля фактически продемонстрировал установление режима личной власти и имел самые глубокие внутриполитические и внешнеполитические последствия.

ЮНЕСКО располагалось в старинной, некогда шикарной гостинице в самом центре Парижа на авеню Клебер «Majestic». Здание старое, но с прекрасной архитектурой: и фасад, и основные вестибюли, и залы — все очень красивы, а зал, где проходили заседания Совета ЮНЕСКО и собрания представителей всех стран — членов организации, просто великолепен. Любопытно, что во время войны в отеле размещался главный штаб гестапо на оккупированных немцами территориях.

Окна моего кабинета выходили на угол маленькой улочки Лаперуз, и прямо против моих окон находился вход в небольшую гостиницу с таким же названием — «Лаперуз». Не вникая сейчас в детали деголлевского переворота, хочу рассказать, что сам де Голль и его штаб, до прихода его к власти, разместился в этой маленькой гостинице. С двух сторон на углах стояли большие чёрные «ситроены», в которых круглые сутки сидели люди. За два дня до обращения со стороны парламента Франции к де Голлю с призывом взять власть в свои руки в гостинице появился сам де Голль, а перед дверями, прямо на улице, стали четыре дюжих парня в штатском, откровенно обыскивавших каждого входящего в гостиницу. Визитёров оказалось много. На поклон к генералу поехали самые различные политические деятели, бывшие и действующие министры, лидеры партий, пожалуй, всех, кроме коммунистов. Это была очень интересная картина. Многих по фотографиям в газетах или по дипломатическим приёмам я мог узнавать и мог наблюдать как бы за своего рода пульсом политической жизни Парижа.

Уточнять детали происходящего в стране помогал мне мой необыкновенный контакт с советником американского посольства. Познакомил меня с американцем наш резидент Михаил Степанович, советник нашего посольства. При этом мне было сказано, что контакт с американцем может быть очень полезен, так как он сам хочет иметь постоянный выход на «советские круги», чтобы иметь канал для передачи нам определенной информации. Американский советник, как нам было известно, был связан с крупными промышленными кругами Штатов, а также, что он, собственно, и не скрывал, был связан с ЦРУ.

Видимо, было важно, что я не был сотрудником посольства, но был в то же время надёжным каналом к нашему резиденту.

Американец довольно часто встречался со мной. По своему характеру он был разбитной и весёлый человек, и хотя был старше меня, и явно с большим опытом, держался со мной на равных, не делая никаких усилий, чтобы как-то выведать у меня детали моей личной жизни или какую-либо посольскую информацию. Одним словом, не пытался изучать меня с разведывательных позиций.

В то же время американец охотно рассказывал мне о перипетиях политической жизни во Франции, а он был весьма информирован. Он жил в Париже уже более семи лет.