Время умирать - Смит Уилбур - Страница 90

Кольца толстого чешуйчатого тела мягко блестели, а когда змея угрожающе вытянула шею, глаза ее замерцали при свете луны. Огромная голова имела форму лопаты, характерную для габонской гадюки, самой крупной и наиболее ядовитой из всех африканских змей.

Шон мог бы скользнуть вниз на узкий каменный выступ, но при этом шансы на благополучный исход были ничтожно малы. В случае неудачи он бы просто полетел вниз. Гораздо лучше было попробовать вести себя вызывающе.

Он висел, опустив ноги, сдерживая дыхание, в ужасе уставившись на отвратительного гада. Змея была менее чем в двух футах от его лица, готовая напасть, а Шон знал, что она может сделать выпад почти на всю длину туловища — футов на семь, а то и дальше. Малейшее движение с его стороны спровоцирует ее атаку.

Он висел на руках, напрягая все мышцы, уставившись на гадюку, стараясь подавить ее силой своей воли.

Секунды текли медленно, словно черная патока, и наконец Шону показалось, что появились первые признаки расслабления в упругом изгибе ее шеи.

В это время его левая рука соскользнула, ногти царапнули по камню, и гадюка тут же атаковала с силой кузнечного молота.

Шон отклонил голову, как боксер, уклоняющийся от удара. Холодная чешуйчатая голова гадюки просвистела мимо его челюсти, и он почувствовал толчок в области шеи и плеча, такой сильный, что одна из его рук потеряла опору, и его наполовину развернуло. Теперь он держался только левой рукой, повиснув боком к выступу.

Зная, что гадюка вонзила клыки в плечо или горло, он ждал, что яд огнем вспыхнет в его плоти. Змея не отпускала, оттягивая вниз верхнюю часть его тела. Толстая, как салями, она извивалась и билась, ядовито шипя ему в ухо. Прикосновение ее скользких чешуек к коже было ледяным и отвратительным.

Шон едва не закричал от охватившего его ужаса. Гадюка, раскачивавшаяся из стороны в сторону, отбрасывала его от скалы, а громкое шипение оглушало. Шон понимал, что его левая рука соскальзывает, но обрыв, открывавшийся под ним, не пугал его так, как отвратительное существо, висевшее у него на шее.

Почувствовав ледяные брызги на шее и жидкость, капающую с воротника куртки, Шон с облегчением понял, что гадюка промахнулась и укус пришелся в воротник. Ее зубы достигали двух дюймов в длину и сильно загибались назад, чтобы было удобнее удерживать добычу. Яростные рывки вцепившейся в воротник хлопчатобумажной куртки гадюки выталкивали яд, разбрызгивающийся по горлу и голой коже Шона.

Поняв, что яд змеи не достигает цели, он приободрился, крепче ухватился за выступ, и медленное скольжение вниз прекратилось. Потянувшись, он схватил гадюку за шею свободной правой рукой. Тело змеи было таким массивным, что он с трудом обхватил ее пальцами, почувствовав под гладкими чешуйками невероятную силу мускулов.

Шон старался отпихнуть ее от себя, но зубы впились в тяжелую материю, как рыболовные крючки, змея зашипела еще более злобно, и ее тело, узором похожее на пестрое одеяло, обернулось вокруг его запястья. Держась за выступ одной левой рукой, Шон изо всех сил напряг правую и вырвал клыки из нёба ее широко открытой пасти, так что темная кровь смешалась с обильным потоком яда, и швырнул извивающееся скручивающееся тело далеко в провал. Затем он качнулся обратно и схватился за выступ правой рукой.

Шон тихо всхлипывал от напряжения и ужаса, так что прошло целых полминуты, прежде чем он смог достаточно собраться для того, чтобы подтянуться и заползти на выступ.

Шон встал на колени и освободился от куртки. Ее перед был пропитан ядом, а отломившийся зуб гадюки все еще торчал в ткани воротника. Осторожно, стараясь не уколоться, он вытащил его и забросил за скалу, а затем носовым платком насухо вытер кожу.

Снова надевать куртку было опасно. Яд мог впитаться в чувствительную кожу под подбородком и вызвать язву или еще что похуже, но если он выбросит куртку, то окажется беззащитным перед завтрашним тропическим солнцем. Поколебавшись, он сложил куртку и привязал к поясу, решив выстирать ее при первой же возможности.

Подумав о воде, Шон тут же почувствовал жажду. Тяжелый подъем совершенно обезводил его, а фляга вместе с рюкзаком сейчас лежала где-то у подножия скалы. Ему необходимо было найти воду до завтрашнего полудня, но прежде нужно было как можно скорее убраться с открытой вершины скалы и найти укрытие.

Он встал, почувствовав, как ночной бриз охлаждает его мокрое тело. От выступа, на котором он стоял, к гребню вел пологий склон, по которому было бы не сложно вскарабкаться наверх. Однако Шон сделал это очень осторожно и, достигнув вершины, на несколько минут прижался к земле, так что над гребнем торчала только его голова.

Легкое облако скрыло луну, и Шон почти ничего не видел. Кустарник, растущий так густо на склонах, имелся и здесь, образуя впереди темную стену. До нее было около сорока ярдов каменистой земли, кое-где покрытой жесткой высокой травой.

Поднявшись с земли, Шон побежал вперед, пригибаясь как можно ниже, и был уже на полпути к зарослям кустарника, когда ему в лицо вдруг ударил луч света.

Он резко, будто налетел на каменную стену, остановился, инстинктивно вскинув руки, чтобы защитить глаза. Яркий свет бил прямо в лицо. Шон бросился в траву, распластавшись на каменистой земле. Длинные черные тени тянулись за каждым валуном, а блеклая зимняя трава ярко блестела. Шон не осмеливался поднять голову. Он вжался в землю, беззащитный и беспомощный в этом беспощадном белом сиянии.

Он ждал, что что-то произойдет, но тишина не нарушалась. Даже обычные звуки ночных птиц и насекомых затихли, так что голос, наконец прогремевший из-за деревьев, усиленный и искаженный динамиком, потряс его, словно удар в лицо.

— Добрый вечер, полковник Кортни, — это было сказано на хорошем английском языке с легким африканским акцентом. — Вы показали отличное время. Двадцать семь минут пятьдесят секунд от подножия до вершины.

Шон лежал не двигаясь, но его охватило горькое унижение. Они просто играли с ним.

— Однако не могу высоко оценить вашу осторожность. Что это вы сбросили со скалы? Грохот был как от груды старых жестяных кастрюль.