Время умирать - Смит Уилбур - Страница 6

Шон включил фонарь. Это был большой черный «мэглайт», но на фоне окружающих мрачных зарослей даже его мощный луч казался желтым и каким-то жалким. В свете фонаря в темных кустах сразу стал заметен отблеск множества глаз, сверкающих, как грозные звезды, и невозможно было сказать, какие из них принадлежат львятам, а какие взрослым львицам.

— Вперед, — негромко скомандовал Шон, и Рикардо двинулся по узкой неровной тропинке, а Клодия поплелась за ним.

Шли они очень медленно. Рикардо, с его более легким ружьем, шел первым, а тыл прикрывал Шон с фонарем и мощной двустволкой.

Каждый раз, когда среди окружающей тьмы в луче фонаря в очередной раз вспыхивали кошачьи глаза, они оказывались все ближе и ближе, пока наконец Клодия не начала смутно различать очертания тел их обладателей. Они казались бледными, как мотыльки, очень подвижными и беспокойными. Обе львицы кружили вокруг охотников, мягко пробираясь через заросли кустарника, и, не сводя с людей пристальных взглядов за исключением тех моментов, когда мощный поток света ударял им прямо в глаза, подбирались все ближе и ближе.

Тропинка была неровной, со множеством кочек и — о Господи! — такой длинной… Каждый шаг был для идущей следом за отцом и то и дело спотыкающейся Клодии сущей пыткой нетерпения. Она не смотрела под ноги, поскольку невольно искала взглядом те бледные кошачьи силуэты, что кружили вокруг них.

— А вот и наша скандалистка! — тихо предупредил Шон, когда старая львица наконец снова набралась смелости и бросилась на них из мрака ночи, как паровоз. Из глотки ее рвалось оглушительное рычание, а хвост хлестал по бокам подобно кнуту из гиппопотамовой кожи. Они сбились в кучку, и Шон направил на несущуюся на них хищницу луч фонаря и ружье.

— В сторону! — крикнул он Клодии. — Уйди с ее дороги!

А львица тем временем, не сбавляя хода, мчалась на них, прижав уши. В разинутой пасти были видны длинные желтые клыки и розовый язык.

— Ага, старая ведьма! — вдруг взревел Шон. — Ну сейчас-то уж я точно отстрелю твою дурацкую башку!

Она остановилась в самый последний возможный момент, затормозив передними лапами футах в десяти от людей так, что в свете фонаря они даже увидели, как поднялось облачко пыли.

— Вали отсюда! — резко приказал львице Шон. Она недоуменно подняла уши, развернулась и послушно потрусила обратно в лес.

— Это была просто проверка на всхожесть, — Усмехнулся Шон. — Ей было интересно, кто — кого.

— А откуда вы знали? — Собственный голос показался Клодии каким-то хриплым и визгливым.

— По хвосту. Пока она им виляет, все это просто игра. Зато вот когда он неподвижен — гляди в оба!

— А вон и машина, — заметил Рикардо, и теперь остальные тоже заметили за деревьями свет фар «тойоты», которая, подпрыгивая на ухабах, приближалась к ним по проходящему чуть ниже их руслу пересохшей реки.

— Слава тебе, Господи! — прошептала Клодия.

— Это еще не конец, — предупредил Шон, когда они двинулись дальше. — Остается молодая ворчунья.

Клодия совершенно забыла о второй львице и теперь, ковыляя вслед за отцом, которого она продолжала крепко держать за пояс, принялась то и дело боязливо оглядываться.

Наконец они вышли на берег реки, ярко освещенный фарами стоящего всего футах в тридцати автомобиля с работающим двигателем. Она уже различала головы сидящих на переднем сиденье людей. Машина была так близко, так соблазнительно близко, что Клодия не справилась с собой. Она отпустила пояс отца и опрометью бросилась к «тойоте» по устилающему сухое русло белому песку. Она услышала за спиной крик Шона: — Идиотка проклятая!

И тут же следом — леденящий душу раскатистый рык несущейся за ней львицы. Клодия, не сбавляя скорости, бросила взгляд в ту сторону, откуда послышалось рычание, и увидела, что огромная кошка, выскочившая из окаймляющих русло зарослей, несется ей наперерез. В свете фар «тойоты» она показалась ей очень бледной и невероятно большой. На ходу она по-змеиному извивалась всем телом, а от ее рычания у Клодии внутри все похолодело, а ноги перестали слушаться.

Клодия видела, что хвост стремительно нагоняющей ее львицы высоко поднят и неподвижен, как стальной прут, и, даже несмотря на охвативший ее ужас, она мгновенно вспомнила слова Шона. Ее пронзила ледяная в своей ясности мысль: «На сей раз она не остановится, она намерена меня прикончить».

В первый, жизненно важный момент Шон просто не успел осознать, что девочка бросилась бежать. Он как раз осторожно спускался по крутому берегу пересохшей речки, держа фонарь в левой руке, а ружье — в правой. Ружье лежало у него на плече, он придерживал его за приклад, положив большой палец на предохранитель, и поглядывал на старую львицу, которая ползла на брюхе следом за ними. Но он был совершенно уверен, что, поскольку он взял над ней верх в недавней проверке «кто кого», она просто соблюдает необходимые формальности. Позади нее чуть поодаль в траве сидели оба львенка и, вытаращив глазенки, с искренним восхищением наблюдали за происходящим, хотя явно опасались принимать участие в забаве. Молодую львицу он потерял из виду, хотя и был уверен, что именно она представляет теперь наиболее серьезную опасность, уж слишком высокими и густыми были береговые заросли. — Шон почувствовал, как Клодия толкает его, но решил, что она просто споткнулась. Он и в мыслях нe допускал возможности ее бегства, поэтому сразу сообразил, что это она разворачивается для броска к машине. Он все еще искал взглядом молодую Львицу, шаря по кустам лучом фонаря, когда услышал сахаристый хруст речного песка под ногами несущейся к «тойоте» Клодии, мгновенно обернулся и увидел ее, одиноко мчащуюся по сухому руслу.

— Идиотка проклятая! — в бессильной ярости заорал он. С тех пор как эта девчонка появилась в лагере четыре дня назад, она была для него постоянным источником раздражения и не вызывала иных чувств, кроме враждебности. Вот и теперь она грубо нарушила его приказ, и он мгновенно — еще до того, как львица бросилась за девушкой, — понял, что все кончено. Гибель или даже просто ранение клиента для любого профессионального охотника были самым черным позором, который только можно себе представить. Это означало конец его карьеры, конец двадцатилетней работы и усилий.