Перевозчик (СИ) - Осворт М. "athwart" - Страница 52

Мичи так и представил себе того самого второго помощника, каковому вменили в обязанность отмечать и записывать все, мало-мальски заслуживающее внимания. Представил, как тот, за полнейшим отсутствием хоть чего-нибудь интересного - день за днем - помечает со скуки крестиком остов рыбацкой лодки, пока судно стоит еще в положении, из какого ему открывается вид - исчерпывающий, надо заметить - на жидкую поросль доки среди камней, украшенных наслоениями отходов птичьей жизнедеятельности; вид унылый в достаточной степени, чтобы всякого здравомыслящего мореплавателя покинуло и малейшее желание приставать к этим проклятым всеми богами древности берегам. «Завтра...» - подумалось было Мичи, но тут же и вспомнилось, что назавтра наметил он себе дело, куда как более важное: необходимо было все таки отыскать Иканаву-самадо, заручиться помощью в поисках библиотечного списка с чудесного «Вараготи». Если, конечно, он вообще существует, список. И если его хоть кто-нибудь может еще отыскать в этом умонепостижимом лабиринте. Вот что действительно было бы делом стоящим - вернуть славной книге законное ее место, подарить замечательным этим страницам тепло осторожных кончиков пальцев, а плотному строю убористых строчек - взгляды множества глаз, внимательных и восхищенных.

Гулко ударил колокол, возвещая о закрытии Библиотеки - и приглашая самадо к ужину. Мичи спустился в трапезную, но задерживаться там не стал: просто набрал с собой кое-какой снеди, наполнил оммой кувшин и поскорее вернулся к ожидавшему его сундуку Онди. Отхлебнув из кувшина и отправив в рот порцию рюку, он потер ладони, исполненный предвкушения, и принялся извлекать из сундука коробки, что оставались еще неразобранными. Составив их прямо на пол, пока что даже не открывая, Мичи глянул внутрь сундука.

Внутри оставался большой деревянный ящик. Сидел он довольно плотно, и весил прилично - так что пришлось приложить усилие, извлекая его на свет. Кое-как Мичи все же достал его, и невольно залюбовался: пропитанное маслом старое дерево, красно-коричневое, резное, покрытое тонким и сложным узором. Крышка заперта на замок. Ключа он не находил - но отчего-то не сомневался, что непременно отыщет его в одной из шкатулок. Так, в общем, и вышло: одна оказалась пустой, в другой была толстая пачка отрывочных заметок, рукою Онди написанных, перевязанная бечевкой, а еще в одной находилась всякая всячина - горстка старых монет, ракушки, цветные камешки, бусины и ключи, сразу несколько; был среди них, скорее всего, и нужный. В последней коробке, весьма вместительной, обнаружился бережно свернутый кожаный бурдючок - вместительный, но пустой, и серебряная, тонкой работы фляга - небольшая, глотка на четыре. Что-то внутри плескалось; Мичи свинтил осторожно крышку. По келье разлился немедленно запах глубокий, сложный, в котором переплетались нотки сухой травы, орехов, вяленых фруктов, дубленой кожи, прелых водорослей, костра на сырых дровах и чего-то еще, незнакомого Мичи вовсе. Орго - немедленно понял он. Пробовать орго - среди остального, за малостью лет недоступного, а потому и заманчивого особо - Мичи пока что не доводилось; к утолению давнего любопытства никак не случалось повода - и теперь он, конечно, не стал бы себе отказывать. Плеснул немного в серебряную крышечку фляги - та и была-то чуть больше наперстка; принюхался снова, вбирая в себя это дивное, странное очарование; вспомнил читанное когда-то - что желательно бы сначала согреть в ладонях, потому что от этого все подробности вкуса и раскрываются; подождал; наконец, решился сделать уже глоток - маленький, как положено, в несколько капель только - и зажмурился даже, ничего стараясь не упустить, получить впечатление самое полное, по возможности. Осторожно, задерживая дыхание, растер, размешал во рту. Вдохнул и глотнул немедленно, пропуская в гортань слоистое, гладкое, медленное, дружелюбное это пламя. Солнце тотчас же взошло у него внутри - как и обещано было в знакомых книгах. Сравнить это чувство, и верно, было иначе не с чем. Тепло и сияние словно бы разливались в нем, затопляли его, лучились; на мгновение он ощутил себя словно приподнятым над землей - на ладонь - но большего и не требовалось. Прикрыв глаза, он следил за волной, разбегавшейся в нем - до самых кончиков пальцев; он будто скользил с ней вместе, плыл по ее течению, покуда волна не схлынула, оставив Мичи на берегу, в тишине его крохотной кельи. Это было так восхитительно, что хотелось немедленно повторить - и теперь ему были понятны все разговоры, слышанные от старших, все восторженные их замечания, что недавно еще представлялись такими странными, и высказывания из книг, и сравнения, и цена, что платилась за орго охотно и добровольно, хоть и казалась ему немыслимой, и как это вот становятся люди пьяницами, отчего же - все теперь было ясно, все было очевидно. Мичи взвесил в ладони флягу. Если не торопиться, и только изредка, и совсем понемногу, по маленькому глоточку... Пожалуй, на сколько-нибудь да хватит. Только же - не спешить! Где ему взять еще, он пока что не представлял. Здешний орго, какой было можно купить на любом углу, из общего с настоящим имел лишь одно название - как Мичи не раз доводилось слышать. Стоил он, тем не менее, слишком дорого - по какой причине и предпочитали ему, все и каждый, простую оку: два медяка за кружку. Настоящим же, доставляемым изредка из чужих земель, дорожили: растягивали, угощали только уж самых близких, берегли для особых случаев. Улыбаясь чудесному своему везению - ведь и верно, мало кому выпадало первое знакомство свести не с местным: терпким, забористым, обжигающим, но вот именно с настоящим, изумительным, волшебным и драгоценным орго - Мичи принялся подбирать ключи.

Приподнятое его настроение сохранялось, хотя действие орго успело уже себя исчерпать, оставаясь теперь разве только воспоминанием, послевкусием. Ключ нашелся. Под крышкой резного ящика оказалось собрание разных предметов, назначения непонятного; подобраны были они не случайно, и явно служили какой-то цели, которую Мичи никак не умел взять в толк. Он принялся вынимать их, одну за другой; разворачивал лоскуты, в какие была обернута бережно каждая вещь, разглядывал пристально и внимательно, выставляя перед собою.

Прежде всего, увесистое, громоздкое сооружение: четыре пластины, медные, потемневшие, в палец каждая толщиной, соединенные гранями меж собою, образуя правильный куб; чуть больше ладони каждая сторона. Одна из сторон - сплошная, во всех остальных - отверстия: круглые, одинаковые; ладонь, или около, в поперечнике. Внутри, укутанные в тряпицу - медные плошки, одна в другой. Каждая скромно украшена по наружному краю глубокой бороздкой: спиралью из четверти меры витков. Тут же - высокий сосуд, с длинной крученой ручкой, весь испещренный мелкими завитками, переплетающимися, перетекающими друг в друга; деревянный пестик, тяжелый, с одного конца - утолщенный; по ручке - все те же витки. Маленькая лопаточка, серебряная, с длинной изящной ручкой; четыре, наконец, плотно закрытых коробочки, которые можно соединять меж собой: донцем в крышку, в особое углубление. Кроме них, находились в резном ларце две тяжелых, высоких банки; что-то в одной шуршало, в другой - гремело. В самом низу обнаружились две посудины: железные, тяжеленные, плоские: то ли блюда такие странные, то ли сковороды; без ручек; с отвесным, пальца в четыре, бортиком. Одна - чуть побольше, вторая - меньше; друг в дружку и были вложены. Меньшая, ко всему, опиралась по низу еще на четыре железных шарика. И вот что это?

Мичи озадаченно рассматривал свои находки. Наконец, решился открыть одну из баночек, в которой перекатывалось что-то плотное и тяжелое. Крышка сидела плотно, пришлось поддевать ножом. Внутри оказалось несколько крупных орехов, покрытых белесым налетом, сморщенных. Запах от них исходил приятный, хотя и довольно резкий. Другая коробка полна была сложенных плотно, один к одному, пожелтевших листьев: не ломких, на удивление, но будто слегка подвяленых. Вот уж они-то пахли как следует: от ошеломляющей прелой сладости их, так и ударившей в нос, Мичи на миг едва не лишился чувств. Аромат восхитительный - только уж очень сильный. В следующей коробке - множество мелких цветочков; Мичи принюхивался теперь уже с осторожностью - впрочем, вполне излишней: цветочки пахли тонко и даже нежно, а куски узловатого корня, из самой последней коробки, вообще никакого запаха не имели.