В джунглях черной Африки (Охота за слоновой костью) - Смит Уилбур - Страница 56

– Дэнни, это ты или твой чертов автоответчик? Я из принципа отказываюсь говорить с роботом.

Голос Майкла Харгрива Дэниел узнал сразу.

– Что случилось, Майкл? С Уэнди все в порядке? Откуда ты звонишь?

– Пока еще из Лусаки. У нас все в порядке. Чего не скажешь о твоем друге Омеру. Дэн, ты был прав. Я только что слушал новости: Омеру лишился власти. Военный переворот. Мы получили подтверждение из нашего офиса в Кагали.

– Что с Омеру? И кто занял его место?

– Не могу ответить ни на один из вопросов, Дэнни. Извини, старик. Но пока там полная неразбериха. Думаю, ты все узнаешь из новостей Би-би-си, но завтра утром, как только что-нибудь выясню, я позвоню.

В самом деле, в вечернем выпуске новостей Би-би-си во весь экран показали фотографию президента Виктора Омеру, сопроводив коротким сообщением о том, что в Убомо совершен военный переворот и к власти пришла военная хунта. С фотографии смотрело мужественное и красивое лицо шестидесятилетнего Омеру. Седые курчавые волосы и янтарного цвета светлая кожа делали его внешность запоминающейся. Привлекал открытый и спокойный взгляд умных глаз.

После этого перешли к прогнозу погоды, а Дэниела вдруг охватило чувство потери и грусти.

Он встречался с Омеру лишь однажды, пять лет тому назад, когда президент согласился дать ему интервью по поводу их спора с Заиром и Угандой относительно правил рыболовства на озере Альберт. Они беседовали около часа, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы Дэниел по достоинству оценил убедительное красноречие Омеру и поверил в то, что президент действительно предан своей стране, в состав которой входят различные мелкие племена. Омеру делал все, чтобы сохранить леса, реки, саванны и озера, являющиеся национальной гордостью Убомо.

– Дело в том, – говорил Омеру, – что мы считаем озера и леса своим величайшим богатством, которое следует сохранить для потомков, а не безрассудно уничтожать ради удовлетворения сиюминутных потребностей. Мы смотрим на природные богатства, как на неисчерпаемый источник, который по праву принадлежит всем жителям Убомо, даже тем, что еще не успели родиться. Вот почему мы протестуем против хищнического использования наших озер соседними государствами.

Из уст Омеру раздалось то, что редко доводилось Дэниелу слышать от других государственных деятелей. Более того, эти слова нашли отклик в его собственном сердце, ибо и он любил землю, на которой появился на свет. А теперь Виктор Омеру уже ничего не может, без него Африка совсем обнищает и помрачнеет, и возвращаться туда Дэниелу вряд ли захочется.

Весь понедельник Дэниел провел в Сити в переговорах со своими банковским управляющим и агентом. Дела его шли совсем неплохо, и в половине десятого вечера Дэниел вернулся к себе уже в заметно приподнятом настроении.

На автоответчике он прослушал новое сообщение от Майкла: «До чего я ненавижу эти автоответчики. Позвони, когда вернешься».

В Лусаке было уже около полуночи, но Дэниел все-таки набрал номер Майкла.

– Я вытащил тебя из постели, Майкл? – спросил он.

– Неважно. Я еще не успел заснуть. Небольшая новость для тебя. В Убомо теперь всем заправляет полковник Эфраим Таффари. Ему всего сорок два года. Образование получил, кажется, в Лондонской экономической школе и в университете Будапешта. Больше о нем ничего не известно. Правда, он изменил название страны. Теперь оно звучит так: Народная Демократическая Республика Убомо. Плохой знак. В африканском социалистическом контексте «демократический» означает «тиранический». И уже поступают сообщения о массовых экзекуциях членов бывшего правительства, чего и следовало ожидать.

– А что с Омеру? – взволнованно спросил Дэниел, удивляясь самому себе. После единственной встречи с президентом Убомо тот произвел на него такое глубокое впечатление, что судьба Омеру беспокоила Дэниела и сейчас, несколько лет спустя.

– В списках казненных он вроде бы не числится, но есть все основания предполагать, что Омеру все-таки расстреляли.

– Понятно. Позвони, если раскопаешь что-нибудь о моих приятелях Четти Сингхе и Нинг Чжэн Гоне.

– Разумеется, Дэнни.

Глава XIII

На время позабыв о кровавых событиях в Убомо, Дэниел заперся в четырех стенах своей монтажной в телестудии на Шеперд-Буш. Он ежедневно появлялся здесь засветло и засиживался иногда дотемна, целиком сосредоточившись на светящихся экранах монтажного пульта.

По вечерам, чувствуя, что от постоянного напряжения у него просто плавятся мозги, он выбирался на улицу, хватал такси и ехал домой, заскочив на пару минут в магазинчик на Слоан-стрит, чтобы купить сандвичи на ужин. Проснувшись до рассвета, он снова спешил в студию задолго до того, как начиналось движение городского транспорта.

Это состояние, когда все его эмоциональное восприятие мира сужалось до тех ярких и красочных образов, что беспрестанно мелькали перед его глазами, сам он называл творческой лихорадкой. Подходящие слова рождались в голове почти мгновенно, и он наговаривал комментарии в микрофон, лишь изредка заглядывая в тетрадные записи.

Он как бы заново оживлял каждый момент отснятого, разворачивавшегося перед его глазами, и как будто заново ощущал неповторимый аромат Африки, горячий и острый, как мускус, и слышал голоса людей, населяющих ее, и крики животных, которые звенели у него в ушах все время, пока он сидел у пульта.

Погрузившись в работу над созданием сериала, Дэниел словно позабыл о том, что происходит в Африке сейчас, сознательно отключившись от текущих событий. И так до тех пор, пока в один прекрасный момент он не увидел вдруг лицо Джонни Нзоу. От неожиданности Дэниел вздрогнул, почувствовав, как застучало у него в висках.

На него с экрана смотрел живой Джонни Нзоу, он слышал его голос и внезапно остро осознал, что в жизни уже никогда больше не увидит этого лица и не услышит этого голоса. Дэниел бессильно застонал, ощутив, что его ярость и гнев не только никуда не исчезли, но наоборот, решимость отомстить за смерть друга возросла во сто крат.

Сидя в затемненной монтажной, Дэниел вдруг заговорил, обращаясь к Джонни, смотревшему на него с экрана: – Я возвращаюсь, старик. Я все помню, и этим ублюдкам от меня не уйти. Обещаю тебе, Джонни.

К концу февраля, через три месяца работы, Дэниел уже подготовил копии первых четырех серий, которые можно было показать своему агенту. Элна Маркем продала когда-то его первый фильм, и с тех пор они работали вместе. Дэниел доверял ее мнению и просто преклонялся перед ее проницательностью и чутьем.

Эта леди обладала невероятной способностью определять стоимость сделки с точностью до доллара и умением выжать этот самый доллар до последнего цента. Она могла составить жуткий контракт, включавший все мыслимые и немыслимые расходы, иногда даже те, которые просто выходили за пределы их реальных возможностей. Однажды она вписала в контракт условие, вообще не имевшее прямого отношения к кинематографии. Дэниел тогда посмеялся, а два года спустя именно по этому пункту они получили из Японии неожиданный гонорар, исчислявшийся кругленькой суммой в пятьдесят тысяч долларов. А Дэниел и думать не думал об этой стране.

В свои сорок лет Элна выглядела просто шикарно. Высоченного роста, худая, с темными, как у типичной еврейки, глазами и с фигурой фотомодели знаменитого журнала «Вог». За годы их совместной работы они несколько раз были весьма близки к тому, чтобы стать любовниками. Особенно подходящий случай выдался, когда года три тому назад они приехали к нему на квартиру, чтобы распить бутылку отличного «Дом Периньон» по случаю невероятно прибыльной сделки о продаже прав на прокат его очередной ленты. Но в самый последний момент Элна, удержавшись от соблазна, сказала: – Дэнни, ты один из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо встречала в своей жизни, и я уверена, что мы устроили бы с тобой потрясающий праздник плоти. Но все же ты мне гораздо больше нравишься в качестве моего клиента, а не очередного классного плейбоя.