В джунглях черной Африки (Охота за слоновой костью) - Смит Уилбур - Страница 108

– Вы могли бы прилететь в Сенги-Сенги на вертолете, – сказала она. – Вместе со съемкой это займет всего несколько часов. – Чуть помедлив, она слегка коснулась его руки: – Но, может быть, вы захотите остаться с нами на пару дней. По-моему это будет просто великолепно.

На следующий день Дэниел с Бонни в сопровождении капитана Кейджо выехали из Кагали. До Сенги-Сенги было чуть больше трехсот километров, но они добирались целых двое суток, почти всю дорогу снимая лес и местные племена, обитающие в традиционных африканских manyattas.

Капитан Кейджо старался, как мог, договариваясь со старейшинами о съемках. За несколько шиллингов убамо он ухитрялся их убедить, и Дэниел с Бонни вели съемки практически во всех деревнях гордых и самолюбивых гита. Они снимали молоденьких девушек, на которых не было ничего, кроме коротеньких юбчонок из бисера. Девушки весело плескались в водоемах, восполнявшихся после каждого дождя, и заплетали друг другу косички. А потом украшали свои прически пирамидальными сооружениями из смеси коровьего навоза и красной глины, засыхавшими у них на голове и делавшими их еще выше.

Они снимали замужних матрон в длинных юбках, грациозно шествовавших друг за другом в деревню, набрав из ручья воды в сосуды из бутылочной тыквы. Снимали пастухов, которые пускали кровь огромному черному быку, предварительно обвязав шею животного прочным кожаным ремнем. От излишнего притока крови артерия на шее животного вздулась, и один из пастухов проткнул ее острым наконечником стрелы. Алая кровь тонкой струйкой стекала в специально подставленную бутылочную тыкву, и, когда сосуд наполнился до половины, рану на шее быка замазали кусочком мягкой красной глины. А в тыкву долили свежего молока одной из коров и добавили немного коровьей мочи. Содержимое взбалтывали до тех пор, пока не получили темную массу, по густоте похожую на творог.

– В этом продукте очень низкое содержание холестерина, – заметил Дэниел, когда Бонни вдруг громко расхохоталась.

– Ты лучше посмотри вон на тех красавцев.

– А я что, по-твоему, делаю? Смотрю во все глаза. О ля-ля-ля! С ума можно сойти!

Мужчины в деревне одевались лишь в яркие красные покрывала, перекинув их через плечо и перевязав на поясе ремнем. При малейшем дуновении ветерка свободно свисавшая ткань приподнималась, открывая то, что составляло самую большую гордость этих высоченных красавцев. Они не только не стеснялись, но, напротив, позволяли Бонни снимать их в разных ракурсах и самым крупным планом, беззастенчиво и вызывающе поглядывая в объектив.

Выехав из деревни, «лендровер» выбрался на основную трассу, и им навстречу потекли пустые самосвалы и огромные лесовозы, груженные пиленым лесом. Изъезженная тяжелыми колесами дорога превратилась в глубокую колею; клубами поднималась пыль, покрывая толстым красноватым слоем листву деревьев по обеим сторонам.

Бонни осталась довольна, сделав несколько кадров с лесовозами, выезжавшими из красноватых облаков пыли. Машины, похожие на страшных доисторических монстров, производили сильное впечатление.

Спустя два дня после начала путешествия они выехали на берег широкой реки, пересекли ее на пароме. И, когда наконец оказались на противоположном берегу, даже Бонни невольно присвистнула, со страхом задрав голову и вглядываясь в зеленую крону гигантских деревьев, обступивших их плотной стеной.

– Они похожи на мифических великанов, подпирающих небо, – взволнованно прошептала она, направляя объектив на зеленую гущу.

И воздух, и свет в лесу – все было совсем иным по сравнению с сухой саванной. Под густыми кронами все дышало влагой, зеленый полумрак делал мир вокруг таинственным и странным.

Сначала они следовали по дороге, отстоявшей километра на полтора в обе стороны от леса. Однако, проехав около восьмидесяти километров, свернули на совсем недавно проложенную сквозь девственный тропический лес трассу. И чем глубже они забирались в этот гигантский лес, тем ближе к дороге подступали огромные деревья, пока наконец их кроны не сомкнулись у них над головой, и теперь маленький отряд ехал словно по туннелю, в зеленоватом полумраке которого тонуло все вокруг.

Даже рев попадавшихся им навстречу грузовиков казался приглушенным, ибо деревья и густая листва словно поглощали чуждый и враждебный им звук. Дорогу впереди выложили распиленными бревнами, засыпали мелким гравием, дабы колеса тяжеловозов не проваливались в мягкую почву.

– На обратном пути самосвалы загрузят гравием из карьеров на берегу озера, – пояснил Кейджо. – Так что пустыми они не поедут. Без гравия дороги очень быстро превратятся в непроходимое болото. Дожди здесь идут почти каждый день.

Кроме самосвалов и лесовозов, теперь через каждые километр-полтора на пути им встречались большие отряды рабочих, мужчины и женщины, которые мостили дорогу бревнами и засыпали их гравием.

– Что это за люди? – поинтересовался Дэниел.

– Осужденные, – нисколько не смущаясь, ответил Кейджо. – Вместо того чтобы тратить деньги на их содержание в тюрьмах, мы разрешаем им работать, и тем самым они отдают свой долг обществу.

– Слишком много осужденных для такой маленькой страны, – заметил Дэниел. – В Убомо, похоже, очень высока преступность. – Все угали – воры, мошенники и разбойники, от которых одни неприятности, – проговорил Кейджо тоном, не терпящим возражений, а потом, оглядевшись, внезапно испуганно вздрогнул. – Я ненавижу это место! – вскричал он в приступе дикой ярости. – Ненавижу! Здесь зло и ужас, и годится оно для тварей, вроде обезьян, и их близких родственников – пигмеев бамбути.

– Мы в самом деле увидим пигмеев? – заинтересованно спросила Бонни – Эти обезьяноподобные, которые считают себя людьми, часто торгуют на дорогах разным хламом, – выругался Кейджо. – Их бабенки за гроши трахаются с водителями проезжающих грузовиков и фургонов. А пигмеи-дикари прячутся в лесу. Их вы не увидите. Их никто никогда не видит. – Кейджо опять нервно передернул плечами. – Говорю вам, это поганое место. Хуже не бывает. Нам бы следовало вырубить все эти растреклятые деревья и распродать их, и пусть бы тут раскинулись зеленые пастбища, где можно пасти домашний скот.

В голосе капитана неожиданно послышались нежные нотки, ибо разведение домашнего скота составляло цель и смысл жизни гита.

– Если вы вырубите эти леса, то прекратятся тропические ливни. А вслед за этим высохнут реки и озера, из которых вы берете воду для вашего домашнего скота. Все в природе взаимосвязано. Разрушая что-то, вы тем самым наносите непоправимый урон остальному, – попытался объяснить Дэниел, однако Кейджо, вцепившись в руль подскакивавшего на неровной дороге джипа, гневно выпалил в ответ: – Не надо принимать меня за недоразвитого придурка, доктор Армстронг. Вообще-то у меня университетское образование, и сколь бы странным вам это ни казалось, но я даже умею читать. И я в курсе всех ваших теорий, выдуманных разными белыми умниками. Вам, живущим в богатых, процветающих странах, легко говорить об охране природы и окружающей среды черным африканцам, которые умирают с голоду, потому что им негде пасти свои стада. А вы приезжаете сюда в качестве туристов, любуетесь красотами дикой природы, а затем возвращаетесь в свои роскошные особняки в Англии или пентхаусы в Нью-Йорке… – Кейджо замолчал, но через минуту снова заговорил: – Простите доктор, я вовсе не собирался вас обидеть. Но эта земля и эти деревья принадлежат нам, африканцам, и мы тоже имеем право на нормальную жизнь. Между тем численность населения Африки возрастает каждый год на шесть процентов. А людям, как известно, хочется есть, им нужна крыша над головой – словом, нужна земля. Африканцам как воздух нужны свободные земли. От этого проклятого леса нет никакого толку. Его надо вырубать, а земли использовать под сады и пастбища…

Слушая офицера, Дэниел все больше грустнел. Уж если Кейджо, человек образованный и умный, рассуждает таким образом, то как можно убедить в чем-то простых жителей африканских manyattas, которых они снимали два дня тому назад?