Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур - Страница 116

— А-х! — вскрикнула Х-ани. — Он упал. Великому быку конец.

В ту же секунду Сантен безоговорочно поверила в это.

Они попили из яиц-бутылок, а затем О-хва сломил с высохшего дерева ветку и обточил ее с одного конца так, чтобы налезал наконечник копья, сделанный из кости буйвола, который он носил в своем мешке. Привязав его, подержал тяжелое оружие на весу, будто проверил крепость.

— Пора отправляться за быком, — провозгласил бушмен и повел их через равнину.

Первое впечатление Сантен было правильным. Они миновали край дюн, но равнина, что расстилалась впереди, казалась такой же неприступной и неприветливой, а жутковатая картина мертвого леса придавала всему пейзажу вид пугающе-сюрреальный и неземной. Девушка спрашивала себя, сколько же лет этому мертвому лесу, пораженная простой догадкой, что эти деревья могли простоять вот так тысячу лет, сохраняясь в сухом, обезвоженном воздухе, как мумии египетских фараонов.

О-хва шел по следу стада антилоп, и даже там, где целые равнинные пространства были покрыты одними голыми камешками, на которых не оставалось никаких свидетельств того, что по ним промчались быстроногие животные, маленький бушмен вел их уверенной трусцой, в которой не чувствовалось ни малейших колебаний. Он замедлил бег только однажды, чтобы подобрать свою стрелу, валявшуюся у основания мертвого дерева, о которое бык терся головой. Подняв, показал жене:

— Видишь? Наконечник обломался…

Действительно, самый кончик стрелы отсутствовал. О-хва специально сделал ее так, чтобы отравленный наконечник легко обламывался.

Свет быстро сгущался, Х-ани, трусившая впереди Сантен, показала вдруг на что-то своим шестом. Сначала она не могла разглядеть, что это было, а потом заметила крошечную сухую лозу с несколькими пергаментными коричневыми листочками, стлавшимися возле самой земли, — это был первый признак растительной жизни с тех пор, как они покинули побережье.

Теперь она знала, где и как смотреть. Увидела и другие растения, коричневые, обожженные солнцем и на вид совсем незначительные, но кое-что в этой пустыне уже поняла и могла догадаться, что скрывалось под поверхностью земли. А когда заметила торчавшие кое-где из земли тонкие седые пучки сухой травы, это сразу приподняло ей настроение. Дюны окончательно остались позади, и земля вокруг постепенно оживала.

Легкий утренний ветерок, который помог О-хва выследить добычу, продолжал дуть и после того, как солнце выкатилось из-за горизонта, а потому жара была не столь давящей, как в дюнах. Все поведение Санов стало свободнее и беззаботнее. Даже без уверений Х-ани «теперь хорошо, еда, вода скоро» Сантен знала — самую трудную часть пути они миновали. Но и сейчас пришлось сощурить глаза, затеняя лицо капюшоном. Низко висевшее солнце уже рассыпало свои лучи ослепительными искрами белого света, отражаясь в осколках слюды и ярких гладких камешках, покрывавших равнину. Небосвод сиял горячим радужным блеском, в котором растворился горизонт, размылись все краски вокруг, изменив очертания и формы вещей.

Далеко впереди Сантен увидела громоздившуюся на земле неподвижную фигуру, а позади топтались на месте четыре преданные своему королю антилопы, боязливо охраняя поверженного самца. Наконец и они покинули его, заметив, что человеческие существа движутся гуськом на расстоянии мили, и умчались галопом в дрожащую дымку пышущего жаром воздуха.

Сернобык лежал так, как О-хва изображал его в своей пантомиме, прерывисто дыша и настолько ослабев от действия яда, что голова тяжело каталась по земле, а длинные, прямые, но теперь совсем ненужные рога волочились за ней из стороны в сторону. В глазах животного блестели слезы, ресницы были такими длинными и загнутыми, словно принадлежали какой-нибудь красавице-женщине. Однако самец сделал попытку подняться, чтобы защитить себя, когда О-хва встал к нему лицом, и угрожающе задрал острые, как шпага, рога, на которые он мог легко насадить взрослого льва, и какой-то ослепительный миг свирепо размахивал ими, прежде чем снова повалиться на землю.

О-хва ходил вокруг гиганта осторожными кругами, крошечный и хрупкий, нацеливал свое неуклюжее отравленное ядом копье и поджидал, когда олень откроет шею, но самец волочил по земле наполовину парализованное тело и не подпускал к себе охотника. Наконечник стрелы все еще торчал из раны под ухом, красивая маска черно-белых полос была измазана темной свернувшейся кровью.

Сантен снова вспомнила Облако, думая только о том, чтобы страдания несчастного животного побыстрее закончились. Она стряхнула с плеч свой мешок, сняла юбку и, держа ее, как плащ матадора, стала боком подбираться к поверженному самцу с дальнего конца.

— Приготовься, О-хва, приготовься!

Сернобык обернулся на ее голос, и она взмахнула юбкой-пелериной. Олень резко дернулся в ее сторону, со свистом, словно тесаком, рассекая воздух рогами и с ожесточением колотя огромными копытами по земле, но Сантен проворно отскочила прочь.

В этот момент О-хва ринулся вперед и вонзил копье быку в горло, проталкивая костяной наконечник как можно глубже, дергая и крутя им в поисках сонной артерии. Алая кровь брызнула фонтаном в свете солнца, похожем на перо фламинго, и, отпрянув назад, О-хва смотрел, как умирает олень.

— Спасибо тебе, великий бык. Спасибо, что позволил нам жить.

Общими усилиями они перевернули мертвое животное на спину, и когда О-хва был уже готов сделать первый надрез своим кремниевым ножом, Сантен открыла лезвие перочинного ножа и протянула его.

О-хва колебался. Еще ни разу он не прикасался к этому чудесному орудию. Просто боялся, что сделает это, а оно прилипнет к пальцам, и он уже никогда не в состоянии будет отдать его обратно.

— Бери, О-хва, — упрашивала Сантен. Он все еще колебался, не сводя с ножа робко-почтительного взгляда, и она с внезапным озарением поняла истинную причину того, почему О-хва испытывал к ней известную враждебность.

«Ему хочется иметь этот нож, ему страстно хочется иметь его».

Чуть было не рассмеялась, но сумела сдержать себя.

— Бери, О-хва!

Маленький бушмен медленно потянулся за ножом, взял его из руки девушки. Любовно вытер между пальцев, поглаживая сталь и с нежностью касаясь лезвия, а потом большим пальцем проверил остроту.