Божество реки - Смит Уилбур - Страница 137

— Таита! — закричал Гуи мне с расстояния в сто шагов. — Лошади! О, милостивая Исида, помоги нам! Лошади!

Он остановил лошадь. Я вскочил на ее спину позади Гуи, обхватив его за талию.

— Не трать времени на разговоры, — крикнул я ему. — Гони!

Сначала я отправился к Терпению. Половина табуна уже заболела и лежала на земле, но эта кобыла была моей первой любовью. Она лежала на боку, грудь тяжело вздымалась. Постарела, седина появилась на морде. Я не запрягал ее в колесницу с того самого дня, когда слон убил Клинка. Терпение больше не ходила в упряжке, но стала лучшей племенной кобылой в наших табунах. Ее дети унаследовали крепкое сердце и острый ум. Только что она кончила кормить маленького красивого жеребенка, который стоял сейчас рядом и тревожно смотрел на нее.

Я встал на колени.

— Что с тобой, храбрая моя? — мягко спросил я. Терпение узнала мой голос и открыла глаза.

Веки слиплись от слизи. Состояние ее привело меня в ужас. Шея и горло кобылы раздулись и стали вдвое толще обычного. Вонючий гной струился изо рта и ноздрей. Лихорадка сжигала ее, и я чувствовал, что тело пышет жаром, как костер.

Она попыталась подняться, когда я погладил шею, но была слишком слаба. Голова снова упала на землю, дыхание с бульканьем и хрипом вырывалось из груди. Густой серо-желтый гной пузырился в ноздрях. Горло сжималось, ей приходилось судорожно бороться за каждый вдох.

Она смотрела на меня почти человеческими глазами, в которых стояла доверчивая мольба. Чувство бессилия охватило меня. Мне еще не приходилось иметь дело с этой болезнью. Я стащил белоснежный платок с плеч и стер гной с ноздрей. Это была жалкая, бессмысленная попытка, потому что свежая струйка вонючего гноя тут же появилась на ее коже.

— Таита! — позвал меня Гуи. — Все лошади поражены этой болезнью.

В душе я был благодарен ему за то, что он отвлек меня. Я оставил Терпение и пошел осматривать табун. Половина лошадей уже лежала, а те, что держались на ногах, шатались, из их ноздрей и ртов на землю текли струйки желтого гноя.

— Что нам делать? — с мольбой в голосе спрашивали Гуи и колесничие. Их доверие тяжкой ношей легло на мои плечи. Они ожидали, что я могу предотвратить ужасную катастрофу, но я понимал, что ничего не в состоянии сделать. Я не знал лекарства от этой болезни и не имел представления, как ее лечить. Здесь нужно было нечто новое, ни на что не похожее.

Спотыкаясь, я побрел обратно к Терпению и снова стал стирать гной с ноздрей. Я видел, что силы ее кончаются. Каждый вздох стоил страшных мучений. Печаль лишала меня сил. Я понял, что скоро расплачусь и стану совершенно слаб и абсолютно бесполезен для кого бы то ни было, будь то лошади или люди.

Кто-то опустился на колени рядом со мной. Я поднял глаза и увидел одного из конюхов шилуков, трудолюбивого и приятного человека, с которым подружился и который считал меня своим хозяином.

— Это болезнь гну, — сказал он мне на своем простом языке. — Многие умрут.

Я смотрел на него, ничего не соображая, а когда слова дошли до моего скованного горем сознания, вспомнил фыркающие, сопливые стада гну, темным ковром покрывавшие равнину, — животных, которых я счел даром благосклонных богов.

— Эта болезнь убивает наш скот, когда приходят гну. Те животные, которые выживут, будут в безопасности. Они больше никогда не заболеют.

— Что нам делать, чтобы спасти их, Хабани? — спросил я, но он покачал головой в ответ.

— Ничего нельзя сделать.

Я держал голову Терпения в руках, когда она умерла. Дыхание будто застряло у нее в горле. Судорога прошла по телу, ноги вскинулись, а потом ослабли. Я издал стон боли, стоя на краю пропасти отчаяния, а когда поднял глаза, сквозь слезы увидел, что и жеребенок Терпения тоже лежит на земле, а желтая слизь пузырится у него в горле.

В этот момент отчаяние мое перешло в жгучую ярость.

— Нет! — закричал я. — Я не позволю тебе умереть!

Я бросился к малышу и крикнул Хабани принести горячей воды в кожаных ведрах. Мочил в горячей воде полотно и прикладывал к горлу лошади, чтобы снизить опухоль, но это не помогало. Гной по-прежнему тек из ноздрей, кожа на шее натягивалась, плоть набухала, как пузырь.

— Он умирает, — покачал головой Хабани. — Многие умрут.

— Я не позволю ему умереть, — мрачно сказал я и отправил Гуи на «Дыхание Гора» за своим медицинским сундучком.

Когда он вернулся, было уже почти поздно. Силы жеребенка были на исходе. Дыхание становилось все более редким и судорожным, и я чувствовал, как жизнь покидает его. Я нащупал пальцем кольца на трахее в том месте, где шея переходит в грудь. Легким ударом скальпеля надрезал кожу и обнажил жилистую трубку, а затем вдавил острие скальпеля в трахею и проткнул ее. Воздух со свистом вошел в отверстие, и я увидел, как грудь лошади поднялась, а легкие наполнились. Она снова задышала ровно и глубоко, но я заметил, что отверстие в трахее начинает затягиваться кровью и слизью.

В лихорадочной спешке я отрезал ножом трубочку из бамбука от корпуса ближайшей колесницы и вставил ее в отверстие. Она держала отверстие открытым, жеребенок перестал биться и задышал ровно и спокойно через бамбуковую трубочку.

— Гуи! — закричал я. — Я покажу тебе, как спасти лошадей!

Еще до наступления темноты я научил не меньше сотни конюхов и колесничих выполнять эту грубую, но действенную операцию. Мы работали всю ночь при неровном свете масляных светильников.

К этому времени в царских табунах уже было более тринадцати тысяч лошадей. Мы работали, кровь из разрезанных глоток сворачивалась у нас на руках, и они почернели до самых локтей. Когда силы покидали нас, мы падали на сено и спали около часа, а потом вставали и снова принимались за работу.

Некоторых лошадей болезнь поразила не так сильно. Я назвал эту болезнь «желтым душителем». Те из лошадей, которые перенесли ее легче, казалось, имели врожденную способность противостоять ей: истечение гноя из ноздрей у них было не более обильным, чем у гну, и они оставались на ногах и выздоровели через несколько дней.

Многие лошади умерли еще до того, как мы вскрыли им трахеи. Некоторые, которым мы успели сделать эту операцию, умерли позже от воспаления и осложнений, связанных с нанесенными ранами. Разумеется, часть лошадей оказалась в отрядах, которые ушли на равнины, и там я не мог помочь им. Царевич Мемнон потерял каждые две из трех лошадей. Ему пришлось оставить свои колесницы и вернуться в Кебуи пешком.

Когда мор прошел, мы недосчитались более половины табуна. Умерло семь тысяч голов, а те, что остались, были настолько слабыми и истощенными, что им потребовалось много месяцев, пока они восстановили силы и смогли работать в упряжке. Жеребенок Терпения выжил и заменил в моем сердце свою мать. Он занял правое место в моей упряжке и стал таким сильным и надежным, что я назвал его Утес.

— Как повлияло это поветрие на наше возвращение в Египет? — спросила меня госпожа.

— Оно отбросило нас назад на несколько лет, — сказал я и увидел боль в ее глазах. — Мы потеряли самых лучших и обученных старых лошадей, таких, как Терпение.

Нам придется снова разводить лошадей в царских табунах и обучать молодых работе в упряжке.

В следующем году я с ужасом ожидал миграцию гну, однако, когда они пришли снова и ковром покрыли равнину, Хабани оказался прав. Лишь немногие из наших лошадей заболели желтым душителем; они перенесли его в легкой форме и уже через несколько недель после болезни могли работать в упряжке.

Меня очень удивило то, что жеребята, родившиеся сразу после первого поветрия желтого душителя и сами не перенесшие болезни, тем не менее оказались стойкими к этой болезни, как и их матери, переболевшие в свое время. Казалось, что способность противостоять болезни они получили с молоком матери. Теперь я был уверен, что это поветрие уже не ударит по нашим табунам с такой ужасной силой.

ТЕПЕРЬ моей главной обязанностью стало сооружение гробницы фараона в горах. Мне пришлось проводить много времени в этих диких и грозных краях, и я полюбил горы и их переменчивый нрав. Горы непредсказуемы, как красавица. Иногда кажутся спокойными и отрешенными, прячась в густом покрывале облаков, где то и дело мерцают молнии и грохочет гром. Временами милы и соблазнительны, они манят, предлагая открыть свои тайны и познать опасные наслаждения.