Роза - Смит Мартин Круз - Страница 24

Более странного помещения для проведения формальных обедов и ужинов, чем Кеннелевый зал, Блэару видеть не приходилось.

Во главе стола сидел сам епископ Хэнни. По бокам от него располагались леди Роуленд, преподобный Чабб, некий профсоюзный деятель по имени Феллоуз, дочь леди Роуленд Лидия, Эрншоу — член парламента, с которым Блэар ехал вместе в поезде, Леверетт, Блэар, а в конце стола стоял свободный стул.

Потолок, стены и покрывающие их деревянные панели Кеннелевого зала были отделаны черным полированным камнем. Стол и стулья ручной работы в стиле времен королевы Анны сделаны из того же материала. Люстры и канделябры производили впечатление вырезанных из черного эбенового дерева. На стенах, однако, отсутствовали столь характерные для мрамора прожилки. Стулья оказались легче, чем представлялись взгляду. И температура их поверхностей тоже отличалась странностями: на ощупь мрамор обычно всегда кажется холоднее, чем окружающий его воздух, но, положив руку на стол, Блэар ощутил явное тепло. Все правильно: ведь кеннель — одна из разновидностей особо чистого угля. Блэару уже доводилось прежде видеть скульптуры из этого материала. Но Кеннелевый зал был единственным в своем роде помещением, целиком выполненным из угля, что и делало его знаменитым. Эффект, который производила комната, еще более усиливался световыми контрастами: мягким поблескиванием серебра и сверканием хрусталя на черном столе, насыщенным багрянцем вечернего туалета леди Роуленд, лилейно-белым цветом платья ее дочери.

Все мужчины — за исключением, разумеется, Блэара — облачились к ужину в черные костюмы, епископ Хэнни и преподобный Чабб были в сутанах. Дворецкому помогали четверо лакеев в ливреях из черного атласа. Пол покрывал черный войлок, делавший шаги неслышными. Все это вместе создавало в итоге впечатление, будто собравшиеся ужинают в элегантном зале, расположенном глубоко под землей. Блэар провел рукой по поверхности стола и посмотрел на ладонь. Чистая: ни одной даже самой мельчайшей частички угля, ни пылинки, ни атома.

— Мистер Блэар, все-таки чем именно вы занимаетесь? — спросила его леди Роуленд.

Блэар чувствовал, что Леверетт с беспокойством наблюдает за ним. Чувствовал он и то, как у него в голове борются друг с другом, накатываясь попеременно с разных сторон, две волны — джина и очередного приступа лихорадки. Он бы много дал сейчас за то, чтобы избавиться от головокружения, еще более усиливавшегося от впечатления, которое производила на него столовая. Единственным признаком, свидетельствующим, что все это происходит наяву, служили стоявшие у ног каждого из лакеев небольшие ведерки с песком, припасенными на случай пожара.

— Семейство Хэнни владеет множеством самых разных шахт во многих частях света: в Северной Америке, Южной, в Англии. А я работаю у них горным инженером.

— Да, это мне известно. — Леди Роуленд обладала той особой театральностью, что присуща цветам, когда они лишь чуть-чуть перевалили за пик своего цветения и остаются все еще прекрасными, но уже как бы подернуты дымкой увядания. Леди Роуленд явно отстаивала старинное право аристократии носить глубокое декольте и имела при этом обыкновение поигрывать лежащей там ниткой жемчуга. — Я хотела спросить, чем вы занимались в Африке? Все мы читали о миссионерах и первопроходцах. Лично мне представляется чрезвычайно важным, чтобы самые первые белые, с которыми сталкиваются африканцы, были бы людьми достойными. Ведь от первых контактов во многом зависит, какое о нас в итоге сложится впечатление, верно?

— Отлично сказано, — согласился Хэнни, который как хозяин дома старался не дать разговору за столом прерваться. Леди Роуленд была матерью молодого лорда Роуленда, того самого, которого Блэар когда-то в беседе с Хэнни охарактеризовал как «опасного кретина и убийцу». «Впрочем, возможно, кретинизм вообще одно из фамильных достояний этого семейства», — подумал Блэар.

Он снова подлил себе вина, что побудило одного из лакеев тронуться с места и поставить перед Блэаром на стол следующую бутыль. Избегая прямого обмена взглядами, Леверетт опустил глаза. Управляющий имением старался выступать за столом в качестве силы, смягчающей производимый Блэаром эффект, и был откровенно ослеплен и ошеломлен тем неподдельным блеском, что излучала вокруг себя Лидия Роуленд. Но способность поддерживать непринужденную светскую беседу была Леверетту явно не свойственна, даже независимо от того, насколько соответствовал случаю его костюм. Требовать от Леверетта подобного умения было бы равносильно ожиданию, что прогулочная трость сможет при необходимости послужить в качестве зонта.

— Ну, первопроходцы умеют открывать новые места, миссионеры — распевать молитвы, однако ни те ни другие не способны отыскивать золото, — ответил Блэар. — Именно этим я и занимался в Западной Африке: составлял карты тех районов, где с наибольшей вероятностью можно ожидать найти месторождения золота. А оно там есть, потому-то те края и называются Золотым Берегом. Что же касается первых контактов с белым человеком, то ашанти уже приходилось еще раньше сталкиваться с поработителями-арабами, поработителями-португальцами и англичанами; так что встреча со мной, быть может, не уронит в их глазах белую цивилизацию слишком уж низко.

«Судя по внешности, — решил Блэар, — дочери леди Роуленд должно было быть лет семнадцать или около того». Лидия Роуленд выглядела такой же чистой и молочно-белой, как и ее платье. Волосы у нее были гладко зачесаны назад и убраны в золотистые косы с вплетенными в них бархатными бантами; говорила она с таким придыханием, словно каждое ее слово — открытие.

— Насколько я понимаю, вы единственный во всей Англии человек, который может непосредственно судить о женщинах ашанти. И каковы же они? Кокетливы, любят пофлиртовать?

— Какие глупости ты говоришь, дорогая, — заметила леди Роуленд.

— Крайне опрометчиво посылать в Африку тех, кто не имеет твердых моральных устоев, — проговорил преподобный Чабб. — Миссионеры не только распевают молитвы, мистер Блэар. Они еще спасают души и несут с собой начало цивилизации. Но ни то ни другое не требует братания с местным населением.