Роза - Смит Мартин Круз - Страница 15

Как ни странно, но наутро самочувствие Блэара заметно улучшилось. Малярия всегда ведет себя подобным образом: приходит и уходит, когда ей вздумается, словно давний друг дома. Блэар отметил этот маленький праздник — принял ванну, побрился, — и как раз сидел за завтраком, состоявшим из холодных тостов и сухого пережаренного бифштекса, когда пришел Леверетт.

— Если хотите, наливайте себе кофе, но он ужасен, — предложил Блэар.

— Я завтракал.

Блэар снова занялся едой. Всю предшествовавшую неделю он питался лишь супом и джином и потому был теперь преисполнен решимости прикончить все, что еще оставалось перед ним на тарелке.

Леверетт почтительно снял шляпу:

— Из Лондона приехал епископ Хэнни. Он приглашает вас сегодня вечером к ужину. Я заеду за вами сюда в семь часов.

— Извините. Но у меня нет подходящего костюма.

— Епископ предупредил меня, что вы ответите именно так, и просил передать, чтобы это вас не беспокоило. Поскольку вы американец, все сочтут, что вы просто не знаете, как следует одеваться к ужину.

— Прекрасно, можете возвратиться к Его Светлости и сообщить ему, что оскорбление передано по назначению. Увидимся в семь вечера. — Блэар вернулся к бифштексу, видом и вкусом напоминающему кремированный канат. Несколько минут спустя, однако, до него дошло, что посетитель и не думает уходить. — И долго вы собираетесь стоять, как фонарный столб?

Леверетт опустился на краешек стула:

— Я подумал, что, пожалуй, мне стоило бы вас сегодня сопровождать.

— Сопровождать? Меня?!

— Я был лучшим другом Джона Мэйпоула. Вам никто не сумеет рассказать о нем больше и лучше, чем я.

— А полиции вы помогали?

— Настоящего расследования так и не было. Мы полагали, что Мэйпоул куда-то уехал… не исключено, что он и сейчас еще может находиться там. Епископ не хочет, чтобы это дело расследовала полиция.

— Вы ведь управляющий имением. Разве вам нечем больше заняться: присматривать за коровами, выселять неплательщиков?

— Я не выселяю…

— Как вас зовут, Леверетт?

— Оливер.

— Оливер. Олли. У меня в Калифорнии есть знакомые русские. Они бы звали вас Алешей.

— Меня вполне устроит «Леверетт».

— Сколько вам лет?

Леверетт выдержал осторожную паузу, словно человек, которому предстоит войти в густую и высокую траву.

— Двадцать пять.

— Управлять имением Хэнни, должно быть, непростое дело. Вы сами выселяете престарелых жильцов, которым нечем платить, или у вас есть для этого специальный помощник?

— Я стараюсь никого не выселять.

— Но вам все-таки приходится это делать. Понимаете, к чему я клоню? Никто не станет со мной доверительно разговаривать, если рядом будете стоять вы.

Лицо Леверетта обрело обиженное выражение. Но Блэар на это и рассчитывал: он хотел не просто высказать свою мысль, но и облечь ее в оскорбительную форму. Чувства Леверетта не очень волновали Блэара, главным для него было отшить управляющего. Однако Леверетт, похоже, воспринял такой поворот разговора как следствие собственного просчета, и Блэару это решительно не понравилось. По-видимому, Леверетт принадлежат к тому типу людей, кто даже в конце света был бы склонен винить только самого себя.

— Знаете, я тоже бывал в Африке. На мысе Колони, — сказал Леверетт.

— Ну и что?

— Когда я услышал, что, возможно, вы приедете в Уиган, я был вне себя от восторга.

Блэар отправился в редакцию газеты, расположенную рядом с гостиницей, и Леверетт потащился за ним.

На стене висели все восемь страниц «Иганского обозревателя» с объявлениями о предстоящих аукционах скота, о продажах лесопилок, об основных представлениях для детей в дни церковных праздников и с полным местным железнодорожным расписанием. Разумеется, была и реклама: «В прачечных Ее Величества пользуются только крахмалом Гленфилда!» Здесь же продавалась и «Иллюстрейтед Лондон ньюс», вся первая страница была посвящена делу «ламбетского громилы» [14] .

— Вы обратили внимание, что именем «лондонского громилы» прачечный бизнес ничего восхвалять не решается? — заметил Блэар. — А какая могла бы быть реклама!

Мужчинам в магазинчике предлагались «Панч», «Проблемы угледобычи» и «Шахтерский адвокат», женщинам — «Помогите себе сами», «Полезные советы по хозяйству» и «Английское женское обозрение». Были и местные издания типа «Ланкаширские католики: упрямые души», самому же широкому читателю предназначались приключенческие повести о ковбоях Дикого Запада. Под стеклами витрин лежали, дожидаясь покупателей, почтовая бумага, канцелярские принадлежности, авторучки, стальные перья, тушь, чернильные подушечки для печатей. Деревянный барьер отделял торговую часть помещения от той, где за письменным столом сидел и что-то энергично писал редактор с зеленым козырьком над глазами. Стены вокруг него были обвешаны фотографиями сошедших с рельсов паровозов, разрушенных домов и массовых похорон.

Блэар обратил внимание Левереттз на напечатанное в газете расписание поездов:

— Вам не случалось над этим задумываться? Железнодорожные расписания — самая верная информация, какая есть в современной жизни. И тем не менее на одной странице с расписанием помещена заметка о том, что в минувшую субботу жертвами несчастных случаев на местных железных дорогах стали пять человек. Это что, новая разновидность казней — строго по расписанию?

— По субботам рабочие вечером напиваются и возвращаются потом домой по путям, чтобы не сбиться с дороги.

— Посмотрите-ка, пароходство сулит женщинам, согласившимся поехать работать домашней прислугой в Австралию, бесплатный проезд туда. В какой еще стране стали бы соблазнять человека возможностью уехать в пустыню на другом конце света?

— А в-вы не любите Англию. — Это открытие вызвало у Леверетта такую душевную боль, что он даже стал заикаться.

— Леверетт, оставьте меня. Идите, пересчитайте епископских овец, расставьте капканы, займитесь чем угодно, но оставьте меня одного.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил редактор. Говорил он с заметным ланкаширским акцентом, сильно растягивая «о» и почти проглатывая «г».