Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 22

– Бомба внутри машины, Ким снаружи. Не слишком ли много? – спросил Аркадий.

– Во время убийства эрцгерцога Фердинанда, – ответила Полина, – с которого началась первая мировая война, в разных точках пути его следования находились двадцать семь вооруженных террористов с бомбами.

– Вы изучали политические убийства? Но Руди был всего лишь банкир, а не наследник престола.

– При нынешних нападениях террористов, особенно на западных банкиров, бомба в автомобиле – оружие избранных.

– Вы и это изучали? – приуныл он.

– Я все еще не могу понять, откуда столько крови в машине Руди, – призналась Полина.

– Уверен, что разберетесь. Знаете, в жизни есть много чего, кроме… смерти.

«У Полины черные локоны девушки с картины Мане, – подумал Аркадий. – Ей бы кружевной воротничок и длинную юбку, да сидеть за ажурным столиком, и чтобы на траве играли солнечные блики. А она на пустыре в развалившейся машине рассуждает о мертвецах». Он заметил, что ее глаза следят за ним.

– Вам действительно дома нечем заняться? – спросила она.

– Погоди, – сказал Аркадий. Разговор каким-то образом безо всякой логики вновь вернулся в прежнюю колею.

– Вы же сами говорили, – настаивала она.

– Ну, это неважно.

– Вот видите, – не отставала Полина. – Вам можно вести такую жизнь, а меня обязательно нужно критиковать за мой образ жизни, хотя я день и ночь тружусь на вас.

…Первая машина взорвалась с глухим звуком, словно ударила в отсыревший барабан. Белая вспышка смешалась с разлетевшимся на мелкие куски стеклом. Мгновение спустя, когда кристаллики стекла все еще дождем падали вниз, автомобиль охватило пламенем изнутри. Полина пометила в блокноте время вспышки.

Аркадий спросил:

– Значит, там не было ни взрывателя ни запала? Только химические вещества?

– Только то, что вы видели. Хотя растворы имеют разную степень концентрации. У меня есть еще вариант с фосфором и алюминиевым порошком. Но здесь для детонации требуется какой-нибудь взрыватель.

– Ну что ж, выглядело довольно эффектно, – заметил Аркадий.

Он ожидал чего-то вроде произвольного воспламенения, но никак не взрыва такой силы. Огонь уже охватил крышу и переднее сиденье. Приборную доску лизали языки пламени, выделяя темный ядовитый дым. «Как это кому-то еще удается выбраться из горящего автомобиля?» – подумал Аркадий.

– Спасибо, что не дала мне посмотреть поближе, – сказал он вслух.

– Очень рада слышать.

– И прошу прощения за пусть даже косвенный упрек в твой адрес. Ведь только ты одна изо всей группы проявила настоящее умение. Должен сказать, что я просто потрясен.

Пока Полина внимательно разглядывала его, стараясь понять, нет ли тут насмешки, он закурил.

– Будь здесь окно, я бы выкатился от стыда, – добавил он.

Вторая машина вспыхнула, но не взорвалась, как первая. К этому времени Аркадий был уже опытным наблюдателем и улавливал последовательность: ослепительная вспышка, удар воздушной волны, извержение кристалликов стекла и затем последовательное появление светлого пламени и бурого ядовитого дыма. Полина делала пометки в блокноте. У нее были изящные маленькие руки, которые казались еще меньше из-за подвернутых манжет пальто. Она быстро писала аккуратными, как на машинке, буковками.

«Белов говорил о похоронах отца. Что это будет – обычные похороны или кремация? Они могли бы, минуя крематорий, доставить старика сюда для великолепной посмертной прогулки на одной из пылающих колесниц Полины. Ирина сообщила бы об этой новости как еще об одном примере русской жестокости», – подумал Аркадий. Ему пришло на ум, что автомобили вовсе не для русских. Прежде всего, у русских мало дорог, не изуродованных рытвинами и ухабами и не утопающих в грязи. И, что еще важнее, людям, снедаемым водкой и меланхолией, нельзя доверять подобные средства передвижения.

– У вас были другие планы на этот вечер? – спросила Полина.

– Нет.

Пятая и шестая машины взорвались почти одновременно, но горели по-разному – одна превратилась в огненный шар, а другая, уже и без того представлявшая собой выгоревший остов, покрылась языками пламени. До сих пор не появилось ни одной пожарной машины. Эпоха ночных смен давно осталась в прошлом, и в этот час расположенные кругом заводы пустовали, на месте оставались разве что сторожа. Аркадий прикинул, что бы они с Полиной еще успели спалить, прежде чем кто-нибудь обратил бы внимание на зарево.

Перелистывая свои заметки, Полина сказала:

– Я хотела посадить в машины манекены.

– Манекены?

– Да, манекены. Хотела раздобыть и термометры. Но не нашла даже термометров для печей.

– Сейчас все нелегко достать.

– Химическое самовозгорание – процесс неопределенный. Особенно трудно установить время воспламенения.

– У меня такое впечатление, что Киму было бы куда проще прошить Руди очередью из автомата. Хотя я, конечно, в восторге от того, как взрываются машины. Что-то вроде индийского «сатти». Знаете, это когда индийские женщины приносят себя в жертву на погребальных кострах своих мужей? Наше зрелище очень похоже на большой «сатти» на берегу Ганга, если не считать, что мы на берегу Москвы-реки, что сейчас не полдень, а полночь и что мы не позаботились привести с собой вдов. Не позаботились даже принести чучела. В других отношениях все почти так же романтично.

Полина сказала:

– Вряд ли назовешь это аналитическим подходом.

– Аналитическим? Мне не нужен никакой печной термометр. Я и так нюхал Руди. Его пришили.

Полину словно ужалило. Аркадий поразился своей выходке. Что теперь сказать в оправдание? Что устал, расстроен? Что хочется пойти домой и приложить ухо к приемнику?

– Извини, – сказал он. – Мне стыдно.

– Думаю, вам лучше найти другого судмедэксперта, – ответила Полина.

– Думаю, что мне лучше уйти.

Когда он выбирался из машины, взорвался седьмой автомобиль, высоко взметнув фонтаны стекла. Вслед за хлопком взрыва к ногам посыпались, звеня, как колокольчики, кристаллики стекла. «Москвич» полыхал, как работающая на полную мощь домна, из окна с силой вырывалось пламя, жар от которого заставил Аркадия отступить в сторону. Когда загорелось сиденье, пламя перешло в клубы насыщенного ядовитыми веществами багрового дыма. Краска вспучилась. Весь участок, словно горящими угольками, был усеян отражающими огонь кусочками стекла.

Он заметил, что Полина опять что-то записывает. «Из нее бы получился хороший наемный убийца, – подумал он. – К тому же она хороший специалист в своем деле. А я – дурак».

– Жалко Руди. Он был очень человечным, отзывчивым, заботился о нашей молодежи, – Антонов поморщился, когда один паренек загнал другого в угол и выбил изо рта резинку. – Он здесь часто бывал, подбадривал ребят, учил добру, – Антонов одобрительно кивнул, когда боксер выбрался на свободное пространство. – Не отпускай его, не отпускай, двигайся! Хорошо, очень похоже на винт!.. В общем, Руди был как добрый дядюшка. Здесь вам не центр Москвы. Здешние ребята не ходят в специальные балетные школы… Бей!.. Но молодежь – наше самое ценное достояние. Комсомол предоставляет ребятам и девчатам большие возможности: авиамоделирование, шахматы, футбол. Готов спорить, что Руди помогал здесь всем клубам… Отступи!.. Не ты! Он!..

Яак все еще не появлялся. Полина звонила, но Аркадию больше всего не хотелось начинать день с морга. Когда же ей надоест копаться в крови? С другой стороны, смотреть, как ребята мутузят друг друга, тоже не средство от головной боли. Мастер спорта Антонов производил впечатление человека, у которого мозги от ударов давно превратились в нечто более крепкое. Седой ежик волос, плоские, невыразительные черты лица и кулаки, настолько узловатые, что, казалось, на них костяшек пальцев больше, чем следует. В руках молоток гонга и часы. Ребята на ринге были в кожаных шлемах, майках и трусах. Их кожа, за исключением мест, по которым приходились удары, была белой, как очищенная картофелина. Временами было похоже, что они боксируют, временами казалось, что они просто плохо танцуют. В спортзале Ленинградского райкома комсомола имелось место и для занятий других тяжелоатлетов, так что в зале раздавалось еще и пыхтение борцов и штангистов. «Налицо два психических склада, – подумал Аркадий. – Штангисты похрюкивают в одиночку, борцам же не терпится схватиться между собой». Сквозь забеленные окна проникал слабый свет. В воздухе стоял застарелый запах пота. Дверь обрамляли гимнастические стенки и плакат, гласивший: «Или сигареты, или успех!». При виде его Аркадий вспомнил, что случайно надел пиджак с двумя подаренными Борей пачками «Мальборо», так что в жизни есть и светлые моменты.