Освобождение Вены: роман-хроника - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 58

Мы собрались в комнате, где размещается штаб батальона. Светильник из снарядной гильзы горит трепетным огнем, неярко освещая комнату. Все сосредоточенно курят, будто только для этого и собрались. Из соседней комнаты слышен голос радиста, настойчиво вызывающего полковую радиостанцию: «Вега, Вега, я — Карабин. Как слышишь меня?»… и опять: «Вега, Вега…»

Два часа назад Крекотин со своими разведчиками отправился к блиндажу, чтобы бесшумно снять немецких пулеметчиков. И вот все ждут от них вести.

— Пойду в подразделения, — поднимается Третьяков. Он выбивает хлопком из мундштука до конца выкуренную сигарету и направляется к двери.

В затянутой ремнями кожаной куртке Белоусов кажется еще выше. Лицо сосредоточенное, глаза запали. Смотрит на часы.

Тут в соседней комнате слышатся шаги, голоса, и в дверях вырастает солдат-разведчик от Крекотина.

— Приказ выполнен, товарищ капитан. Взяты два «языка».

— Ну, вот, — вздыхает комбат. — Передайте их Аверьянову… Аверьянов! — из темноты выступает контуженный лейтенант, командир хозяйственного взвода. Со всей тыловой братией и повозками он остается в селении. — С рассветом переправить «языков» в штаб полка. Смотрите, чтоб не убежали!

— Не-е уб-бе-егу-ут, — глотая ртом воздух и заикаясь, отвечает тот.

Вышли в полночь. Небо в ярких звездах. Звезды мигают, и кажется, что в воздухе слышен их легкий шелест. Один край неба освещен: там скоро выплывет луна. Но ее еще нет, и на фоне небосклона темнеет округлый контур горы.

— Быстрей! Быстрей! — торопит Белоусов.

Надо пройти лощину и углубиться в горы прежде, чем покажется луна. Позади видна длинная цепь солдат: радисты с тяжелыми упаковками раций, пулеметный расчет, за ними — роты.

Решено в голове колонны иметь первую роту Кораблева.

— Поближе к карте, лейтенант. Записывайте! — Белоусов испытующе смотрит на Кораблева. — Обстановка такова. Здесь, на восточных скатах, оборона противника. Особенно прочна она у дорог, где немцы тянут к Пернитцу боевую технику, поэтому и дерутся ожесточенно. Понятно?

— Так точно!

— Ваша задача — скрытно войти в Пернитц. Но на курсе есть заноза: гора Мандлинг. Вот она. — Карандаш оставил яркую точку. — Это, по всей вероятности, крепкий орешек. Как его расколоть? Придется подумать. Нужно умение… Справитесь?

— Так точно! — сдержанно отвечает Кораблев. — Постараюсь.

— Ну хорошо, идите. Готовьте роту.

Кораблев круто повернулся и, отбивая шаг, вышел из комнаты. Белоусов проводил офицера пристальным взглядом, в котором без труда можно было прочитать затаившееся сомнение.

— Как думаешь, справится он с задачей? После Порубилкина никак к этому не могу привыкнуть. — Комбат тяжело вздохнул.

И я не раз ловил себя на том, что сравниваю нового командира роты с Володей Порубилкиным. И тоже не мог привыкнуть к подчеркнутой исполнительности лейтенанта. Получив распоряжение, он отвечал коротко: «Есть» или «Будет сделано». Когда же что-то ему было неясно, он прямо об этом заявлял и просил повторить. Володя был другого склада, ершистый. Он не спешил сказать «есть». Всегда в решение вносил что-то свое, и от этого дело выигрывало.

Село мы покидали глубокой ночью. Вспугнув тишину, расплескались звуки шагов. Рассвет застал в горах. Позиции противника остались позади.

В полдень вспыхнул бой. Преследуя немцев, первая рота неожиданно уткнулась в крутой скат высоты. Это была гора Мандлинг. Так называлась она на карте.

— Курс не менять! — командует по рации комбат Кораблеву. — Наступать прямо на высоту!

Рота скрылась, словно растаяла. До вершины оставалось совсем немного, когда неожиданно сверху послышался нарастающий грохот. И вдруг мимо нас стремительно пролетел камень, за ним — второй.

— Береги-ись! — послышалось сверху. — Бере-ги-ись!

Крики долетели почти одновременно с градом посыпавшихся на солдат камней. Камни стремительно катились, с устрашающим свистом, увлекая за собой поток земли, подскакивали и летели в воздухе, с гулом бились о стволы деревьев. От ударов деревья вздрагивали.

Солдаты бросились в стороны, к деревьям, надеясь укрыться за стволами. Одним это удалось, других камнепад застал на полпути, и они, прижавшись лицом к земле и укрыв голову руками, сползали вместе с землей вниз, принимая на себя страшные удары.

Потом загремели автоматные очереди. Невидимый враг сверху поливал нас свинцом. Захлопали гранаты.

— Забара! — взревел Белоусов. — Бегом к Кораблеву! Передай: во что бы то ни стало высотой овладеть!

Солдат выскользнул из-за соседнего дерева, сбивая руки о камни и царапая о ветви лицо, стал поспешно карабкаться по крутизне.

А Белоусов уже вызывал пулеметчиков. Два расчета всегда находились при нем.

— Вперед! — кричал комбат. — Взять эту дрянь на абордаж!

Положение становилось угрожающим. Справа и слева простирались крутые скалы, позади — уходила далеко вниз осыпь, по которой карабкались солдаты. Отступать? Отойти назад? Тогда опять придется все повторять, тратя силы и время, теряя инициативу.

— Где там Кораблев? — ударив кулаком по заросшему мхом стволу, процедил Белоусов и выругался в сердцах.

В его взгляде я прочитал немой упрек, словно он сожалел, что направил головной роту Кораблева.

Теперь действительно успех целиком зависел от лейтенанта.

Сверху скатился Забара.

— Товарищ капитан, впереди лейтенанта Кораблева нет! Там только сержант из роты да десятка полтора солдат! Они с трудом отбиваются.

— Как нет? А где Кораблев? — Белоусов вонзил глаза в ординарца, потом в меня. — Оставайся здесь! Приведи в порядок подразделения. А вторую роту — немедленно вперед! Слышишь? Немедленно!

Он бросился в цепь. А вниз, туда, где карабкались солдаты, уже неслось: «Вторая рота, вперед! Вторая рота, впере-ед!»

И вдруг до нас долетело далекое «Ура-а!». Крики вплелись в сплошной треск автоматных очередей и разрывы гранат. Мы не могли понять, что случилось наверху, но вдруг шум боя стал удаляться, затихать…

На вершине у двухэтажного бревенчатого дома навстречу нам выбежал лейтенант Кораблев.

— Товарищ капитан, — с трудом переводя дыхание, начал он. — Ваш приказ выполнен. Высота взята! Противник отходит в западном направлении.

— А где была рота? — повысил голос Белоусов. — Почему без прикрытия оставили батальон?

— Никак нет, товарищ капитан. Один взвод прикрывал с фронта. А двумя взводами я решил ударить по противнику справа. Обстановка требовала…

Что-то новое, доселе незнакомое было в выражении глаз лейтенанта, разгоряченном лице, властном движении рук.

«Да он ли это? Тот ли Кораблев?»

— Где рота? — изменив тон, спросил Белоусов.

— Преследует противника, товарищ капитан. Я решил на его пятках ворваться в Пернитц!

Лицо комбата просветлело. В прищуренном взгляде засветилась улыбка.

— Ну, что ж, Кораблев, так держать! Только не зарывайся! А то ты ему на пятки, а он тебе — под дых…

— Этот номер не пройдет! — отвечал лейтенант.

По-уставному повернувшись, он бросился догонять ушедшую вперед роту.

У Берндорфа

В то время когда наш батальон с боем пробивался по горным тропам к Пернитцу, у Берндорфа, где находились основные силы 99-й дивизии, назревали нелегкие события.

21 апреля командир 37-го корпуса генерал-лейтенант Миронов сообщил комдиву Блажевичу, чтобы утром тот ожидал командующего фронтом.

— Намерен познакомиться с планом наступления на Пернитц, заслушать ваши соображения.

Штаб дивизии находился в Берндорфе, на окраине которого засели немцы, прикрывая вход в долину, где пролегала дорога на Пернитц.

— И еще, к сведению, — неофициальным тоном сообщил командир корпуса. — Как будто в Пернитце намечена наша встреча с американцами. Они к Вене спешат. Учти это, Блажевич.

Командир 37-го гвардейского корпуса Павел Васильевич Миронов — воин от бога. В сентябре 1941 года, будучи полковником, он командовал 107-й стрелковой дивизией под Ельней. Руководил этой операцией командующий Резервным фронтом Жуков.