Освобождение Вены: роман-хроника - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 56

— Давай, начальник штаба, действуй! — сдвинул на затылок шапку Белоусов. — Посылай Крекотина.

Через четверть часа я ставил сержанту Крекотину задачу. До селения километра четыре. Оно лежало, скрытое горами, в нейтральной зоне.

Сержант слушал, следя за моим карандашом, гулявшим по карте. Из-за его плеча заглядывал Радайкин. Он и заместитель командира отделения, и связной, и неразлучный друг Крекотина.

— Все ясно? — спросил я Крекотина. — Поднимайте отделение и — шагом марш!

— Разрешите идти нам вдвоем? — спросил Крекотин. — Солдаты ночью несли дежурство.

— А справитесь вдвоем?

— Сработаем как надо…

— Ну хорошо. Идите вдвоем. Но предупреждаю: в бой не вступать, встречи с противником избегать. Основная ваша задача — разведать деревню…

Разведчики вернулись к вечеру. Крекотин прихрамывал, у Радайкина под глазом расплывался багрово-сизый подтек.

— Боевую задачу выполнили, село разведано. Немцев нет, но временами наезжают, — доложил Крекотин.

— А немцев видели? — прищурившись от дыма, спросил Белоусов. — Уж не подрались ли вы с ними?

— Было дело, товарищ капитан. Сами чуть им в лапы не угодили, — признался сержант…

К селу разведчики направились лесом, напрямик через гору. Еще издали увидели в лощине аккуратные домики. У окраины селения возвышался старинный замок. Опушкой леса разведчики подошли к замку и залегли в кустарнике. Отсюда начиналась кривая, заросшая травой улица. Она была безлюдна. Неподалеку тянулся высокий кирпичный забор. За ним двухэтажный дом.

— Выясни, что там.

Крекотин уперся руками о стенку. Радайкин, перекинув автомат на шею, вспрыгнул на плечи сержанта и подтянулся на руках. За забором большой двор. Старательно разгребали навоз куры, грелись на солнце свиньи. В глубине тянулись длинные постройки. Оттуда слышалось мычание коровы.

— Тут фрицем не пахнет, — заключил Радайкин. — Давай пройдем в дом.

Через калитку разведчики вошли во двор. На открытой террасе стояла женщина в зеленом халате. Завидя разведчиков, она испуганно вскрикнула и бросилась в дверь.

— Куда вы, гражданка?

На крик из открытой двери сарая выглянула вторая.

— Эй, тетка! Подойди-ка! — махнул рукой Радайкин.

Осторожно ступая, женщина направилась к ним. И вдруг, всплеснув руками, она порывисто бросилась к разведчикам.

— Красная Армия! Да? Вы — Красная Армия? — Лицо, молодое, девичье, озарилось улыбкой, в глазах заиграли лучики. — Вы — красноармейцы! Я знаю! Здравствуйте! Я — Анна, работаю у фрау Марты. Словенка я, из Субботицы. Родные!..

Из глаз ее катились слезы, лицо светилось.

— Да подожди же, Анна! Фрицы в деревне есть?

Девушка вскинула глаза на Крекотина.

— Какой «фрицы»? Не понимай. Что такое «фрицы»?

— Ну, немцы, фашистские солдаты? Понимаешь?

— A-а… Понимай, понимай. Приходили фашисты. К фрау Марте. Брали молоко, яйца… Понимаешь? Иногда ночуют… Они из шахты. Шахта в горах. Я там работала. — Она говорила с заметным акцентом, с трудом находя слова.

— А сейчас они есть в деревне?

— Кто? Немцы? Нет. Они после вчера приходили сюда.

— Сколько их было?

— Пять… Понимаешь? А сейчас нет фашистов в деревне…

В комнате встретила женщина в зеленом халате.

— Битте, битте, геррен зольдатен, — залепетала она, запахивая на могучей груди халат. Круглое лицо с щелочками глаз расплылось в сладенькой улыбке.

По мягким коврам разведчики ходили из комнаты в комнату, рассматривая картины, рога оленей и туров. Хозяйка угодливо поясняла.

— Нихт ферштеен, нихт ферштеен, — то и дело повторял Радайкин, слушая ее болтовню. — Не понимаю, не понимаю.

Разведчики собрались было в обратный путь, когда вбежала Анна.

— Немецкий золдаты! Много! Уходите!

Крекотин и Радайкин, схватив автоматы, бросились к двери.

— Не сюда… тут нельзя…

Увлекая разведчиков, девушка бросилась в соседнюю комнату. По узкой лестнице они сбежали в подвал, единственное окно которого глядело в лес.

— Туда… — указала девушка рукой на окно.

Рывком сержант распахнул раму. Зазвенели стекла.

— Радайкин, вперед!

Едва солдат выбрался из дома, как из-за угла выбежал немец. Завидя Радайкина, он от неожиданности замер. Потом навалился на него. За ним выбежали еще двое. Не раздумывая, Крекотин выпустил по ним очередь. Потом бросился к Радайкину и прикладом размозжил немцу череп.

— Отходи в лес, Иван, — крикнул солдату. — Я прикрою…

В лесу удалось оторваться от преследователей. Сделав крюк, только к вечеру добрались до батальона.

Выслушав доклад разведчиков, Белоусов распорядился направить в село роту. Едва рота достигла окраины, как гитлеровцы открыли по ней столь ожесточенный огонь, что пришлось пустить в дело минометы и гаубичную батарею.

Только к утру удалось выбить немцев из села. Тотчас на мотоцикле Третьяков и я выехали туда. За рулем сидел Артемьев. Оказалось, что он ко всему еще умел водить машину.

В дом, где разместился командир роты, первым вошел капитан Третьяков. Переступив порог, он подался назад. Перед ним стоял немец.

— Хальт! — Капитан выхватил из кобуры пистолет. — Ты как попал сюда?

Гитлеровец в мундире и невоенного образца штанах выдавил что-то невнятное.

— Пленный это, товарищ капитан. — Вперед выступил солдат-конвоир. — Из подвала его пьяного без штанов выволокли. Он, гад, кусался. Пришлось стукнуть разок. Лейтенант Аверьянов пробовал допросить, да не получилось: языка не знает.

— Позовите Артемьева, — распорядился Третьяков.

Ноги фашиста в коротких с широкими голенищами сапогах подрагивали. Дрожали и пальцы вытянутых по швам рук.

— Ганс Мюллер его зовут, — переводил Артемьев. — Находился в тыловой команде, только вчера их спешно направили сюда. А здесь он вчера упился шнапсом.

— Кем был до войны? — поинтересовался Третьяков.

— Он говорит, что был служащим в торговой компании в Дюссельдорфе.

На мундире немца тускнели оловянные пуговицы. Над клапаном кармана распластались крылья хищника с фашистской свастикой. Чернел на рукаве ромбик с вышитыми шелком черепом и двумя скрещенными костями: эмблема дивизии «Мертвая голова».

Мы собрались уже покинуть дом, когда вбежала девушка-словенка. Лицо ее было в кровоподтеках, руки перебинтованы.

— Фашист там! Фашист! — воскликнула она.

— Какой фашист? Где?

Третьяков, Артемьев и все, кто находился в комнате, недоуменно взглянули на девушку.

— Это — фашист! — повторяла она. — Там…

И показала рукой на дверь, куда увели Ганса Мюллера.

— Кто? Мюллер? — переспросил Артемьев.

— Он не Мюллер, он фашист, Фред его звать, а фамилия… — Девушка назвала длинную, труднопроизносимую немецкую фамилию.

— Успокойтесь, успокоитесь. Кто вы? Откуда немца знаете? — спросил я.

Девушка села, Взволнованно, путая русские слова, она рассказала о немце. Впервые она увидела его на шахте. Там он служил в охране. С рабочими, согнанными из России, Франции, Польши, Чехословакии, был жесток. Однажды она видела, как немец бил женщину-француженку. В чем та провинилась — неизвестно, но француженка больше в барак не вернулась.

В другой раз на рассвете он вывел в лес рабочего. Вскоре вернулся один. При побегах пленных он руководил погоней. А когда находили в стволе шахты разбившихся рабочих, все знали, чье это дело рук.

В шахте Анна пробыла около года. Потом ее неожиданно перевели в поместье, хозяйкой которого была бауэрша Марта. И здесь она снова увидела Фреда. Хозяин находился на Восточном фронте, и немец пользовался расположением его пышнотелой жены.

Вчера Фред прибыл вместе с солдатами из воинской части. Они ругались на русских разведчиков, которые ловко выскользнули из имения. Больше всех при этом гремел Фред. А когда он узнал, что русским скрыться помогла служанка, то пришел в ярость. Намотав на руку ремень с металлической пряжкой, он начал избивать девушку.

Анну спасло то, что она была в стеганой куртке. Одежда смягчала удары. А немец норовил ударить ее пряжкой по лицу, голове.