Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Конец прекрасной эпохи

Бродский Иосиф Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Конец прекрасной эпохи - Бродский Иосиф Александрович - Страница 4

Изменить размер шрифта:

Открытка из города К

Томасу Венцлова

Развалины есть праздник кислорода

и времени. Новейший Архимед

прибавить мог бы к старому закону,

что тело, помещенное в пространство,

пространством вытесняется.

Вода

дробит в зерцале пасмурном руины

Дворца Курфюрста; и, небось, теперь

пророчествам реки он больше внемлет,

чем в те самоуверенные дни,

когда курфюрст его отгрохал.

Кто-то

среди развалин бродит, вороша

листву запрошлогоднюю. То — ветер,

как блудный сын, вернулся в отчий дом

и сразу получил все письма.

1967

Памяти Т. Б

Пока не увяли цветы и лента

еще не прошла через известь лета,

покуда черна и вольна цыганить,

ибо настолько длинна, что память

моя, как бы внемля ее призыву,

потянет ее, вероятно, в зиму, —

прими от меня эту рифмо-лепту,

которая если пройдет сквозь Лету,

то потому что пошла с тобою,

опередившей меня стопою;

и это будет тогда, подруга,

твоя последняя мне услуга.

Вот уж не думал увидеть столько

роз; это — долг, процент, неустойка

лета тому, кто бесспорно должен

сам бы собрать их в полях, но дожил

лишь до цветенья, а им оставил

полную волю в трактовке правил.

То-то они тут и спят навалом.

Ибо природа честна и в малом,

если дело идет о боли

нашей; однако, не в нашей воле

эти мотивы назвать благими;

смерть — это то, что бывает с другими.

Смерть — это то, что бывает с другими.

Даже у каждой пускай богини

есть фавориты в разряде смертных,

точно известно, что вовсе нет их

у Персефоны; а рябь извилин

тем доверяет, чей брак стабилен.

Все это помнить, пока есть сила,

пока все это свежо и сыро,

пока оболочка твоя, — вернее,

прощанье с ней для меня больнее,

чем расставанье с твоей душою,

о каковой на себя с большою

радостью Бог — о котором после,

будет ли то Магомет, Христос ли,

словом сама избрала кого ты

раньше, при жизни — возьмет заботы

о несомненном грядущем благе —

пока сосуд беззащитной влаги.

С того разреши мне на этом свете

сказать о ее, оболочки, смерти,

о том, что случилось в тот вечер в Финском

Заливе и стало на зависть сфинксам

загадкой — ибо челнок твой вовсе

не затонул, но остался возле.

Вряд ли ты знала тогда об этом,

лодка не может и быть предметом

бденья души, у которой сразу

масса забот, недоступных глазу,

стоит ей только покинуть тело;

вряд ли ты знала, едва ль хотела

мучить нас тайной, чья сложность либо

усугубляет страданье (ибо

повод к разлуке важней разлуки);

либо она облегчает муки

при детективном душевном складе;

даже пускай ты старалась ради

этих последних, затем что все же

их большинство, все равно похоже,

что и для них, чьи глаза от плача

ты пожелала сберечь, задача

неразрешима; и блеск на перлах

их многоточия — слезы первых.

Чаек не спросишь, и тучи скрылись.

Что бы смогли мы увидеть, силясь

глянуть на все это птичьим взглядом?

Как ты качалась на волнах рядом

с лодкой, не внемля их резким крикам,

лежа в столь малом и столь великом

от челнока расстояньи. Точно

так и бывает во сне; но то, что

ты не цеплялась, — победа яви:

ибо страдая во сне, мы вправе

разом проснуться и с дрожью в теле

впиться пальцами в край постели.

Чаек не спросишь, и нету толка

в гомоне волн. Остаются только

тучи — но их разгоняет ветер.

Ибо у смерти всегда свидетель —

он же и жертва. И к этой новой

роли двойной ты была готовой.

Впрочем и так, при любом разбросе

складов душевных, в самом вопросе

«Чем это было?» разгадки средство.

Самоубийством? Разрывом сердца

в слишком холодной воде залива?

Жизнь позволяет поставить «либо».

Эта частица отнюдь не фора

воображенью, но просто форма

тождества двух вариантов, выбор

между которыми — если выпал —

преображает недвижность чистых

двух параллельных в поток волнистых.