Соблазни меня (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 45

Мужчина в черном недовольно кривит губы, у него появляется жесткое выражение, его темные глаза останавливаются на мне.

— Я желаю вам хорошего вечера, мисс Сугар, — затем он поворачивается и уходит, исчезая словно бесшумная черная тень.

— Молодец, Вэнн, — мой взгляд возвращается к ним, Блейк улыбается своему младшему брату. И в этой улыбке такая гамма чувств. Вэнн заметно успокаивается, вокруг нас толпа начинает шептаться и приходит в движение, все приходит в норму. Лана пробирается сквозь толпу, она морщит лоб от волнения и страха.

— Все нормально?

Блейк обнимает ее за талию и игриво рычит:

— Конечно. За исключением того, что ты не была рядом со мной. Где ты была?

— Я застряла с той женщиной, которая хотела поговорить о «Дитя».

— Наказание за успех скучающих людей, которые привыкли пренебрегать тобой, — отвечает он с низким смехом.

В эту секунду Лана переводит взгляд от Блейка, к Вэнну, потом ко мне, и обратно к Блейку. Вэнн пожимает плечами, я качаю головой, а Блейк невинно улыбается.

— Прекрасно, — со смехом отвечает Лана. — Не рассказывай мне сказок.

32.

— Тебе не холодно?

Я отрицательно качаю головой, потому что вся горю внутри.

Он отпускает мою руку.

— Позволь мне вызвать для тебя такси.

— Отвези меня к себе домой.

— Все кончено, Джули, — его голос звучит ровно. Он никогда не называл меня Джули. Я всегда была у него Сугар. Но вы же знаете меня, я легко не сдамся. Никто не может обвинить меня, что я не борюсь, даже можете и не пытаться.

— Мы можем в последний раз заняться сексом?

Он начинает отрицательно покачивать головой.

— Тогда зачем ты устроил здесь все это с этим Сэмом?

— Потому что он бы разрушил тебя.

— Почему ты думаешь, что он хотел меня? Я всего лишь белые отбросы общества из муниципальной недвижимости.

— Снуп Догг не черный. Он Снуп Догг. Ты не Джули, в которую можно вставить, а Ева с картины.

Мне неожиданно становится холодно настолько, что холод пронизывает меня до костей. Я обхватываю себя руками, потому что во мне растет боль от необходимости в нем, и она увеличивается, словно мох на моей коже.

— Мы всегда остаемся теми, кем мы есть, независимо от того, насколько мы пытаемся казаться другими.

Он смотрит на меня с грустью, потому что видно по его глазам, он уже принял решение. Он отходит на шаг от меня. Но я не сдамся, цыганка мне все предсказала.

— Почему «Адам и Ева» не для продажи?

— Потому что она принадлежит тебе, — тихо отвечает он.

— Разве ты не хочешь оставить…?

— Нет. Я не хочу иметь воспоминаний о тебе. Ты можешь продать ее, и купить маленькую квартирку, как у Билли.

Я пытаюсь удержаться от слез, потому что я совершенно не хочу маленькую квартирку, как у Билли. Я хочу жить с тобой в мансарде в Париже или еще где-нибудь. Это, что конец? Я не могу до конца осознать эту мысль. Боль распространяется по всей моей груди и вырывается наружу в моих словах:

— Ты уезжаешь. Разве будет плохо, если мы проведем последнюю ночь вместе? Я пришла на твою выставку. А ты разве не хочешь увидеть мой танец? Я так упорно его репетировала.

Он ничего не говорит.

Господи, если бы я могла протянуть руку в прошлое и все изменить. Господи, если бы только я не была такой упрямой и такой противной.

— Прошу тебя.

— Если ты слишком долго будешь затягивать с концом, то он всегда будет очень плохим для всех действующих лиц, — говорит он.

Я знаю, что умоляю его, но мне плевать, я слегка касаюсь его руки.

— Это мой прощальный танец. Ты не можешь отвергнуть меня из-за того...

Он снимает с себя пиджак и накидывает мне на плечи.

— Хорошо, — пиджак сохраняет тепло его тела и его аромат, и я вжимаюсь в него. Видно это еще один дорогой подарок от Блейка. Мы молчим, пока едем в машине, и пока идем к входной двери. Он кладет ключи от автомобиля на столик у двери. Появляется Смит, и приветствует его, потираясь о брюки, белые ниточки его меха остаются на черном материале его штанин. Смит ласково трется головой, урча. Я прохожу в комнату и аккуратно вешаю его пиджак на спинку стула. Комната наполнена запахом цветов, корзины с цветами стоят везде, и поздравительные конверты по-прежнему лежат закрытыми в них.

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет.

— У меня есть зеленый шартрез.

Мои глаза широко открываются, я с удивлением смотрю на него. Что? Когда он успел купить? Наверное, это хороший знак для меня. И мои губы сами собой растягиваются в улыбке. Я полностью влюбилась в этого потрясающего дьявола.

— В таком случае, я выпью бокал.

Я сажусь на диван и наблюдаю, как он наливает мне выпивку, его плечи напряжены. С трудом выдерживая мой взгляд, он направляется ко мне с бокалом, в котором светится янтарная жидкость.

— Что ты пьешь? — Я не знала, что он что-то пьет еще, кроме пива.

— Бренди.

Он садится на тот же диван, и нас разделяет расстояние в фут. В один лишь паршивый фут. Я точно определяю размер. Я подношу бокал к губам, отлично понимая, что он внимательно наблюдает за мной, и делаю маленький глоток. Дерьмо, напоминающее лекарство от кашля. Я обхватываю ладонями бокал.

— Зачем ты его купил?

— Не знаю. Я увидел его на полке в магазине, и я просто купил его.

— Просто купил?

Он вздыхает.

— Да, просто. Тебе нравится?

Я морщу нос.

— Нет.

Он негромко смеется. Совершенно не прекрасным и неотразимым рокотом, который поднимается от его живота, но я все равно очень радуюсь, потому что это первый раз, с того момента, как мы разошлись, я слышу его смех.

— О’кэй. Ты теперь на девяносто процентов насладилась этим.

Момент легкого разговора проходит очень быстро, так же, как и возник сам собой.

— Прикончи свой бренди. Я хочу принять быстрый душ, и переодеться в нечто более соответствующее, — говорю я, вставая.

Его глаза темнеют, я стою, глядя на него сверху вниз. Кто-то однажды сказал, что любовь — это все равно, что примерять обувь, которая должна идеально сесть по ноге. Он идеально подходит. Просто превосходно. С первого же раза я пыталась «одеть» его. Но по ошибке сняла, и кто-то случайно выставил его обратно в витрину, и теперь я пребываю в полом ужасе, что кто-то другой может «забрать» его.

Я наклоняюсь к нему и дотрагиваюсь подушечками пальцев до его нижней губы. Он принадлежит мне, мне и только мне. Раньше он бы уже взял палец в рот и посасывал. Сегодня он просто смотрит на меня и не предпринимает никаких действий. Я остро ощущаю свою утрату, у меня начинает кружиться голова, поэтому я выпрямляюсь. Я не буду больше умолять, я еще не начала танцевать. Он простит меня, потому я буду танцевать и ползти к нему, и сегодня вечером я буду Ехоналой.

Мои ноги сами собой идут в сторону ванны, и в тишине комнаты слышится только цоканье каблуков. Я чувствую его наблюдающий взгляд на своей спине, пока я не заворачиваю за угол. Сегодня я буду использовать свое тело именно так, как его и следует использовать, для соблазнения.

Я снимаю сексуальное маленькое платье на бретельках, которое я выбрала вместе с Ланой, и вешаю на дверь. Затем я принимаю душ и насухо вытираюсь, мое тело светится в электрическом свете. Я бросаю взгляд в зеркало. Мой живот все еще подтянутой и ровный, но теперь у меня появились изгибы, пышные формы. Я повожу плечами и грудь красиво колышется. Я поворачиваюсь спиной и смотрю на мой округлый зад, который стал еще лучше. Я вспоминаю тот день, когда он поцеловал мою попку и заявил, что она греховно сексуальная.

— Ее вид заставляет мой член пульсировать, как сумасшедший, — сказал он. Воспоминания настолько яркие. Но честно говоря, сейчас у меня уже нет той одержимости по поводу своего внешнего вида. Тогда я так не выглядела, потому что тогда я была одержима исключительно своей внешностью и Джеком. Сегодня же я одержима только Вэнном, и бешенным желанием понравится ему. Сегодня я кувшин, наполненный и используемый.