Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Ваджра Андрей - Страница 10

Таким образом, западное христианство при взаимодействии с ревизионизмом Возрождения создало условия, при которых произошло выхолащивание человеческой природы и мира. Как первое, так и второе в западном сознании постепенно превратилось в механически функционирующие системы, обусловленные примитивными материалистическими закономерностями, упрощающими и огрубляющими природу человека, а также окружающую его действительность. Одновременно с этим западный человек теряет свою духовно–психологическую независимость. Он лишается способности самостоятельно понимать как самого себя, так и окружающий мир. Вначале это за него делает Бог, мудрость которого до него доносила римская церковь, а потом, после того как Бог растворился в секуляризированной природе, определять сущность человека и мира стала вульгарно–материалистическая догматика, в конечном счете поставившая его в собственном самосознании на один уровень с животным, стремящимся обрести божественное могущество для удовлетворения своих физиологических потребностей.

Это все не могло не повлиять на сферу политических отношений, так как любая политика при своем осуществлении отталкивается от господствующего в массовом сознании образа Человека как такового.

ЭТАЛОН ЧЕЛОВЕКА В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ

В XV веке представитель флорентийских платоников Марсилио Фичина пишет слова, которые могли бы стать гимном преобразовательно–манипулятивной мощи европейца XXI века: «Человеческое могущество почти подобно божественной природе; то, что Бог создает в мире своей мыслью (человеческий. — Авт.) ум замышляет в себе посредством интеллектуального акта, выражает посредством языка, пишет в книгах, изображает посредством того, что он строит в материи мира». «Повсюду человек обращается со всеми материальными вещами мира так, как если бы они находились в его распоряжении: стихии, камни, металлы, растения. Он многообразно изменяет их форму и их вид, чего не может сделать животное; и он не обрабатывает только одну стихию за раз, он использует их все, как должен делать господин всего. Он копает землю, бороздит воду, он возносится к небу на громадных башнях, не говоря уже о крыльях Дедала и Икара. Он научился зажигать огонь, потому что лишь небесное существо находит удовольствие в небесной стихии. Человеку нужно небесное могущество, чтобы подняться до неба и измерить его… Человек не только использует стихии для служения ему, но, чего никогда не делает животное, он покоряет их для своих творческих целей. Если божественное проведение есть условие существования космоса, то человек, который господствует над всеми существами, живыми и не живыми, конечно, является некоторого рода Богом. Он — Бог неразумных животных, которыми он пользуется, которыми он правит, которых он воспитывает. Он — Бог стихий, в которых он поселяется и которые он использует; он — Бог всех материальных вещей, которые он применяет, видоизменяет и преобразует» [3, с. 333].

В контексте вышеприведенного мировоззрения идет последующее развитие не только европейской идеологии, но и материальной жизни западной цивилизации. Так, уже XVII век ознаменовался интенсивным развитием физических и математических наук, которые стимулировали технические и технологические нововведения в материальной жизни Европы. Впервые человек начинает осознавать могущество собственного разума, способного диктовать свою волю природе, а потому и Богу, ее создавшему.

Однако данный феномен был не случаен, вся средневековая теология наполнена противоречием, заключающимся в том, что, с одной стороны, Бог есть абсолют, такая полнота бытия, которая не нуждается ни в каких дополнениях, а с другой — Бог творит мир, а значит, все–таки имеет потребность в нем как в материале для достижения собственной абсолютной полноты. Несамодостаточность Творца (о которой никогда не говорилось, но которая, с определенного момента, всегда имелась в виду) позволяет европейцам разработать концепцию Человека как самостоятельного существа, объявив его высшим проявлением материального мира. Более того, эмансипированный от божественной воли, он превращает материальный мир в свою вотчину. В связи с этим стоит вспомнить такого мыслителя эпохи Возрождения, как Пьетро Помпонацци (1462 — 1524), с его так называемой двойной истиной. В соответствии с его концепцией, Бог есть абсолютная истина, но она не познаваема и созерцается лишь в вере (и в этом он не выходил за теологические рамки). Однако наряду с этим существует и чувственный, материальный мир, живущий в соответствии с закономерностями, которые доступны познанию. То есть по сути, мир дихотомировался в соответствии с новым критерием — манипулируемостью.

Вместе с тем идеологи эпохи, которая оказалась между Возрождением и Просвещением, соизмеряя сущность и бытие человека с природым миром, не смогли удержаться от соблазна провести параллели между первым и вторым.

Рассматривая индивида во всех его проявлениях с методологических позиций изучения органической и неорганической природы, они формулируют концепцию человека как существа, детерминированного некими природными законами. В связи с этим процесс овладения природой при помощи научных подходов, на определенном этапе своего развития, естественным образом становится подходом к познанию самого человека. Точнее, «познание» человека как божественного создания, чем до этого момента занимались религия и философия, заменяется его «овладением» в форме «исследования».

Разница между первым и вторым подходами в том, что религиозное и философское «познание» не выходило за рамки созерцательности, всегда подчеркивая трансцендентальную, непознаваемую сущность человека как творения божьего. И для религии, и для философии он оставался таинством, тем, что нельзя взвесить, обмерить, посчитать. Научное же «исследование» человеческого естества, как «овладение», исходило из предположения об изначальном существовании неких «законов», которые регулируют и направляют человеческое существование, на основании которых можно построить «схемы», позволяющие использовать эти «законы» для манипулирования самим человеком.

Тот же вышеупомянутый Марсилио Фичино констатировал, что душа постоянно несчастна в человеческом теле, что она страдает и исполнена бесконечной тоски и что разрешить ее мучения можно лишь усовершенствованием своей жизни (это та концепция, которая будет поднята на щит протестантизмом). Таким образом, в качестве «мастерской» уже рассматривается не только природа, но и сам человек.

Итогом всего вышеизложенного становится тотальное опредмечивание человека как такового. После эпохи Просвещения он предстает не как некая тайна, а как рядовое явление природы, как безличный объект исследования и экспериментирования, как обычный феномен в общем ряду таких же феноменов.

Концептуальное разрушение человеческой «особости» низвело как отдельного индивида, так и социум к объекту эмпирического исследования и экспериментирования, где этические нормы утратили свою действенность, уступив место сугубо прикладной рациональности и целесообразности.

Оплодотворенная идеями рационализма и «британского эмпиризма» философия с течением времени реплицирует свои научные производные: психиатрию, психологию, социально–политические, экономические и организационные науки. В дальнейшем именно эти дисциплины будут определять то, что есть человек и чем является его бытие.

Идеальные, теоретические представления о человеке, оказывая мощное воздействие на массовое сознание, сформировали его психологию и особенности материальной жизни. Вместе с тем сведение его лишь к предмету исследования и абсолютизация науки закладывают к началу XX века (благодаря их суперэффективной манипулятивности) основы концептуальной однообразности, которой до этого момента человечество не знало. Если до конца XIX века мир пребывал в состоянии поликонцептуальности, обладая широким спектром духовных и интеллектуальных проявлений, то после того как цивилизационные успехи, основанные на техническом превосходстве западных стран, привели к доминированию исключительно научных методов в подходе к познанию реальной действительности и взаимодействию с нею, мир оказался в узких рамках западной аксиоматики, намертво привязанной к научной методологии.