Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 54

Подготовив ее двумя-тремя серьезными словами, я предложила ей выбор между драгоценными духовными пастырями, которые все занимались делом милосердия с утра до вечера в этих окрестностях и одинаково блистали неистощимым красноречием и одинаково готовы были пустить в ход свои дарования по одному моему слову. Увы! Я не встретила должного отклика. На лице бедной леди Вериндер выразились недоумение и испуг, и она отвечала на все, что я могла сказать ей, чисто мирским возражением: она слишком слаба физически для встреч с посторонними людьми. Я уступила – разумеется, на первое время. Огромная опытность чтицы и проповедницы подсказала мне, что это был случай, когда еще требовалась подготовка путем соответствующего чтения.

У меня была маленькая библиотечка, целиком подходящая к данному случаю, рассчитанная на то, чтобы пробудить, убедить, подготовить, просветить и подкрепить тетушку.

– Вы не откажетесь прочитать, дорогая моя, не правда ли, – сказала я самым умильным тоном, – не откажетесь прочитать, если я принесу вам мои собственные драгоценные книги? Листы загнуты в надлежащих местах, тетушка. А карандашом сделаны отметки там, где вы должны остановиться и спросить себя: «Применимо ли это ко мне?»

Даже такая простая просьба – столь сильно нечестивое влияние света! – как будто испугала тетушку. Она ответила, бросив на меня удивленный взгляд, который было и поучительно, и вместе с тем страшно видеть:

– Я сделаю, что могу, Друзилла, чтобы доставить вам удовольствие.

Нельзя было терять ни минуты. Часы на камине показали мне, что я едва успею сбегать домой, запастись первой серией избранных книг (скажем, всего лишь дюжиной) и вернуться вовремя, чтобы застать стряпчего и расписаться как свидетельница на завещании леди Вериндер. Дав слово непременно вернуться к пяти часам, я поспешила по моему благотворительному делу.

Когда дело идет о собственных моих интересах, я смиренно довольствуюсь омнибусом. Вы получите полное представление о моей преданности интересам тетушки, если узнаете, что в данном случае я разорилась на кэб.

Приехав домой, я выбрала и покрыла отметками первую серию для чтения и вернулась на Монтегю-сквер с дюжиной книг в саквояже, подобных которым не сыщешь в литературе никакой другой европейской страны. Я заплатила кучеру только то, что ему следовало. Он взял деньги с ругательством, а я немедленно протянула ему один из моих трактатов. Если бы я приставила ему ко лбу пистолет, этот негодяй не обнаружил бы большего испуга. Он вскочил на козлы и с нечестивыми восклицаниями недовольства ускакал во весь опор. И совершенно напрасно – могу вам сказать это с радостью: я таки успела посеять добрые семена, вопреки ему, бросив второй трактат в окно его кэба.

К моему великому облегчению, дверь отворила не особа в чепчике с лентами, а лакей, сообщивший мне, что приехал доктор и все еще сидит, запершись, с леди Вериндер. Мистер Брефф, стряпчий, также приехал с минуту назад и ждет в библиотеке. Меня провели в библиотеку и просили обождать. Брефф, казалось, был удивлен, увидев меня. Он семейный стряпчий, и мы не раз встречались с ним в доме леди Вериндер. Я с огорчением должна сказать, что он дожил до седых волос, занимаясь мирскими делами. В деловые свои часы этот человек был избранным пророком Закона и Мамоны, а в свободные часы одинаково был способен прочесть роман и разорвать брошюру.

– Вы приехали сюда на жительство, мисс Клак? – спросил он, взглянув на мой саквояж.

Открыть ему то, что лежало в моем драгоценном саквояже, значило бы просто вызвать поток нечестивых слов. Я унизила себя до его уровня и объяснила, по какому делу приехала сюда.

– Тетушка сообщила мне, что собирается подписывать свое завещание, – ответила я. – Она была так добра, что просила меня быть одной из свидетельниц.

– А! Ну что ж, мисс Клак, вы вполне годитесь для свидетельницы. Годами вы давно уже совершеннолетняя, и вы не имеете ни малейшего денежного интереса в завещании леди Вериндер.

Ни малейшего денежного интереса в завещании леди Вериндер! О, с какой признательностью услышала я это! Если бы тетушка, обладая тысячами, вспомнила и бедную меня, для которой даже пять тысяч значат очень много, и если бы мое имя появилось в завещании в связи с маленьким наследством, – мои враги могли бы еще усомниться в причине, заставившей меня привезти с собой избранные сокровища моей библиотеки и истощить мои слабые средства на разорительный наем кэба. Но теперь в этом не мог сомневаться даже самый жестокий поноситель. Гораздо лучше, что произошло именно так! О, конечно, конечно, гораздо лучше!

Я была оторвана от этих утешительных размышлений голосом мистера Бреффа. Мое молчание, исполненное раздумья, по-видимому, тяготило этого суетного человека и принуждало его, так сказать, обращаться ко мне против его собственной воли.

– Ну, мисс Клак, каковы последние новости в ваших благотворительных кружках? Как поживает ваш приятель мистер Годфри Эблуайт после таски, заданной ему мошенниками на Нортумберлендской улице? Хорошенькую историю рассказывают в моем клубе об этом благочестивом джентльмене!

Я смолчала на тон, каким этот человек заявил мне, что я совершеннолетняя и не имею никакого денежного интереса в завещании тетушки. Но тон, каким намекнул он на милого мистера Годфри, вывел меня из терпения. Считая себя обязанной после всего, что случилось в моем присутствии в этот день, утверждать невиновность моего чудного друга, кто бы и где бы ни стал сомневаться в ней, – я почувствовала необходимость включить в исполнение этого справедливого намерения язвительный укор мистеру Бреффу.

– Я не живу в свете, – сказала я, – и не пользуюсь преимуществом, сэр, быть членом вашего клуба. Но я случайно узнала историю, о которой вы намекаете, и знаю также, что более гнусной лжи, чем эта история, не было выдумано никогда.

– Да-да, мисс Клак, вы верите вашему другу. Это довольно естественно. Но мистеру Годфри Эблуайту не будет так легко убедить свет вообще, как комитет благотворительных дам, – факты говорят против него. Он был в доме, когда пропал алмаз, он первый уехал из этого дома в Лондон. Это очень некрасивые обстоятельства, сударыня, если взглянуть на них с точки зрения последних событий.

Я знаю, что мне следовало остановить его, прежде чем он будет продолжать дальше. Мне следовало сказать ему, что он говорит, не имея представления о свидетельстве невиновности мистера Годфри, выданном ему единственным лицом, чье право тут неоспоримо, поскольку связано с положительным знанием истины. Увы, искушение довести этого законника до необходимого сознания своей неправоты было сильнее! Я спросила у него с видом полной невинности, что он подразумевает под «последними событиями».

– Под последними событиями, мисс Клак, я подразумеваю те события, в которых замешаны индусы, – начал мистер Брефф, говоря со все большей надменностью, по мере того как он продолжал. – Что делают индусы, как только их выпустили из фризинголлской тюрьмы? Они прямо отправляются в Лондон и начинают пристально наблюдать за мистером Люкером. Что следует затем? Мистер Люкер боится, и весьма основательно, за безопасность драгоценности, которую он взял в залог. Он дает ее тайно – под общим описанием – на сохранение банкиру. Удивительно хитро с его стороны, но индусы тоже удивительно хитры, с своей стороны. Они подозревают, что «драгоценность» перенесена из одного места в другое, и они избирают необыкновенно смелый и удачный способ, чтобы проверить свои подозрения. Кого они хватают и обыскивают? Не только мистера Люкера, – что было бы довольно понятно, – но и мистера Годфри Эблуайта также. Почему? Объяснение Эблуайта состоит в том, что индусы будто бы действовали по слепому подозрению, увидя его случайно разговаривающим с мистером Люкером. Нелепость! Полдюжины других людей говорило с мистером Люкером в это утро. Почему же индусы не проследили этих людей до их дома и не заманили их в ловушку? Нет-нет! Простой вывод, какой можно сделать из этого, состоит в том, что мистер Эблуайт имеет какое-то особое отношение к «драгоценности», так же как и мистер Люкер, и что индусы не знали наверное, у кого именно из них была эта драгоценность, так что им больше ничего не оставалось, как обыскать того и другого. Так говорит общественное мнение, мисс Клак, и опровергнуть общественное мнение в данном случае не так-то легко!