Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 50

Мы должны теперь оставить мистера Годфри на Нортумберлендской улице и последовать несколько позже, но уже в другой дом, за мистером Люкером.

По выходе из банка мистер Люкер посетил различные части Лондона по своим делам. Вернувшись домой, он нашел ожидавшее его письмо, которое, как ему сказали, недавно оставил какой-то мальчик. И тут, как в письме мистера Годфри, почерк был незнаком; однако упоминалось имя одного из иногородних клиентов мистера Люкера. Корреспондент сообщал (письмо было написано от третьего лица, вероятно секретарем), что он был неожиданно вызван в Лондон, остановился на площади Альфреда, Тотенхэм-Курт-род, и желает немедленно повидать мистера Люкера по поводу одной покупки, которую он собирается сделать. Джентльмен этот был собиратель восточных редкостей и много лет был щедрым клиентом мистера Люкера в Ламбете. Мистер Люкер тотчас взял кэб и поехал к своему щедрому клиенту.

Решительно все, что случилось с мистером Годфри на Нортумберлендской улице, повторилось и с мистером Люкером на площади Альфреда. Опять человек почтенной наружности отворил дверь и провел гостя в заднюю гостиную. Опять на столе оказалась иллюстрированная рукопись. Внимание Люкера было поглощено совершенно так же, как внимание мистера Годфри, этим чудным произведением индусского искусства. Он также вдруг почувствовал смуглую голую руку на своей шее, ему также были завязаны глаза и в рот сунут кляп. Он также был брошен наземь и обыскан с ног до головы. Наступивший затем промежуток был длиннее, чем испытанный мистером Годфри, но и он окончился, как первый, тем, что хозяева дома, подозревая что-то неладное, пошли наверх посмотреть, что случилось. Именно такое объяснение, какое хозяин дома на Нортумберлендской улице дал мистеру Годфри, дал и хозяин дома на площади Альфреда мистеру Люкеру. Оба были обмануты одинаково благовидным предлогом и туго набитым кошельком незнакомца почтенной наружности, который будто бы действовал по поручению своих заграничных друзей. Единственная разница была в том, что, когда разбросанные вещи из карманов мистера Люкера были собраны с пола, его часы и кошелек оказались целы, но (он не был так счастлив, как мистер Годфри) одна из бумаг унесена. Бумага эта была квитанцией на очень ценную вещь, которую мистер Люкер отдал в этот день на хранение своим банкирам. Однако же документ этот был бесполезен для вора, поскольку драгоценность должна была быть возвращена лишь в собственные руки владельца. Как только мистер Люкер пришел в себя, он поспешил в банк, на тот случай, если воры, обокравшие его, по неведению явятся туда с этой квитанцией. Но в банке никто их не видел ни в тот день, ни впоследствии. Их почтенный английский друг, по мнению банкира, разобрался в квитанции, прежде чем они покусились воспользоваться ею, и предостерег их вовремя.

Оба пострадавших заявили об этом деле в полицию, что вызвало тщательные расследования, произведенные с большой энергией. Полицейские власти пришли к выводу, что грабителями задумано было похищение ценностей на основании полученных недостаточных сведений. Они явно не были уверены в том, произвел мистер Люкер сдачу своей драгоценности сам или не сам, а бедный благовоспитанный мистер Годфри пострадал оттого, что случайно заговорил с ним.

Прибавьте к этому, что отсутствие мистера Годфри на нашем собрании в понедельник было вызвано необходимостью для него присутствовать в этот день на совещании полицейских властей, – и вы получите все требуемые объяснения, а я смогу перейти к скромному рассказу о пережитом мною лично на сквере Монтегю.

Я аккуратно явилась во вторник к завтраку.

Добрейшая тетушка Вериндер приняла меня со своей обычной любезностью. Но вскоре же я заметила, что в семье не все благополучно. Тетушка бросила несколько тревожных взглядов на дочь. Всякий раз, как я гляжу на Рэчел, я не могу не удивляться, каким образом такая ничтожная девушка может быть дочерью таких замечательных родителей, как сэр Джон и леди Вериндер. Теперь же она не только разочаровала, она прямо шокировала меня. В ее разговоре и обращении было отсутствие всякой благовоспитанной выдержки, очень неприятное на мой взгляд. Она была одержима каким-то лихорадочным волнением, заставлявшим ее громко хохотать и быть греховно-капризной и разборчивой в кушаньях и напитках за завтраком. Мне очень было жаль ее бедную мать, даже прежде, чем истинное положение вещей сделалось мне известным.

По окончании завтрака тетушка сказала:

– Помни, Рэчел, доктор предписал, чтобы ты тихо посидела за книжкой после еды.

– Я пойду в библиотеку, мама, – ответила она. – Но если Годфри приедет, велите мне сказать. Я умираю от желания узнать подробнее о его приключении на Нортумберлендской улице.

Она поцеловала мать в лоб и посмотрела в мою сторону.

– Прощайте, Клак! – произнесла она небрежно.

Ее дерзость не вызвала во мне гневных чувств. Я только сделала особую зарубку в памяти, чтобы помолиться за нее. Когда мы остались одни, тетушка рассказала мне ужасную историю об индийском алмазе, которую, как с радостью я узнала, мне нет никакой надобности здесь пересказывать. Она не скрывала от меня, что предпочла бы сохранить ее в тайне. Но теперь, когда все слуги узнали о пропаже алмаза и когда некоторые обстоятельства попали даже в газеты и посторонние люди рассуждают о том, есть ли какая-нибудь связь между случившимся в поместье леди Вериндер и происшествиями на Нортумберлендской улице и на площади Альфреда, – уже нет смысла скрытничать, и полная откровенность становится не только добродетелью, но и необходимостью.

Многие, услышав то, что я услышала, были бы, вероятно, крайне изумлены. Но я, зная, что характер Рэчел с детства не подвергался исправлению, была подготовлена ко всему, что тетушка могла мне сказать о своей дочери. Могло быть еще хуже и окончиться убийством, а я все-таки сказала бы себе: «Естественный результат! О боже, боже, – естественный результат!» Меня покоробили лишь меры, какие приняла тетушка в данном случае. Вот уж тут следовало бы действовать священнику, а леди Вериндер считала, что надо обратиться к врачу. Свою молодость моя бедная тетушка провела в безбожном доме своего отца. Опять естественный результат! О боже, боже, – опять естественный результат!

– Доктора предписали Рэчел движение и развлечения и настойчиво убеждали меня отвлекать ее мысли от прошлого, – сказала леди Вериндер. – Я прилагаю все силы, чтобы исполнить эти предписания. Но странное приключение с Годфри случилось в самое неудачное время. Рэчел сразу встревожилась и взволновалась, как только услышала об этом. Она не давала мне покоя до тех пор, пока я не написала и не пригласила моего племянника Эблуайта приехать к нам. Она проявила интерес и к другому человеку, с которым так же грубо поступили, – к мистеру Люкеру… или как его? Хотя, разумеется, это уже совершенно посторонний для нее человек.

– Ваше знание света, милая тетушка, гораздо выше моего, – ответила я почтительно. – Но должна же быть причина для такого странного поведения Рэчел! Она скрывает греховную тайну от вас и от всех. Нет ли чего-нибудь такого в этих недавних происшествиях, что угрожает открытию ее тайны?

– Открытию? – переспросила тетушка. – Что вы хотите этим сказать? Открытию через Люкера? Открытию через моего племянника?

Едва эти слова сорвались с ее губ, как вмешалось само провидение. Слуга открыл двери и доложил о мистере Годфри Эблуайте.

Глава II

Мистер Годфри явился вслед за слугой, – именно так, как мистер Годфри делает все, – в самое надлежащее время. Он вошел не настолько быстро, чтобы испугать нас. И не настолько медленно, чтобы мы были вынуждены ждать, глядя на открытую дверь.

– Ступайте к мисс Вериндер, – обратилась тетушка к слуге, – и скажите ей, что мистер Эблуайт здесь.

Мы обе осведомились о его здоровье. Мы обе вместе спросили, оправился ли он после страшного приключения на прошлой неделе. С совершеннейшим тактом успел он ответить нам обеим в одну и ту же минуту. Леди Вериндер получила словесный ответ, а мне досталась его очаровательная улыбка.