Подруга мента - Смирнова Алена - Страница 11

Он должен был «о себе побеспокоиться». Стереть мой голос с автоответчика, выпить коньяку и дожидаться любовницу в постели. Я до сих пор не знаю, что мне надлежало делать. Хитростью завлечь, приволочь его к Измайлову и разобраться втроем? Да, наверное. Но я, видите ли, исподозревалась вся, извозмущалась, испереживалась. И вместо того, чтобы торопиться действовать во спасение, ломанулась гибельным путем.

— Я принимаю все твои условия под дулом пистолета.

— Поленька, не обижайся, я же помочь тебе стараюсь.

— Спасибо.

— Поля…

— Огромное спасибо, низкий поклон.

Он со вздохом проводил меня к машине марки «отечественная», познакомил с двумя мускулистыми парнями простецкой внешности, снабдил переговорным устройством, усадил и отправил восвояси.

В этих самых «своясях» я появилась уже около полуночи. Измайлов, которого я побеспокоила по телефону, примчался мгновенно.

— «Так вот ты какой, белый олень», — пошутила я и осеклась.

Нервный полковник настолько утратил человеческий облик, что мог отреагировать на шутку неадекватно.

— Где тебя носит? — гаркнул Измайлов. И, принюхавшись: — По барам, по подругам? Нашла время.

Я закрыла ему рот ладонью:

— Вик, Юрьева нашли?

Сказать, что он окаменел, значит, ничего не сказать. Вик разобрался на атомы.

— Тебе известно про исчезновение Юрьева?

— Нас похитили в начале седьмого утра…

— Маршрут, остальное после, — перебил Измайлов.

И выслушав про проселочную дорогу, «выброс» Бориса, не доезжая до овражка, и клиновидную опушку, пулей унесся к себе. Я скинула шмотки Валентина Петровича и с наслаждением сунула их в мусорное ведро. А потом контрастный душ подействовал на меня, как снотворное. Я доковыляла до кровати и рухнула в жесткий, обеспечивающий правильную осанку матрас, словно в прабабушкину перину. Вик вернулся довольно быстро, но я этого не слышала. Только на прикосновения, когда он укрывал меня одеялом, отреагировала довольным мычанием.

— Сама-то как выбралась? — спросил Измайлов, увлеченно дуя на посчитываемые синяки.

Я начала подробный доклад, но не могла связать двух слов: зевала, путалась, сбивалась на невнятное бормотание и невесть как вылетающие из меня описания родной природы.

— Не буду тебя терзать, — сжалился наконец полковник. — Отдохни.

Но продолжал топтаться возле постели. Все-таки ему не терпелось допросить меня с пристрастием. Наверное, он проклинал нашу близость. Не случись ее, вызвал бы повесткой и отдался труду, невзирая на мое физическое состояние. Чудовище! Чем хуже я о нем думала, тем сильнее возбуждалась. И здоровое желание нокаутировало болезненную разбитость саднящих членов.

— Вик, милый, — позвала я.

Он с готовностью плюхнулся рядом и поймал мой томный взгляд. Вероятно, он различил в нем страсть к даче показаний, потому что приобрел заинтригованный вид.

— Я когда-то в «Иностранке» читала повесть, — окрылила я его.

Измайлов поежился.

— Там герой приезжает из командировки, а жена спрашивает, как дела, и предлагает перекусить салатом. Он жует и тоскливо анализирует: «Если бы у нас с ней было все нормально, мы бы сразу легли…» Спокойно, Вик, еще спокойнее, еще… О. А я было начала подозревать, что мы тоже отклонились от нормы.

Измайлов смотрел на меня с восхищением, которое невозможно выразить мелочевкой фразы: «Я тебя люблю». Ему нужно было воспеть женский род целиком. И по-полковничьи емко он воспел:

— Женщины — существа двужильные.

— Еще бы, — улыбнулась я поводу поддержать его. — У моего приятеля-гинеколога это конек. Говорит, женщина с внематочной беременностью по месяцу истекает кровью, но к врачу не обращается, потому что работа, дети. А мужчине, стоит порезать палец…

— М-да, — протянул Измайлов, поспешно отдергивая руки, — ты мастерица создать фон для любовных утех.

Я собралась сказать, что тема кровотечений после Бориса так сразу не отпустит, открыла рот, зевнула и… заснула.

Утром на туалетном столике я обнаружила плакатик, который Измайлов изготовил, похоже, не отходя от меня. «Меньше слов — больше дела!» — письменно призывал неудовлетворенный Вик.

Я не успела вволю наплескаться в ванне, а мстительный Измайлов уже открывал дверь своим ключом. От совместного купания он категорически отказался:

— Поля, мои люди всю ночь искали Бориса, вокруг редакции закрутилась сплошная чертовщина, так что сосредоточься.

— Вик, где джинсы и футболка из мусорного ведра?

— Я изъял вещественные доказательства еще вчера. А ты думала, я их примерить решил? Тоже мне, подруга милиционера, таким добром швыряешься.

Я предложила ему чаю. С кофе у меня отношения испортились в одностороннем порядке.

— Юрьева нашли?

— Нет.

— Значит, бывший благоверный прав. Они вернулись и добили его. Потом закопали в овраге.

— А твой бывший здесь с какого боку? — вытаращился на меня Измайлов.

— Не знаю, Вик. Я тебе расскажу, а ты уж сам…

Наплакаться Измайлов мне тоже не позволил:

— Прекрати. Свежих захоронений там нет, это точно.

— Вик, неужели Севкин отец действительно хочет моей смерти?

Измайлов закурил. Потом открыл мне истину:

— Поленька, у меня такое ощущение, что минимум раз в жизни все, кто имел с тобой дело, не отказались бы тебя порешить.

— Ты тоже? И когда? — встрепенулась я.

— Вчера, например, — прошипел Измайлов. — Но это был уже не первый раз. Говори, не искушай на раз последний.

Ну и ну! Один пистолетом грозит, другой намекает, что голыми руками приятнее…

По мере моего детального повествования Измайлов сходил с лица в никуда. Отрешенным, апатичным и слепым он дослушивал меня. Ничего не уточнял, не выяснял, не спрашивал. Вскочил и бросил:

— Из дома ни ногой. Моих двое тоже подежурят, приглядят за теми соглядатаями. И за тобой, авантюристка, разумеется. Я тебе обязательно растолкую, чего ты наворотила, но не сейчас. И сию секунду садись за рапорт, тьфу, за изложение своей истории. И редакционной тоже. Полина, псевдонимом Ольга Павлова ты пользуешься только в газете Лизы, мы просмотрели подшивки за год. Выберем, что именно ты делана под этой личиной, вечером прокомментируешь.

— Не надо крайностей. У меня есть вырезки. Но к чему домашний арест, Вик?

— К тому, что ты наивно полагаешь, будто Валентин Петрович не успел сказать лишнего. А он застолбил свой интерес именно к изданию, сотрудника которого убили. Он опомнится. Он уже опомнился. Просто в присутствии твоего муженька и его стволов он не мог ничего предпринять.

— Каких стволов, Вик? У моего, напоминаю, бывшего муженька есть разрешение на ношение. А телохранители, как положено, на рукопашный бой ориентированы.

— Ты говоришь так, будто все еще замужем за ним, Поленька. В котором году тебе велели на этом настаивать? Знаем мы телохранителей этой публики.

— Вик, а почему ты сказал «сотрудника»? Лиза — женщина.

— Слушай, феминистка… А, Бог с тобой. Сиди и пиши: подробно-подробно, вдумчиво-вдумчиво. Только не рискуй выводы делать и версии выдвигать, задушу.

Выдержит этакое обращение среднестатистическая сударыня? Так что моя «своеобразность» — защитный механизм против мужского неприкрытого честолюбия, незавуалированной самостоятельности, нескрываемой силы и неприпрятанной слабости. Женщины не смеют открыто сочетать все это. Измайлов тем временем догадался меня поцеловать. Эх, такой если и задушит, то не досадно.

Я привычно отшлепала компьютер по податливым клавишам, не ручкой же буквы выводить. Что дальше? Конечно, выдвигать версии и делать выводы. Вик, Вик, если женщина не выставляет напоказ, это не означает, что в ней что-то отсутствует.

Мои умозаключения изяществом не грешили. Бывший муж изолировал Севу и навел на меня своих же головорезов. Юрьева прихватили за компанию, потому что пустота городских улиц обманчива, и не было гарантий нашего с Борисом скорого расставания. Это, разумеется, повод, чтобы убить совершенно незнакомого парня. Бедный лейтенант. Потом мне посчастливилось сбежать. Я нарвалась на Валентина Петровича, который, учуяв чужое преступление, соблазнился компроматом. Скорее всего, под действием какой-то мерзости в кофе, я разболтала ему свои псевдонимы. Наверное, запутанная, старалась скрыть свое настоящее имя. А возможно, представилась Ольгой Павловой, потому что смерть Лизы произвела на меня мощное впечатление. Мало ли что в насилуемом наркотиком мозгу происходит. Упустить такой «источник знаний», как я, этот лис не мог. В его среде слухи о трупах распространяются быстро. И получить сведения о Лизе из того, что само бросалось под колеса, соблазн непреодолимый. Тем временем муж, получив отчет проколовшихся ублюдков, начал меня разыскивать. А мышка сама бежала в его мышеловку. Оставалось лишь забрать меня от Валентина Петровича, приставить соглядатаев, как выразился Вик, и ждать другого удобного случая. Случая? Зачем? Неужели он деградировал настолько, что перед новой женитьбой решил казнить меня? Какой-то английский монарх повелел врачу, когда тот спросил, кого сохранить в сложных родах, обожаемую жену или медлившего выйти в мир сына: «Оставьте ребенка, женщин я найду сколько угодно». Неправдоподобно? А что правдоподобно, кроме физиологии? К слову вспомнилось кое-что, не для эстетов. Однажды жарким летом разразилась эпидемия дезинтерии. Читать народу научно-популярные лекции заставляли даже кандидатов медицинских наук. И к нам в университетскую аудиторию принесло важного остепененного дядю. Он вещал об отвратительном. О частицах фекалий, попадающих на кожу и одежду, а с них в пишу. Я взвилась: