Пикник с покойником - Смирнова Алена - Страница 23

Ляля затушила наполовину выкуренную сигарету, бросила окурок в привязанную проволокой к перилам консервную банку, пожелала мне успехов и пошла к себе. А я смотрела ей вслед и смаргивала слезы.

На улице мне на ум взбрели две вещи: первая — объяснимая, вторая — не очень. Я запретила себе мысленно мусолить повествования Евгении Альбертовны и Ляли, чтобы не сгубила сентиментальность. В кардиоцентр мне предстояло заявиться спокойной и непредвзятой. Но почему я решила, будто Енина любила Леву за то, что доцент-кардиолог Нинель Михайловна Зингер поставила ее Коле правильный диагноз? Накрепко же во мне ассоциировались люди из мастерской с Левушкой.

Бередить душу Нинель Михайловны письмом о благодарных больных было бы неуместно. Звонить в Нью-Йорк Мусе или Зорию — глупо. Вряд ли они помнили нечто яркое из маминой медицинской практики. А вот Софа могла. Я сделала большой крюк и свалилась на ее голову не комом снега — неразорвавшейся бомбой.

— Поленька, какая приятная неожиданность!

— Не обессудьте, что без приглашения и предупреждения.

Софья Григорьевна Зингер, младшая сестра Давида Григорьевича, вдовствовала и наотрез отказывалась подаваться к иным берегам, хотя дети и звали. Мы поревели о мертвых, посочувствовали живым. Потом Софа вытерла смоляные очи фартуком и изъявила согласие обслужить мои журналистские нужды. Однако уже минут через пятнадцать она сказала:

— Поленька, Нинель сделала людям столько добра, исправила столько чужих оплошностей и ошибок.

— Здесь особый случай, ребенка едва не загубили. Еще раз по буквам: что связывало Нинель с пациентом?

— Порок сердца. Упущенное время. Если что-то еще всплывет в памяти, позвоню, — заверила Софа.

Я зашагала к медикам. Измайлов, Измайлов, откуда в тебе уверенность, будто ноги кормят лишь сыщиков? Не велел мне показываться в гостинице и полагаешь, я перебираю дома клавиши компьютера? Прежде чем за него плюхнуться, надо облазить город вдоль и поперек. Я бы давно купила машину, но нельзя. При моей склонности к отключкам вдоль шоссе ни один фонарь не устоит. Да и перед пешеходами надо чувствовать ответственность. Они же не виноваты в том, что я — женщина с закидонами. Такси тоже отпадает. Счет за него редакторам можно предъявлять, только если хочешь их умертвить.

Метро, трамвай, троллейбус… Очнулась я в кабинете главного врача. «Зачем тебе пить, детка? — недоумевает иногда Измайлов. — Ты, счастливица, и без спиртного вырубаешься». «Шампанское подорожало?» — ехидничаю я.

— Итак, побеседуйте с хирургами, расспросите о житье-бытье. Сразу поймете, что мы не чудовища…

О, оказывается, с полковником милиции я разговаривала телепатически, а с доктором вслух. Однажды получилось наоборот, еле вывернулась.

И снова звучали грустные истории. Стоимость искусственных клапанов и лекарств потрясала, стоимость своего труда врачи стыдливо умалчивали.

— Но кто-то же оплачивает операции собственных детей! — воскликнула я.

— Пожалуйста, первая семья за последние несколько месяцев, — скривился данный мне в поводыри доктор. — Деньги спонсорские. Отец в палате с мальчиком.

— Можно его отвлечь?

— Попробуйте.

Сказать, что отец был полумертв от усталости, значит, покривить душой.

Даже трупы порой улыбаются каким-то последним видениям. Этот же изможденный и угрюмый человек, еле разлепляя сухие губы, сразу предупредил:

— Боюсь. Любая моя положительная эмоция отнимет у сына что-то хорошее. И, соответственно, добавит дурного.

— Давайте немножечко поговорим о спонсоре.

Он кивнул и скороговоркой рассказал, как ухудшилось состояние ребенка. Распродав мебель, дачу и золотишко жены, люди поняли: и себя продав, на срочную операцию не наберут. Им было стыдно и тяжко, но они дали объявление в газету, указали номер благотворительного счета. Кто-то ссудил сто рублей, кто-то пятьсот. Несколько граждан пожертвовали «открытые письма» — призывали не попрошайничать, а найти способ обогатиться. И вдруг, когда надежда почти растаяла, к ним = пришел человек. Изучил выписки из истории болезни дитяти, справки, не побрезговал рецептами. Шепнул:

— Ждите поступлений. И не солгал. Но имя свое обнародовать запретил.

— Не майтесь, — сказала я. — Сегодня рок свел меня с женщиной, лишившейся сына. И прокутить накопленные на его операцию деньги — не в ее стиле. Это Енина жертвовательница?

— Не упоминайте в статье, чтобы не обиделась. Но ведь распирает от благодарности. Наш ангел-хранитель — Евгения Альбертовна Енина…

Обычно я не пишу с лету, даю материалу и впечатлениям отстояться. Но на сей раз я была не прочь изменить привычке. Не успела. Зазвонил телефон.

— Немедленно включи телевизор, — потребовал полковник Измайлов.

— Летом я его принципиально не включаю.

— Включи, посмотри, а потом спустись ко мне. Поведаешь о своих фокусах.

Звучало грозно. Наверное, Вик попал в объектив камеры, дал интервью и прятал за свирепостью желание похвастаться своей телегеничностью. Я исполнила его прихотливую волю.

— Криминальная хроника, — то ли с виноватой, то ли с саркастической улыбкой объявил диктор. — Вчера вечером в своем офисе был убит генеральный директор…

Иногда скорость мысли опережает даже самую современную технику. «Иван или Юра?» — успела прикинуть я за секунду. Но на экране появился особняк, в который наведывался подставной от мафии, вернее, приставленный ею к Юре Саша.

— В прошлом трижды судимый, подозреваемый правоохранительными органами в активизации деятельности мощной преступной группировки и причастности к устранению ряда лиц… — вещал диктор.

Показали кабинет и труп.

— Рядом с телом была найдена записка, гласящая: «Привет от Алекса». Напечатано послание на машинке убитого. Вероятно, речь идет об умершем недавно от передозировки сильнодействующего наркотического средства Александре Люблинском, который был известен в преступном мире под кличкой Алекс, но никогда не привлекался к уголовной ответственности…

Дотошный оператор, видимо, задался целью увековечить на пленке все углы помещения.

— Сотрудники правоохранительных органов не исключают, что речь идет о заказном убийстве, представленном в виде обычного — удар тяжелым предметом по голове — с целью запутать следствие…

«Докатились, — подумала я. — До понятия „обычное убийство“ докатились. Если из незарегистрированного огнестрельного оружия с контрольным выстрелом — то необычное. Все остальное — не стоит внимания, бытовуха, мол». Однако на рассуждения времени не было. Я снова вляпалась в неприятности и дала Юрьеву повод острить. Дескать, стоило Полине приблизиться к Юрию Васильевичу Федорову, как прихлопнули голубчика. Не успел попользоваться наследством, которое оставил ему Алекс. Предчувствия мои можно было считать цветочками по сравнению с волчьими ягодами реальности. Потому что за меня принялся не Борис, а полковник Измайлов — в присутствии Бориса и Балкова.

— Выкладывай абсолютно все про Алекса, Юру и… про кого ты там еще нарыла. Абсолютно! Недавно ведь терзала меня этим Алексом! Да, координаты своих осведомителей не забудь.

— Не осведомителей, а информаторов. Координаты скрою, елки. Давешний рассказ про Алекса повторю слово в слово. Что, худо приходится? Когда вы втроем надо мной нависаете, милицейские дела идут неважно.

Напряженно сидящий в кресле Сергей Балков похвалил мое «особое чутье на готовящиеся убийства». Борис Юрьев что-то угрожающе забормотал.

— Не делай ей комплиментов, Сергей. — Вик пресек попытку Балкова установить со мной доверительные отношения. — Иначе обнаглеет и начнет дозировать показания.

— Показания? — взвилась я. — Рта не раскрою. Убийцу Некорнюка не нашли, убийцу Левы тоже. Пинкертоны. Я вам уже том показаний выболтала. А вы получили очередной «висяк», запаниковали и отыгрываетесь на мне. Ну скажу я, что убитый вчера человек слыл «последним другом и покровителем Алекса». Что любая «шестерка» в городе считала вполне возможным: именно этот человек приказал убрать Алекса, а Юру премировали за исполнительность готовой фирмой. Опять же напомню о выплаченных Алексом Леве деньгах. Это поможет вам найти убийцу? Не смешите.