Повести - Голицын Сергей Михайлович - Страница 85

— Послушайте, милейший доктор, ведь вы пошли по неправильному пути.

Тычинка начал мне подробно объяснять: оказывается, берестяные книги могут быть двух видов. Если бы мы не нашли, а только бы напали на след берестяных рукописей с буквами, процарапанными косточками, и то это было бы замечательно — березовые книги двенадцатого или тринадцатого века. А в семнадцатом столетии в Сибири и на Севере трудно было доставать пергамент, и потому поневоле там писали иногда на бересте, но чернилами. Потом листы сшивали, чтобы не коробились, и переплетали с деревянными или металлическими крышками. Словом, такие книги кое-где в музеях сохранились.

— Очень жаль, значит, ваша экспедиция закончилась неудачей. — Послышался далекий вздох Тычинки.

Мы пожелали друг другу здоровья. Я повесил трубку и вышел.

Я никогда не думал, чтобы так быстро могли меняться люди. Николай Викторович стоял у входа в почтамт. Он сиял так, словно само полуденное солнце бросило все свои лучи на его глаза и на его улыбку. Он держал за обе руки темноволосую девушку в синем с цветочками платье, в темно-синих туфлях, в соломенной шляпке еще больших размеров, чем у меня.

Конечно, передо мной стояла исчезнувшая жена Николая Викторовича — прекрасная Ира. Я крепко пожал ей руку.

— Идемте в «Кафе-мороженое», — пригласил меня Николай Викторович.

Это было самое настоящее предательство по отношению к нашим ребятам: удрать и наслаждаться мороженым без них. Но Николай Викторович больше всего на свете любил Иру, а Ира больше всего на свете любила мороженое.

Мы сели за первый столик справа. Официантка приняла от нас заказ.

Ира начала рассказывать о своих приключениях.

Она поехала на дачу купить у тети танкетки, которые той были малы, и попала на день рождения дедушки; ее никак не отпускали. Наконец она вернулась в Москву и прочла телеграмму. Там стояло: «Я сомневаюсь, что ты меня любишь». Когда Ира сейчас повторила эти слова, голос ее дрогнул… Она помчалась в Ярославль. Почему она выбрала именно этот город? Потому что знала: мы путешествуем где-то по Ярославской области.

Официантка принесла двойные порции мороженого. В каждой мельхиоровой вазочке было по десять шариков размером с небольшие яблочки. Коричневые, розовые, кремовые, цвета какао, цвета кофе с молоком, цвета давленой земляники… Каждый-шарик обладал своим особенным, ни с чем не сравнимым вкусом и ароматом…

А жила Ира на туристской станции. С утра до вечера она дежурила на почте. Она знала, когда Коленька появится в Ярославле, он обязательно придет сюда говорить по телефону с Москвой, говорить с ней, с Ирой.

— А во вчерашней газете о вас так хорошо написали…

— Что написали? — спросил Николай Викторович.

— А вы разве не знаете? — Ира открыла сумочку, подала нам газету и показала отчеркнутую красным карандашом статью.

Николай Викторович и я стали читать вместе.

УНИКАЛЬНАЯ НАХОДКА

Как нам сообщают из Ростова, вчера в местный краеведческий музей явился неизвестный гражданин и преподнес в дар музею редчайшую рукописную книгу двенадцатого столетия. Книга церковная, с несколькими цветными миниатюрами поразительной, непревзойденной красоты, доказывающими высокую культуру и тонкий художественный вкус их безвестного творца.

На первой странице книги с трудом удалось разобрать надпись о том, что книга принадлежала Василько Ростовскому, следовательно, была из знаменитой, считавшейся погибшей во время татарского нашествия библиотеки отца Василько — Константина Мудрого.

К сожалению, ценнейшая находка сильно испорчена пожаром и некоторые миниатюры обгорели.

На книге стоит треугольный штамп небезызвестного собирателя книг и древних рукописей ростовского купца Хлебникова П. В., жившего в прошлом столетии. Его собрание также считалось бесследно уничтоженным пожаром.

Недавно во Владимирской области удалось найти одну книгу с таким же треугольным штампом. Таким образом, можно предположить, что часть Хлебниковского собрания была спасена от пожара.

Ярославский и Ростовский музеи предполагают в ближайшее время организовать совместную экспедицию в поисках остатков Хлебниковского собрания, куда, видимо, перешли некоторые книги из легендарной библиотеки Константина.

Любопытно, что помог обнаружить и ту и другую исторические ценности отряд московских школьников-туристов. Сейчас эти школьники, занимающиеся розысками таинственных березовых книг, путешествуют где-то по Ярославской области.

— Какой ты у меня умный! — гордясь за своего мужа, сказала Ира.

— Как все это интересно! — воскликнул я.

— Потрясающе интересно! — воскликнул Николай Викторович. — А ведь у нас есть еще пятнадцать книг со штампом Хлебникова.

Правда, нам эти пятнадцать показались не столь ценными, как та, принадлежавшая Трубке. Но все равно их надо немедленно отнести в Ярославский музей.

— Да, пойдемте в музей, только не сейчас, — ответил Николай Викторович, — надо же в конце концов этих трех негодных девчонок наказать.

— Наказать? За что же? — встревожилась Ира. — Неужели он такой злой бывает? — повернулась она ко мне.

— Иногда, — уклончиво ответил я.

Николай Викторович рассказал о «преступлении» девочек.

— Ну, как тебе не стыдно! — возмутилась Ира. — Я бы тоже обязательно побежала танцевать. Удивляюсь, почему остальные тебя послушались.

— Да ведь они были в таких грязных штанах.

— А ты сам не постеснялся в своих отвратительных штанах забраться в кафе? Одним словом, прости их.

— Это непедагогично — так легко прощать, — буркнул Николай Викторович, уже начиная сдаваться. — Пора уходить.

Мы встали и вышли на улицу.

На другой стороне площади мы увидели белые зубчатые стены с белыми башнями, на широкой угловой башне прочли надпись на мраморной доске:

«И здесь следы библиотеки Константина, — подумал я. — Возможно, у Константина был список «Слова», переписанный на бересте. Триста лет спустя безвестный инок вторично переписал «Слово», уже на пергаменте. А прошло еще триста лет, и большой любитель старины граф Мусин-Пушкин нашел этот список, а прошло еще двадцать лет, и бесценная подлинная рукопись сгорела во время нашествия французов, когда сгорела вся Москва…»

На волжской набережной нас ждали Вася и Миша.

Следом за мальчиками мы перелезли через металлическую решетку, что, по моему мнению, не полагалось, особенно мне, научному консультанту. Спустившись вниз, к самому берегу Волги, близ устья Которосли мы нашли всех наших, сидевших на песке.

Мальчики и девочки, прищурившись, бесцеремонно оглядели Иру со всех сторон. Они ее видели впервые, и, понятно, жена их пионервожатого вызвала у них повышенное любопытство. Кажется, все остались довольны осмотром.

Ира подошла к Ленечке, лежавшему на носилках, и спросила о его здоровье.

— А где те несчастные? — спохватилась она. «Преступницы» в ожидании приговора держались в сторонке.

— Галя, Лида и Таня! Встаньте и подойдите ко мне, — твердо сказал Николай Викторович.

Все три нехотя выполнили приказ. Покрасневшая Танечка сдвинула свои тонкие брови, Лида собралась расплакаться, Галя казалась совершенно равнодушной.

— Будете еще безобразничать?

— Николай Викторович, а вот мама моя, право слово… — забубнила Лида, вдруг остановилась и прошептала: — Не буду…

— Не буду, — повторила Танечка. Галя промолчала.

— Скажите спасибо, что сегодня последний день похода. «Большая» линейка отменяется, — торжественно возгласил Николай Викторович.