Записки хроноскописта - Забелин Игорь Михайлович - Страница 23

— На украшение это совсем не похоже, — возразил он. — Вот, взгляните: на черепке изображены сломанные стрелы — Сахаров взял одну из коробочек и протянул ее мне.

На почерневшем черепке действительно виднелись изображения двух сломанных стрел и кончик третьей стрелы. Стрелы были переломлены примерно посередине, а концы их направлены в одну сторону.

— Или этот черепок, — продолжал Сахаров. — Здесь нарисован какой-то треугольный предмет. — Он тотчас поставил коробочку обратно и взял следующую, самую большую. — На этом черепке при некоторой фантазии можно разглядеть человека с натянутым луком. Смотрите. — Сахаров обвел едва заметный контур, и я вынужден был согласиться с ним. — Остальные черепки-немые. Лишь на двух из них видны какие-то прямые линии.

Склонившись над столом, я разложил черепки в таком порядке: слева-черепок со стрелком из лука, посередине — черепки с треугольником и прямыми линиями, а справа-черепок со сломанными стрелами.

Да, рисунки не были похожи на украшение. Неведомый мастер запечатлел на кусках еще плохо обожженной глины какую-то мысль, очевидно важную, раз счел необходимым записать ее. Но какую? Мне чудилось, что толща тысячелетий рассеялась и я ощущаю тревожное биение мысли далекого предка, угадываю его волнение. Угловатые глиняные черепки о чем-то кричали людям, в чем-то убеждали их…

— Сломанные стрелы, — сказал я. — Все дело в сломанных стрелах.

— Не спорю, — согласился Сахаров — Но что они означают?

— Я вспоминаю более поздний символ-меч, вложенный в ножны. Он означал конец войны.

— Следовательно, по вашему мнению, сломанные стрелы-символ перемирия между двумя враждовавшими племенами? Логично, но…

— Слишком просто? — перебил я Сахарова.

— Пожалуй. Такое заключение как бы лежит на поверхности, и поэтому я не верю ему…

— Интуитивно я тоже угадываю иное. Однако не идем ли мы по ложному следу? Не наделяем ли мы подсознательно неолитического человека своей психологией и своим интеллектом? И потом, пиктограмма-не шифровка, она должна быть простой, понятной.

— Ничего не могу возразить. — Сахаров приподнял широченные плечи и развел руками. — А хроноскоп не мог бы поколдовать?

— Хроноскоп! — усмехнулся я. — Как будто он может заменить человеческую голову! Но попытка — не пытка. Приносите ваши сокровища.

Сахаров повернулся к молодому историку.

— Из фондов музея мы ничего не разрешаем выносить, — сказал тот. — А хаирханские черепки уже занесены в инвентарные списки.

— То есть как в списки? — удивился Сахаров- Разве не я вам привез их?

— Это не имеет значения. Мы ни для кого не делаем исключений…

Не дожидаясь окончания спора, я незаметно вышел из комнаты.

Глава третья

в которой хроноскоп вновь вступает в действие, но не разрешает наших сомнении, несмотря на усовершенствования, внесенные в его устройство Березкиным

Сахаров позвонил мне через неделю и радостно сообщил, что получил наконец свои черепки. Я поздравил его с успехом, и мы, не откладывая, поехали в институт к Березкину.

Стараясь не опережать событий, я до самого последнего момента ничего не рассказывал своему другу о глиняных черепках, а Сахарова заранее предупредил, что ждет нас, вероятно, весьма нелюбезный прием. К немалому моему удивлению, Березкин очень обрадовался нашему приходу.

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Помните, с какими трудностями мы столкнулись, когда пытались расшифровать дневники Зальцмана, переписанные им в Краснодаре? На экране хроноскопа, независимо от занесенных в дневник событий, все время сидел и писал худой — человек с острыми локтями. Иначе говоря, хроноскоп умел восстанавливать лишь события, происходившие непосредственно в момент записи (так он восстановил сцену у поварни, когда Зальцман прятал тетрадь Черкешина). Но хроноскоп не обладал способностью истолковывать самый текст, выяснять, перебирая различные варианты, самую суть написанного и наглядно иллюстрировать ее.

Березкин же поставил перед собой цель добиться этого от хроноскопа.

Разумеется, мы понимали, что многого достичь не удастся, что хроноскоп никогда не заменит мозг и не избавит нас от необходимости мыслить. Но вот вам конкретный пример. До усовершенствования хроноскоп мог рассказать нам лишь о том, как глиняный сосуд превратился в груду черепков. После же усовершенствования (мы на это надеялись) он должен был помочь нам расшифровать пиктограмму, как бы восстановить события, зафиксированные в ней неполно и неясно.

Березкин очень не любит распространяться о ходе своих изысканий, и поэтому, зная, над чем он работает, я далеко не всегда представлял себе, в каком состоянии находятся его дела.

По счастливой случайности, Березкин решил, что настала пора экспериментировать именно в тот день, когда Сахаров вновь стал обладателем хаирханских черепков.

Как ни велико было желание Березкина проверить новые способности хроноскопа, ученый одержал в нем верх над конструктором: решено было вести расследование по всем правилам, не забегая вперед.

Первое задание хроноскопу покажется неискушенному человеку очень наивным: мы хотели узнать, почему глиняный сосуд превратился в груду черепков. Очевидно, произошло это одним из трех способов: либо он развалился от времени, либо на него упал какой-нибудь тяжелый предмет, либо, наконец, его разбили люди; последний вариант допускал два толкования: люди могли разбить сосуд сразу же после того, как сделали, или много лет спустя, когда он пришел в негодность. Сахаров (как раз и относящийся к числу «неискушенных») удивился нашему праздному, по его выражению, любопытству, но мы с Березкиным лишь понимающе улыбнулись друг другу.

Итак, хроноскоп получил задание выяснить, почему глиняный сосуд с пиктограммой превратился в груду обломков.

Ответ пришел тотчас: на экране возник силуэт человека, сидящего на скрещенных ногах; кто-то не видимый на экране осторожно поставил перед ним большой глиняный сосуд; а потом случилось неожиданное: сидевший на скрещенных ногах человек взмахнул каким-то тяжелым продолговатым предметом, ударил им по глиняному сосуду, и тот, разумеется, развалился.

Березкин уточнил задание, указал хроноскопу время действия. На этот раз вместо условной человеческой фигуры на экране появился длинноволосый бородатый мужчина, одетый в грубо выделанную звериную шкуру, а в продолговатом предмете, который он обрушил на сосуд, мы без труда узнали орудие макролитическаго типа-нечто похожее на каменный топор.

Сахаров совсем не напоминал тех восторженных зрителей, с какими нам до сих пор приходилось иметь дело. Он ничуть не растрогался, увидев, как неведомый воин расправился с глиняным сосудом. В голосе Сахарова слышались откровенно скептические нотки, когда он попросил нас истолковать эпизод.

— Мы видели столько же, сколько вы, — ответил ему Березкин. — Расследование только начинается.

Никому ни слова не говоря, он дал хроноскопу новое задание. И перед нами, быстро чередуясь, промелькнули события далекого прошлого. Сначала на экране возникла полуобнаженная женщина; она сидела на корточках и обмазывала глиной сплетенную из гибких ивовых прутьев корзину. Когда она закончила работу, к глиняному сосуду подошел мужчина и острой палочкой начертил на нем какие-то контуры — очевидно, пиктограмму. Затем глиняный сосуд обожгли на костре, прутья сгорели, а готовое изделие бережно поставили перед длинноволосым бородатым человеком.

— Это уже серьезнее, — сказал Березкин, обращаясь преимущественно к Сахарову. — Думаю, что можно сделать кое-какие выводы. Например, бесспорно, что работа гончарки и художника чем-то не удовлетворила бородатого воина-удар каменного топора достаточно убедительное тому свидетельство. Если теперь все известное нам расположить в логической последовательности, то получится законченная цепь поступков. Бородатый воин-очевидно, он был вождем племени-распорядился сделать глиняный сосуд и вычертить на нем пиктограмму; гончарка и художник выполнили распоряжение, но не угодили вождю, и он разбил сосуд,