Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август - Страница 11

— Прелестная фрейлейн, не сердитесь, — возразил он. — Перед вами не страшное чудовище, удерживающее вас здесь, в плену. Я граф Рейнальд, по прозвищу Вундеркинд. Посмотрите, — мне удалось разрушить чары, затуманившие ваше сознание.

Девушка чуть приподняла покрывало и, увидев осколки разбитой алебастровой доски, очень удивилась смелому поступку юноши. Она ласково посмотрела на него, — а надо заметить, Рейнальд ей сразу понравился, — дружески протянула ему руку и попросила подняться с колен.

— Если это так, как вы говорите, благородный рыцарь, то завершите начатое дело и выведите меня из этой ужасной пещеры. Я хочу увидеть божественное солнце, если сейчас день на дворе, или золотые звёздочки на небе, если сейчас ночь.

Рейнальд подал ей руку, чтобы провести через те семь роскошных комнат, через которые перед тем прошёл сам, но за дверью каморки их встретила такая египетская тьма, какая только была, наверное, до сотворения мира, пока не зажёгся первый солнечный луч: все свечи погасли, и хрустальная люстра больше не лила мягкий свет с высокого купола базальтового свода. Долго блуждала благородная пара в темноте, прежде чем нашла проход в этом лабиринте и увидела впереди дневной свет, проникавший сквозь бесформенное отверстие в скале. Выйдя из пещеры и оказавшись среди всеоживляющей природы, освобождённая от чар пленница ощутила целительный прилив сил и с восхищением вдыхала аромат цветов, принесённый лёгким зефиром с цветущих лугов. Она села рядом со стройным рыцарем. Девушка была прекрасна, как обладавшая совершенной красотой первая женщина, сотворённая Богом из адамова ребра. Однако ещё больше Рейнальда мучило страстное желание узнать, кто она, эта прелестная незнакомка, и как её заворожили в этом лесу. Он осторожно спросил её об этом и фрейлейн, раскрыв свои алые губки, рассказала ему вот что:

— Меня зовут Хильдегард. Я дочь Радбора, князя Померании. Лужицкий князь Цорнбок потребовал у отца, чтобы тот отдал меня ему в жёны. Это был отвратительный великан и язычник, о котором ходила молва, будто он могущественный волшебник, владеющий искусством чёрной магии. Поэтому ему отказали, сославшись на мой юный возраст. Язычник пришёл в такую ярость, что в схватке убил моего доброго отца и завладел его княжеством. Я спаслась бегством и укрылась у моей тётки, графини Фобург. Три моих брата — все статные рыцари — в это время были в походе за пределами страны. Моё местопребывание не могло долго оставаться скрытым от колдуна. Завладев землёй моего отца, он решил похитить и меня, что для такого искусного мага было совсем нетрудно.

Мой дядя — граф — увлекался охотой, и я часто сопровождала его. Все рыцари двора наперебой старались предложить мне лучшую лошадь. Однажды незнакомый конюший подвёл ко мне великолепного белого, в серых яблоках жеребца и попросил принять его как подарок от своего господина. Я спросила имя его господина, но конюший, извинившись, что не может ответить на этот вопрос прежде, чем я испытаю коня, обещал по возвращении с охоты всё объяснить, если подарок понравится. Я не могла отказать просьбе. Жеребец был так великолепно убран, что привлек к себе взоры всего двора: пурпурного цвета чепрак был богато украшен золотом, драгоценными камнями и чудесной вышивкой; красная шёлковая уздечка шла от мундштука к шее; стремена и удила были из чистого золота и густо усыпаны рубинами.

Я села в седло и сама гордилась собой. Бег благородного коня был таким лёгким и плавным, что, казалось, он едва касается копытами земли. Грациозно перескакивал он через канавы и кусты, оставляя позади себя самых отчаянных рыцарей. Потревоженный охотой белый олень, за которым я погналась, увлёк меня в глубь леса, и я оставила далеко позади свиту и охотников. Чтобы не заблудиться, пришлось прекратить погоню и повернуть к месту общего сбора. Но жеребец вдруг словно взбесился — вставал на дыбы, тряс гривой и не хотел повиноваться. Я пыталась успокоить его, но вдруг с ужасом увидела, что белый, в яблоках конь превращается подо мной в пернатое чудовище: передние ноги расширились в пару крыльев, шея удлинилась, из головы вытянулся широкий клюв, и я увидела длинноногого гиппогрифа, который, разбежавшись, поднялся вместе со мной в небо и меньше чем через час перенёс меня в этот лес, опустившись перед стальными воротами античного замка.

Первый страх, от которого я ещё не успела прийти в себя, ещё больше возрос, когда я увидела конюшего, приведшего мне утром белого в яблоках. Он почтительно приблизился, чтобы помочь мне сойти с седла. Ошеломлённая от ужаса и негодования, я молча позволила провести себя через множество великолепных покоев замка и в конце концов оказалась в обществе парадно разодетых дам, встретивших меня как свою повелительницу. Все они старались друг перед другом мне услужить, но никто из них не хотел сказать, где и в чьей власти я нахожусь.

На меня нахлынула немая тоска, прерванная однажды появлением чародея Цорнбока, принявшего образ смуглого цыгана. Он упал к моим ногам, умоляя о любви. Я встретила убийцу моего отца так, как подсказывало мне сердце. Нрав изверга был буйным, и он легко приходил в ярость. Страсть бушевала в его груди, но ему так и не удалось преодолеть моё отчаянное упорство. «Пусть лучше исполнится угроза чародея, и мне суждено будет умереть под развалинами разрушенного отцовского дворца, чем он получит власть надо мной», — думала я. Но Цорнбок вдруг быстро покинул меня. Через семь дней он снова повторил своё ненавистное предложение. С презрением я указала ему на дверь, и он в бешенстве бросился вон из комнаты.

Вскоре земля содрогнулась. Казалось, замок проваливается в бездну. Я опустилась на софу и лишилась чувств. Из этого мёртвого забытья меня вывел страшный голос волшебника:

«Проснись, любимая, и скажи мне: за семь лет сна смягчило ли благодетельное время твою ненависть к верному паладину? Зажги в моём сердце хоть маленький луч надежды, и этот печальный грот превратится в храм радости!»

Я не удостоила гнусного колдуна ни ответом, ни взглядом, окутала лицо покрывалом и заплакала. Моё горе, казалось, тронуло его. Он просил, умолял, унижался, извиваясь как червь у моих ног, пока наконец его терпение не истощилось. Тогда чародей быстро вскочил на ноги и сказал:

«Хорошо, пусть будет так! Через семь лет мы продолжим этот разговор.»

Он поднял алебастровую доску на постамент, и тотчас же непреодолимый сон сомкнул мне веки до тех пор, пока злодей опять не прервал мой покой.

«Бесчувственная, — заговорил он, обращаясь ко мне, — если ты по-прежнему жестока со мной, то подумай хотя бы о своих братьях. Мой неверный конюший рассказал им о твоей судьбе, но он, предатель, наказан. Несчастные пришли с войском, чтобы вырвать тебя из моих рук, только руки эти оказались для них слишком крепкими, и теперь, превращённые в чудовищ этого леса, они жалеют о своём безрассудстве».

К этой жалкой лжи злодей прибёг, чтобы сломить мою стойкость, но он лишь сильнее ожесточил против себя моё сердце. Усмешка и глубокое презрение были ему ответом.

«Несчастная, — взорвался язычник, приходя в ярость, — твоя судьба решена! Спи до тех пор, пока невидимые силы будут покорны этому талисману!»

С этими словами он подвинул алебастровую доску на прежнее место, и магический сон похитил мою жизнь и сознание. Вы разбудили меня, благородный рыцарь, разрушив волшебные чары, но я не понимаю, как вам это удалось, и что могло помешать колдуну одолеть вас. Наверное, Цорнбока нет в живых, иначе вы не смогли бы безнаказанно посягнуть на его талисман.

Прелестная Хильдегард была совершенно права. Злодей во главе лужицко-сербских войск вторгся в Богемию в ту пору, когда той страной правила Либуша, ведущая свой род от лесной нимфы, и нашёл в ней сильную соперницу. В чародействе, он был не более чем ученик, по сравнению со знаменитой богемской правительницей. Она настолько превзошла его в этом искусстве, что Цорнбок не устоял на поле битвы перед доблестным рыцарем, в руках которого её магическое оружие было неотразимым.